Пока плененная Майлис жила в недрах Пустой горы, в окрестностях бродил некто, желавший покончить с Хик-Хиком. Имя его было Касиан. Все надежды и чаяния Касиана улетучились, пока он наблюдал за Великой битвой между фунгусами и солдатами. Он видел все: боевые действия войска, неожиданную победу фунгусов, уничтожение полка и убийство Ордоньеса. Все это его изумило – не более. Зато появление в конце битвы Хик-Хика вывело Касиана из себя. Невыносимее всего было поведение фунгусов, которые беспрекословно подчинялись пройдохе. Эта картина разрушала все планы Касиана, он понял, что каким-то невероятным способом Хик-Хик завладел Властью. Но вопрос оставался без ответа: как этот ничтожный человечишка добился того, чтобы чудовища его слушались? Прибить бы его – да и дело с концом. После битвы, когда фунгусы и их предводитель направились к Пустой горе, Касиан, держась на почтительном расстоянии, последовал за ними. Он не переставал удивляться легкости, с которой передвигались эти существа. Монстры обладали необыкновенной способностью сливаться с окружавшей их растительностью, заметить их было так же трудно, как жужелиц в куче угля. Хик-Хика окружали сотни фунгусов, и несмотря на то, что Касиан об этом знал, ему с трудом удавалось различать маячившую вдали спину в черном пальто, за которой двигались неясные тени. Касиан выбрал удобное место недалеко от Пустой горы и принялся ждать, вооружившись терпением опытного охотника. Он занимал выгодную позицию на высокой скале, которая надежно скрывала его от чужих глаз. Оттуда он видел проход между скалами, ведущий в кауну, и замечал любого, кто направлялся туда или обратно. Рано или поздно Хик-Хик непременно появится, и тогда он разнесет ему башку выстрелом из своей замечательной двустволки. «Я потомок Филоме, – бормотал про себя Касиан. – Мои предки тысячу лет искали Власть, и мне на роду написано стать властелином». Однажды Коротыш, которого в тот день совсем зашпыняли собратья, нещадно мутузившие его своими языками, вышел из Пустой горы, чтобы немного развеяться, и увидел Касиана. Тот сидел за белой скалой с ружьем в руках и не спускал глаз со входа в пещеру. Маленький монстр изучил намерения этого высокого рыжебородого человека, и фунгусское чутье подсказало, что перед ним низменное, жестокое, отчаянное и высокомерное существо, к тому же распоследний эгоист. Раньше Коротыш немедленно побежал бы докладывать о своем открытии Хик-Хику. Но с некоторых пор даже его, самого мелкого из фунгусов, достали выходки и пьяная брань хозяина, удары приклада по голове и пинки в разные части туловища. Фунгусы довольно долго изучали Хик-Хика, стараясь понять все чувства и порывы, исходившие из его души. Поначалу он был им полезен. Этим существам, которые общались на языке ощущений, этот человек служил подобием словаря. Однако он уже очень давно не излучал никаких новых эмоций и повторялся, словно певец с ограниченным репертуаром. Фунгусы знали все его желания и обиды, все его настроения. Он бывал грустен или раздражен, ругался и храпел. И ничего больше дать им не мог, а потому с каждым днем становился все менее интересен. Возможно, именно по этой причине они с таким остервенением долбили горную породу и все меньше слушались. Только когда он спал, чудовища собирались вокруг и наблюдали за этим непостижимым состоянием, свойственным людям, которые умеют спать и видеть сны. Некоторое время Коротыш следил за Касианом. Чутье подсказывало, что этот рыжеволосый человек лютой ненавистью ненавидит Хик-Хика, фунгусы же ему безразличны: он не желает им ни зла, ни добра. И, как свойственно фунгусам, ответил на прочитанные чувства тем же: безразличием. Коротыш не стал причинять этому человеку зла, не стал и помогать, а вернулся в Пустую гору, чтобы влачить дальше унылое существование самого последнего и ничтожного из фунгусов и не противиться судьбе. XVII Ничтожество и беспредельность Майлис возмутило ночное вторжение фунгусов в ее комнату, и на следующее утро, спустившись к завтраку, она спросила Хик-Хика, что все это значит. Тот сидел за столом, ожидая пленницу. Майлис встала перед ним руки в боки и не просто попросила, а потребовала объяснений. Однако в ответ услышала нечто поразительное: – Ах, вы об этом. Не слишком приятно, правда? Но ничего не поделаешь – привыкните. Желая ее успокоить, Хик-Хик рассказал, что чудовища вторглись в ее комнату из чистого любопытства. Фунгусы не спят, просто не умеют. Повадки людей, которые им непонятны, вызывают у них сильнейшее любопытство, и противостоять этому невозможно. В некоторых случаях их навязчивость переходит все границы. На монстров можно кричать, лупить их палкой, им все нипочем. Не стеснявшийся в выражениях Хик-Хик пояснил это на таком примере: – Отгонять их так же бесполезно, как срать, усевшись на навозной куче с мухобойкой в руке. Неужто мухи оставят вас в покое? Эти неаппетитные рассуждения пришлись в аккурат к началу завтрака. Однако вскоре Хик-Хик перешел к вопросу, который интересовал его на самом деле: – Вы любите цветы? – И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Конечно, любите. Все женщины любят цветы. После завтрака Майлис собралась было войти в свою комнату под куполом горы, но неожиданно испугалась. Грубо сколоченная дверь открывалась наружу, и, дернув за ручку, она почувствовала, как изнутри нечто безудержно ломится прочь. Это были цветы, гора цветов, подобная океанской волне. «Наполните ее комнату цветами», – приказал Хик-Хик фунгусам, и те выполнили приказ буквально. Цветочная река хлынула из комнаты и водопадом устремилась в пустоту. На протяжении следующих дней Майлис получила много подобных подарков – пышных и одновременно диких. Так Хик-Хик, всюду сопровождаемый Лысой Гусыней в качестве оруженосца, оказывал ей знаки внимания. – Я готов отдать все за возможность вернуться в то утро, – говорил он за завтраком, – когда вы ждали меня в остале пурпуров, а я не пришел. Женщина вежливо, но твердо отвечала, что пути назад уже нет: – Мой тогдашний знакомый был идеалистом, а сейчас я оказалась во власти деспота, который командует войском чудовищ. Услышав эти слова, Хик-Хик рассердился, выскочил из-за стола и удалился в сопровождении верной гусыни. Остаток дня он чувствовал себя оскорбленным и не желал видеть Майлис, а чтобы убить время, руководил бессмысленным строительством, раздавая еще более бессмысленные указания фунгусам, которые работали как заведенные, и пил винкауд, горячий или холодный. Майлис тем временем разгуливала в свое удовольствие внутри горы, хоть ей и приходилось терпеть постоянную слежку Коротыша. Маленький фунгус, напоминавший не то гиену, не то льва на охоте, выдерживал почтительную дистанцию, не приближаясь, но и не отставая. По приказу Хик-Хика он следовал за Майлис по пятам и не спускал с нее глаз. * * * Однажды вечером Хик-Хик назначил Майлис свидание на скале, нависавшей над пропастью в центре опустошенной горы и служившей подобием смотровой площадки, откуда можно было вволю полюбоваться ночным мраком. Лунный свет проникал в отверстия, пробитые в стене, но его бледные лучи не могли пробиться в самую глубину огромного пустого пространства. Майлис опасалась, что этому месту предназначено стать еще одной сценой для нелепых попыток Хик-Хика ее соблазнить. Так оно и вышло. – Я сочинил для вас стихи, – признался он. Майлис в ужасе закрыла рукой глаза. Страшно представить, какие стоки сложились в уме у этого человека. Но тут ее ждал новой сюрприз: – Читать я стесняюсь, – продолжал Хик-Хик, – поэтому заставил их выучить моего слугу. Майлис не понимала, что он имеет в виду, пока поклонник не подозвал Коротыша. Фунгус расположился в струях лунного света, падавших на площадку через круглое окошко, словно на подсвеченной прожектором сцене, и отвесил поклон – все как научил Хик-Хик. После этого хрипло затянул: Девица в кринице воды набрала И вниз по дорожке с солдатом пошла. Вы знаете имя девицы прекрасной? Ее называют Майлис-Востроглазкой!!! Девица в кринице воды набрала… Пока он пел, из уголков его рта стекали белые слюни. Закончив, он повторил куплет, затем равнодушно завел его еще раз, растягивая гласные и отчаянно лязгая согласными. Наконец, Хик-Хик попросил его замолчать. – Ну как, понравилось? – спросил он Майлис, довольный выступлением Коротыша. – Обратите внимание, он так старался, что мы разобрали каждое слово, а ведь голосовых связок у этих тварей нет, только пластинки. «Понравилось вам или не понравилось?» – колготился Хик-Хик. Пораженная Майлис в ужасе замотала головой: сцена выглядела забавной, но от нее бросало в дрожь. И пение, и слова, списанные со всем известной народной песенки, а главное, исполнитель – все наводило ужас! От одного голоса Коротыша волосы вставали дыбом! Слова песенки он будто бы раздирал зубами-иглами, длинными, как вязальные спицы. Майлис не стала отвечать на вопрос поклонника, лишь поинтересовалась, почему Коротыш все время смотрит на нее, сощурив глаза. В его взгляде отчетливо читалась ненависть. Ненависть страшная, непримиримая. Все в ней бесило фунгуса: фигура, одежда. Она ощущала эту острейшую неприязнь и хотела понять причину. Хик-Хик пожал плечами, словно не придавая значения своим словам: – Мне кажется, их беспокоит ваше поведение. Фунгусы привыкли постоянно за нами наблюдать, и, следя за ними, вы рушите привычный ритуал. Теперь они чувствуют, что кто-то наблюдает за ними, кто-то их изучает, и это им не по нраву. В ответ Майлис обратилась к Хик-Хику с неожиданной просьбой. Она не стала требовать, чтобы он избавил ее от постоянного присмотра Коротыша, наоборот: попросила назначить маленького фунгуса своим лакеем. Майлис думала об этом несколько дней. Быть может, узнав своих стражей получше, она найдет способ бежать из плена или хотя бы помочь остальным людям. Да, ей хотелось познакомиться с ними поближе и по возможности изучить их язык. А для этого нужно было с кем-то разговаривать. Как это ни удивительно, чтобы угодить своей пленнице, незадачливый поклонник любезно согласился немедленно исполнить ее желание. Он подозвал Коротыша, сурово окликнув его своим пропитым надтреснутым голосом, и сказал: – С этой минуты ты должен во всем ей подчиняться. Понял? Во всем! Хик-Хик удалился, оставив ее с Коротышом наедине. Стоя на площадке, Майлис видела черноту пропасти, где сотни фунгусов, невидимых в ночной мгле, долбили скалы с таким грохотом, словно там работала толпа кузнецов. Маленький фунгус смотрел на нее со злорадством, она ощущала удовлетворение, которое испытывал монстр при виде ее страданий и замешательства. Однако Майлис обладала твердым характером; она быстро собралась с духом и решила не давать ему спуску. Поблажек не будет. Она погрозила чудовищу указательным пальцем и принялась отчитывать: – Мне известно, что ты меня ненавидишь. Буду откровенна: меня это ничуть не волнует и не оскорбляет. Но имей в виду: хозяин приказал тебе мне подчиняться. А значит, с этой минуты ты – мой слуга. Будешь отвечать на любые мои вопросы и всегда будешь в моем распоряжении. Понятно? Научишь меня своему языку. А теперь следуй за мной. Первым делом Майлис потребовала, чтобы фунгусы расширили бойницу, служившую окном в ее комнате. Свое желание она объяснила тем, что узкая щель не позволяла любоваться величественным пейзажем Пиренеев. Побег исключался: даже если бы они прорубили дыру во всю стену, ей бы понадобились крылья, чтобы вырваться на волю. Небольшая группа фунгусов выполнила поручение. Резвым камнеточцам не понадобилось и десяти минут, чтобы превратить узкую бойницу в прямоугольное отверстие, широкое, как сцена оперного театра. Но главную задачу Майлис видела в другом: овладеть языком фунгусов, состоящим из чувств и впечатлений, каким бы сложным он ни был. Она всю жизнь увлекалась лингвистикой, а сейчас в ее распоряжении оказался маленький учитель, этот чертенок, стрекотавший, словно осипшая сорока. С этого дня Майлис велела Коротышу сопровождать ее во время прогулок в недрах Пустой горы. Они обходили обширные пространства, она смотрела по сторонам и старалась ощутить все, что обсуждают между собой фунгусы. Когда монстры превратились в объекты изучения, она поняла, что даже самые чудовищные явления представляют определенный интерес. Эти существа обладали разумом, и когда она раскрывала свое сердце, вслушиваясь в их речи, вся Пустая гора превращалась в симфонический оркестр голосов, которые постоянно перекликались между собой. Своеобразный язык объединял их в одно целое, как запахи всех полевых цветов сливаются в один аромат. Через неделю Майлис пришла к выводу, что сообщество фунгусов – любопытнейшее явление. Раньше она относилась к этим существам с предубеждением, видя в них исключительно своих тюремщиков. Она презирала фунгусов. Так, их неустанный труд казался ей совершенно бессмысленным, теперь же она понимала, что он заложен в самой их природе – так муравьи снуют по стволам деревьев вверх и вниз, потому что так устроены. Подобное трудолюбие – не заслуга: существа, которым оно свойственно, всего лишь подчиняются тирании природы. Например, несколько фунгусов сложили из своих тел подвесной мост, подобный тем, которые строят в сельве над пропастью: лианами служили переплетенные конечности. Чудовища часами висели в крайне неудобном положении и не жаловались, пока их собратья переходили по мосту. Майлис не сдержала сочувственной улыбки: оказавшись на противоположной стороне, фунгусы спускались по лестницам на два или три пролета, а потом опять поднимались наверх, чтобы пройти по мосту еще раз. Эта беготня по кругу казалась бесконечной и бесмыссленной. – Зачем вы построили этот мост? – спросила она Коротыша. – Чтобы переходить на другую сторону, – ответил он. Майлис была человеком справедливым и благодаря своим наблюдениям очень скоро заключила, что перед ней существа разумные и сознательные. Их подземный союз основывался на абсолютном равенстве, все работали на одинаковых условиях, за исключением Коротыша, которого коллективно презирали. Майлис не заметила среди них начальников и подчиненных, наоборот, они проявляли удивительную солидарность, которая порой ее восхищала. За дело они брались добровольно и охотно. Причиной тому было, вероятно, важнейшее отличие фунгусов от людей: эти существа не рождались из материнского чрева, а значит, среди них не было ни отцов, ни детей, ни дядей и тетей, ни племянников с племянницами. Все они были братья и в соответствии с этим принципом поддерживали отношения сугубо равноправные. Трудились чудовища слаженно, по-братски разделяя невзгоды; никогда не спорили и не искали привилегий. Майлис вынуждена была признать, что их солидарность трогала ее до глубины души: когда какой-нибудь фунгус случайно срывался с высокой скалы, работавшие внизу моментально сплетали из своих конечностей сеть, на которую благополучно приземлялся упавший товарищ. Все следили за тем, чтобы никто не попал в беду: если чью-нибудь лапу придавливал камень или кто-то не мог удержать слишком тяжелую глыбу, остальные стрелой бросались на помощь. Но Майлис была лингвистом, и более всего ее поражала самоотверженная причастность фунгусов к общему делу, которой способствовал именно язык. Иной раз одна или в сопровождении Коротыша Майлис вставала на середину площадки на нижнем этаже Пустой горы, закрывала глаза и слушала сердцем. Она ощущала сотни голосов: все одновременно разговаривали со всеми и слушали всех. С каждым днем она понимала фунгусов все лучше и лучше. Стоя с закрытыми глазами, она чувствовала, как непрерывный поток их речи течет сквозь ее одежду и плоть, как невидимые волны. Ей казалось, что она слушает симфонию в каменном соборе – симфонию голосов. Впечатление было таким сильным, что иногда она опускалась на колени, а руки ее дрожали. Она в самом деле понимала фунгусов – немного, едва-едва, но все-таки понимала. Они трудились так слаженно, проявляли такое великодушие, что в некотором смысле их сообщество можно было назвать идеальной христианской или социалистической республикой. И в то же время по непонятной причине эти существа подчинялись человеку, чья наивысшая добродетель заключалась в способности выпить немыслимое количество спиртного прежде, чем захмелеть окончательно. Поэтому один из первых вопросов, заданных Майлис Коротышу, звучал так: – В чем секрет Власти Хик-Хика? Но Коротыш не понял. Она подумала, что он уходит от ответа, и задала вопрос так, чтобы звучало более понятно: – Почему вы подчиняетесь Хик-Хику? Но Коротыш по-прежнему молчал: он не понимал, что она имеет в виду. Когда слуга не желал подчиняться, Майлис его наказывала. Грозила ему пальцем, как школьная учительница, а потом кончиком этого пальца легонько щелкала промеж глаз, там, где у маленького фунгуса, будь он человеком, находился бы нос. Эти щелчки означали одновременно упрек, предупреждение и насмешку. Когда Майлис наказывала Коротыша таким способом, он щурился, как близорукие люди, пытающиеся рассмотреть что-то вдали. И вновь в его взгляде была ненависть. И каждый раз, наказывая его, Майлис ощущала новое, неизвестное прежде переживание, излучаемое фунгусами. Их взгляды устремлялись на Коротыша, и она чувствовала их общую реакцию: казалось, они тихонько жужжали. Она недостаточно владела языком фунгусов и не понимала смысл этого жужжания. * * * Благодаря обществу Коротыша Майлис за несколько дней удалось чуть лучше узнать природу фунгусов и сделать первые шаги в изучении их языка. Однако скоро стало ясно, что ничему больше маленький монстр ее не научит: ему быстро опротивели ее расспросы. Сколько бы Майлис ни тыкала своим пальцем меж глаз чудовища, фунгус упрямо молчал. Единственным результатом была все та же таинственная вибрация, производимая его собратьями и заполнявшая недра Пустой горы, смысл которой от нее ускользал. Наконец она сказала себе, что пора поменяться с Коротышом ролями; возможно, это позволит ей узнать что-нибудь новое. И однажды утром Майлис объявила: