Дул сильный февральский ветер. Павел поднял воротник пальто. – До встречи. – До свидания. – И я скрылась в гулком парадном. Геня не спала. – Ну, и как прошло свидание? Она стояла в коридоре – среднего роста, в темном платье с кружевным воротником. Халатов Геня не признавала. – Хорошо. Он очень славный, – сказала я, разматывая шарф и вешая куртку на вешалку. – Тебе он понравился? – Да. – Пойдем пить чай. – Я только что из ресторана, Геня! – Чай с имбирем успокаивает нервы. – Они у меня в порядке. – Ты не видишь себя со стороны. Твои глаза блестят, а щеки раскраснелись. Ты вся как натянутая струна. И это ты называешь «в порядке»? Может, я и была взволнована, но только самую малость. Но как это Геня угадала мое состояние? В кухне Геня зажгла свечи. Она любила иногда чаевничать при свечах. Особенно длинными зимними вечерами, когда огоньки красных, золотых и синих свечей мерцали и метались по стенам искаженными зигзагами. – Расскажи поподробнее. – Он сделал мне предложение, – сказала я, усаживаясь за стул с высокой спинкой. И рассмеялась над своими словами: – Звучит двусмысленно? Он предложил мне пойти к нему на работу. В арт-агентство «Верея». Он – искусствовед и эксперт по искусству. Я буду у него работать с классикой. По своему направлению, так что будущий фронт работы мне близок и понятен, переучиваться не придется – это мой профиль. Я обещала подумать. – Переходи. Даже не думай! Я чуть не упала со стула. Я-то думала, что Геня примется отговаривать меня и начнет призывать: не надо суетиться, не делай, мол, поспешных шагов. Оказалось, что думала я так зря. – Геня, я не ослышалась? – Нет, – голос у Гени сел, как это всегда происходило, когда она волновалась. – Переходи. Не раздумывай долго. Когда нужно принять важное решение – принимай его быстро. Без колебаний. Будешь долго думать – упустишь судьбу. Она очень легкокрылая и не терпит тугодумов. Поняла? – Да. – Я была немного удивлена горячностью Гени. – Он спрашивал тебя: как ты живешь, чем занимаешься? – Немного, так кое о чем. – Что ты ему сказала? – Я… – Я смотрела на Геню, и у меня язык не поворачивался сказать, что я призналась, из какого происхожу рода. Геня бы этого точно не одобрила. Даже бы поругала меня маленько. А может, и сильно рассердилась бы. На всякий случай я решила промолчать. Ради сохранения мира в нашем узком семейном кругу. – Да так. Ничего. – Он женат? – Геня! Какое мне дело до этого? – рассердилась я. – Дело есть. Ты – девушка молодая, и тебе надо мужа искать. – Геня, а как же любовь? Ты всегда говорила, что надо выходить замуж по любви и не размениваться на проходные романы. Это – твои слова! Геня замолчала. В бликах свечи черты ее лица приобрели некую резкость. Оно стало как маска – суровое и торжественное. – Может быть, я ошиблась… – сказала она после недолгого молчания. – Все сейчас так упростилось… Этот ужасный двадцатый век! – Двадцать первый, – поправила я ее. – Еще хуже. Все куда-то бегут, мужчины ничем себя не обременяют, жениться не торопятся! Или женятся не на тех. То, что ценилось в мое время, сегодня – ветошь и пыль. Изысканные манеры, целомудрие, загадка… Я немножко ошиблась с методами твоего воспитания. Любовь нуждается в медленном ритме; она не терпит суеты, поспешности. Ей нужно созреть, как цветку. Жуткая банальность, но это так. Сегодня все живут в таком бешеном ритме, что любовь не успевает созреть. В сегодняшнем мире она мало котируется. Выражаясь современным языком – у нее низкий рейтинг. – Геня! – вскричала я. – Ты о чем? – Не перебивай меня, – приказала она властным тоном. – Я воспитывала из тебя настоящую леди. Но кому это сейчас нужно? Я перестаралась. Мне надо было сделать тебя более решительной и смелой. А так – ты живешь, как в стеклянном замке. Работа, книги… Иногда ты выходишь – одна – подышать свежим воздухом. И это – жизнь молодой двадцатичетырехлетней девушки? Кристина! Тебе самой не страшно? А если так будет всегда? – Я… не знаю. – Мне стало как-то не по себе. – Я об этом не думала. Старалась не думать. – А я думаю. С некоторых пор я только и думаю об этом. Я могу в любой момент умереть. И ты останешься совсем одна. Женщина должна быть женщиной. Один неудачный, плохой роман искупает самую невинную чистоту. – Раньше ты мне об этом совсем не говорила! – Это было раньше! – усмехнулась Геня. – Теперь я думаю по-другому. – А у… тебя было много романов? По лицу Гени скользнула загадочная улыбка. – В моей жизни было все. Мне и умирать не страшно. У меня была такая жизнь – событий в ней хватит на несколько томов! Всего и не опишешь. – Ты мне мало рассказывала о себе. – Есть вещи, которые тебе незачем знать. – Меньше знаешь, крепче спишь? – Вот именно, – сказала Геня. – Попала в точку. У меня сильно разболелась голова, и вообще стало как-то не по себе от этого разговора. Может, она у меня разболелась из-за слабого света свечей? – Спасибо, Геня, за чай, – сказала я, поднимаясь со стула. – Я пошла спать. Завтра на работу… Работа находилась в пяти минутах ходьбы от нашего дома. – Завтра же и напиши заявление об уходе. – Куда мне торопиться? – Иногда время не ждет, – бросила какую-то непонятную фразу Геня. – Ты меня слышишь: завтра же! – Посмотрю по обстановке. Уснула я не скоро. Почему-то мне без конца вспоминался сегодняшний вечер: разговор с Вересовым, его неожиданное предложение и странная беседа с Геней. Почему она хочет, чтобы я ушла с работы? И почему она так мало рассказывала мне о себе? По сути дела, я ничего о ней не знаю. Надо бы расспросить ее поподробнее. Я написала заявление об уходе. Владлена Георгиевна, поджав губы, спросила меня, куда я ухожу. Узнав, что к Вересову, в арт-агентство «Верея», она поджала губы еще сильнее, «в ниточку». – Вы оттуда сбежите, Кристина! И очень скоро! Эта работа не для вас. – Это почему же? – Вы… девушка умная и интеллигентная, а в этих современных галереях и агентствах работает один сброд. Вот попомните мои слова! Скоро вы придете обратно. Я окинула взглядом кабинет, в котором все было как всегда – просто-таки музейная благолепная тишина, – и кратко бросила: – Не приду! Геня, узнав о моем решении, обрадовалась: – Молодец! Я рада за тебя. – Мне уже напророчили скорое возвращение, – мрачно сказала я. Вся эта авантюра показалась мне крайне безрассудным поступком. – Чепуха! Только быдло боится перемен. Я надеюсь, что когда-нибудь ты заразишься здоровым авантюризмом. – С чего бы это? Да и что хорошего в болтанке туда-сюда? Менять работы, насиженные места… – С каких это пор ты стала клушей? Похоже, я действительно с тобой переборщила и вместо молодого вина получила уксус. На «уксус» я обиделась, но тут Геня очаровательно улыбнулась: