Новый капитан судна, держа на плече трубу ПЗРК, поставил ногу для упора на тело старого капитана и выпустил зенитную ракету по спасательной капсуле с «Батавии», очень похожей на боевую ракетоторпеду. Выстрелил удачно, ведь он никогда не промахивался из духового ружья, когда поражал стрелой с отравленным наконечником какого-нибудь зверя или наглого противника. Зенитная ракета легла на траекторию, ведущую к цели, и ее головка самонаведения захватила тепловое пятно работающего двигателя капсулы. После подрыва боеголовки, капсула разбрызгалась множеством разноцветных праздничных огоньков. Тот зверь, который находился внутри нее, этого предусмотреть не сумел, никаких десяти тысяч лет у него не стало, его время схлопнулось в точку, черную и горячую. Таков был его персональный ад навсегда. Итак, задание, подготовленное и оплаченное неким Обличителем, было выполнено. Затем ремонтное судно удачно ушло к югу от «кипящего моря», которое добило потерявшую ход «Батавию». Во многих регионах планеты море стремительно наступало на сушу, накатывая длинными волнами и отвоевывая у нее новые и новые участки, – порой за несколько часов стихия захватывала территорию целой страны. Только от умения людей действовать вместе, ради общей цели, бескорыстно, используя все имеющиеся ресурсы, – зависело выживание народов. Но страх достигнет такого уровня, чтобы люди и народы, наконец, совместно взялись за дело своего спасения, еще несколько недель спустя. К концу Большого наступления моря, которое бойкие журналисты назовут Всемирным потопом 2.0, полностью уйдут на дно морское Нидерланды и Бельгия, и Лондон отправится туда же, прихватив с собой большую часть Англии, и северная Германия, польская низменность, побережье Явы, долина Ганга, треть Амазонии, Нью-Йорк и Флорида. Перестанут выходить, о, ужас, даже респектабельные «Таймс», «Нью-Йорк-Таймс» и «Уолл-стрит-джорнэл», которые веками рассказывали, как делать деньги и как заставить других делать вам деньги и как убрать тех, кто мешает вам делать деньги. Волны будут гулять в офисах крупнейших корпораций. И лондонское Сити вместе с Уолл-Стрит, откуда веками правили морями и деньгами, окажутся на дне морском. В штаб-квартиры банков и корпораций, где недавно резвились акулы бизнеса, будут неторопливо заплывать, для ознакомления с интерьерами, акулы натуральные. Осьминоги устроятся в креслах, где раньше сидели банковские спруты. Миноги присосутся к местам, где прежде располагались финансовые вампиры. Черепа банкиров, недавно придумывавших, как высосать сок из очередной страны, будут отполированы крабами. Разноцветные медузы станут красоваться там, где раньше тем же самым занимались секретарши. Планктон натуральный заместит планктон офисный… А пока что где-то на просторах океана болтается плот, на котором находятся два человека. Киду Ивановичу долго снился сон о потопе, а когда он проснулся, то узнал две новости. Хорошую, что он все же не утонул и теперь на спасательном плоту, и плохую, что башка трещит и мысли еле ворочаются – напекло солнцем котелок. Да вдобавок на теле куча обширных синяков, а на руках и на шее багровые саднящие следы присосок. Вокруг сонный вялый океан, напоминающий сейчас воду в детской ванночке и совсем непохожий на ту остервенелую сатанинскую стихию, которая недавно окружала «Батавию». Рядом, на плоту, женщина, сильно похожая на госпожу Бонакасси. Неужели она и вытащила его с глубины? Получается, это она сняла с него наручники, второй браслет которых захватывал отрезанную руку Саймона Зеффа. Вон, кстати, и рука та валяется, средний палец символически оттопырен. Форменный жакетик на госпоже Бонакасси сейчас имелся. Все сходится, она и есть «русалка». Форменных брюк на госпоже Бонакасси сейчас не было, одеяние ниже пояса ограничивалось лишь купальными трусиками. Значит, подтверждается, что она – та самая. Почему он не захлебнулся, почему «русалка» нормально себя чувствовала и была вполне работоспособной, находясь глубоко под водой? Ладно, на эти вопросы ответы получим потом. А сперва надо поздороваться, разлепив запекшиеся губы. – Госпожа Бонакасси? И в таком неожиданном месте, вместе с каким-то маргинальным типом. Вы не ошиблись адресом? – И почему неожиданном? Для времени больших и малых потопов плот – самое подходящее место. – Голос у нее сейчас был расслабленный, как и полагается человеку в пляжном виде под ярким солнышком. Она кинула ему пластиковую бутылку с водой, и он всосал пол-литра за один присест, да еще полил на макушку. Питье оживило мозг и смыло большую часть боли. Как бы проверить без излишних искр, стер ли Мануэл Зефф программу переформатирования памяти у дамочки? – Кстати, госпожа Бонакасси, на «Батавии» вы меня едва не пристрелили. – «Едва» не считается. По-прежнему не понятно, стер – не стер. Хода нет – ходи с бубей, как говорят специалисты. – Ладно, давайте напрямки. Кто вы на самом деле, госпожа Бонакасси? Доверьте мне свой секрет, потому что вокруг нас все, что могло его разболтать, уже утонуло. И, вообще, поскольку вы меня вытащили из пучины морской, я обязан спросить – зачем? Что нас по-крупному связывает? Только не говорите про любовь с первого взгляда. – Не скажу. Наверное, слыхали про катастрофу «Юпитера-12», что, дескать, какая-то инфекция убила весь персонал и прочих обитателей орбитальной станции? – Зефф сказал напоследок, что я там был, и эта инфекция, в виде исключения, меня не убила. – На самом деле, там было много исключений. Одним из них были, действительно, вы, и звали вас тогда иначе, кстати. Инфекция поразила далеко не весь персонал станции. А уничтожил всех выживших корабль Атлантического Альянса «Адмирал Мэхэн». Выходит, эту заразу принес на Землю, в самом деле, он. Вот такое осознание. Но ужаса пока не почувствовалось, вместо этого чувство приобщения к какому-то грандиозному плану усовершенствования жизни. – И что, госпожа Бонакасси, пора переживать и каяться? Однако вид госпожи Бонакасси, откровенно легкомысленный, и ее взгляд, лишенный какой-либо суровости, подсказывали, что дела не так уж плохи. – Рвать остатки волос не надо, все прошло по извилистой, но неизбежной траектории. Специфическая исключительность вашего исключения была в том, что эта инфекция помогла вам выжить, даже когда вы оказались в вакууме. И я тоже была спасена – той самой заразой, точнее, структурой Омега, как она обозначалась в «Зефф Итернити». Но я не эвакуировалась на X128. Предала сама себя глубокому криоконсервированию и загрузилась в спасательную капсулу, ни на что не надеясь. Заряд аккумулятора мог обеспечить работу радиомаяка на тринадцать месяцев. Через год индийский корабль «Вимана» нашел меня. – И вы не попали в карантин, госпожа Бонакасси? – Ни одна лаборатория на Земле не смогла обнаружить во мне инфекцию, потому что «пассажиры» моего тела хорошо умеют маскироваться. Но это как раз входило в план Джейкоба Бонакасси, который и придумал комбинацию с моим участием. Он знал, что я по-особому живучая, с того времени, когда меня фактически убили на Юкатане; шаманы считают, что после такого выздоровления часть души все равно остается на одном из небес. Теперь должны вспомнить и вы, товарищ Воскресенский. Почему вы стали настолько особенным, что Джейкоб Бонакасси сделал на вас ставку? «Товарищ Воскресенский» – с какого перепоя? Но перед внутренним взором Кида, точнее Кирилла Воскресенского – потому что Мануэл стер психопрограмму блокировки памяти и у него – стали в бешеном темпе проскакивать возвращенные воспоминания, настоящие. У него не было «бывшей» и сына – военного гидрографа, у него не было никакого дедушки Кида. И срочную он служил не на подлодке, куда бы его из-за роста не взяли, а в морской пехоте, 61-й отдельной бригаде Северного флота. И заканчивал он не абы что, а Военно-морскую академию имени адмирала Кузнецова. И у него были за плечами долгая военная служба, две войны, входящие в цикл Третьей мировой, балтийская и черноморская, и доля в двух победах, два ордена, две дырки в теле – от осколка и пули. К которым на яхте «Валькирия» добавилась третья (ведь три – очень правильное число, аттрактор). Воинское звание капитана, кстати, третьего ранга. Все его настоящие родные уверены, что он погиб в системе Юпитера тринадцать лет назад. А он остался жив. Сейчас Кирилл вспоминает бой в заросшей камышами пойме реки. Взрыв в тумане неподалеку от вражеского берега, когда палуба вдруг раскалывается под ногами, а металл горит и сечет все вокруг раскаленными осколками. Вспоминает дурноту, захватывающую и выворачивающую наизнанку его внезапно обессилевшее тело. Кровь, капающую с лица, шеи и груди на руки, превращающуюся в ручей, который несколько секунд спустя начинает вливаться в резко поднявшееся море. Оказавшись разом со всех сторон, оно душит его и рвется в его легкие. Кирилл вспоминает и гигантскую давящую на мозги тушу Юпитера, похожую на разбухшего демона. Многое бежало в голове, как бурный ледоход, и служба в морском спецназе, и биологическое безумие на орбитальной станции – внося такое смятение, что Кирилл едва совладал с чувствами. Так, медленно выдохнуть, плавно выдохнуть, и так до десяти раз, концентрируясь на сердце. Или у него их два? Собеседница подождет, похоже, сейчас им торопиться некуда. Почему он стал особенным? Да какая тут к черту особенность. Это на «Батавии» были особенные, то есть Избранные, сотня миллионов баксов на билетик не у каждого найдется. Но, может, дело в том, что он тот… кто не утонет. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. То же самое свойство, что и у Ноя, и у Зиусудры, и у его предков по маминой линии, кормщиков и промысловиков, ходивших по холодным морям, от Груманта до Анадыря. И сейчас вспомнилось, как он лежит, маленький, на слани в лодке, смотрит в хмурое дышащее влагой северно-русское небо и спрашивает у деда, тоже Кирилла, который исправно скрипит уключинами, торопясь к месту утреннего клева: «А мы не утонем?» А дед, который вчера принял лишку и плясал брейк, сейчас говорит совершенно серьезно: «Наших всегда Николай Святитель от Водяника спасает, никто еще не утоп, даже от торпедной атаки в войну». – Вы, наверное, подумали о том же, что и я, – сказала госпожа Бонакасси, всматривающаяся сейчас в него, словно он был диковинным зверем, поднявшимся из морских глубин. – Вмешательство космического организма действительно случалось на каких-то ранних этапах развития человечества. Может, благодаря этому появлялись ужасные оборотни и прекрасные русалки, хотя, вполне вероятно, и наоборот, прекрасные оборотни и ужасные русалки. Кем были те ангелы, которые сделали Землю пригодной для жизни и создали сложную биосферу? Как небольшие, но очень верные изменения в геноме животного привели к сапиентации, и из животного мира появился неожиданно разумный Адам, с которым и поговорить можно. – Тогда и Каина не забудьте. Поговорить с ним можно, только разговор закончится плохо, как у Авеля. – Вы, Кирилл, даже внешне похожи на китообразного, – двусмысленно похвалила его госпожа Бонакасси. – И вы были готовы к симбиозу со структурой Омега. Точнее, с деймами версии 1.0, которые настолько точно копировали юпитерианскую живность, что стали эволюционизировать вместе с вами. Да что ж такое, едва он был готов обвинить госпожу Бонакасси, что она является полномочным представителем юпитерианских пузырей в нашем мире, как получается, что он из той же оперы. И уже его предки были чуть ли не гибридами. Кстати, китообразные – большие, сильные и умные животные, и слой жира их ничуть не портит. Так что слова госпожи Бонакасси, что он похож на морского зверя, можно посчитать за комплимент. – А деймы других версий, с кем и для кого они будут эволюционировать? – Их уже нет. Все они были терминированы, где бы они не находились: в планктоне, нектоне, за пределами проекта, во льдах, горных породах, в атмосфере. Послушали бы радио, правда батарейки сдохли незадолго до вашего пробуждения. – Госпожа Бонакасси пнула желтую коробку аварийного трансивера, и Кирилл машинально отметил, что ноготки у нее на пальцах ног аккуратные и наманикюренные. – Низкоуровневая команда, от которой не отвертишься. Намек ясен? Да уж, куда яснее. Его деймы были своего рода интерфейсом, через который юпитерианские пузыри действовали на деймы более поздних версий. – А Зефф? Он же что-нибудь обязательно придумает. – Зефф – все. Как и его рука. – Сдается мне, госпожа Бонакасси, что структура Омега еще хуже, чем деймы. – Была бы хуже, то давно бы захватила Землю. Она лучше тем, что места ей хватает и на Юпитере – а он чертовски большой, там и привычная для нее среда обитания. Госпожа Бонакасси улыбнулась, потому что слова ее звучали складно и вызывали доверие. И выглядела она совершенной милашкой, несмотря на то, что возле ее талии просматривалась кобура с пистолетом. А в таких случаях у милой дамы принято спрашивать следующее: – А не может быть какой-то среды обитания, помимо этого плота, где мы могли бы как-нибудь встретиться и пообщаться? Тринадцать лет назад на станции «Юпитер-12» мы же наверняка любили друг друга, госпожа Бонакасси. – Заладили, «госпожа Бонакасси», я – Флория Инвайя. Он начал осознавать то, что сказал Мануэл напоследок – Надя родилась не от боливарианца, не сходится это по времени, а сходится, когда они с Альбой-Флорией оба были на станции. Она притянула его к себе. И тату-змейка на ее шее была безмятежно-золотистой. А немного погодя Кирилл увидел у нее еще одну вытатуированную змейку, пониже, сплетенную в восьмерку и кусающую себя за хвост. И точно вспомнил, что они были уже вместе. – Поэтому я бы вас сейчас и не отпустила, пускай вы старый, толстый, пахнущий рыбой дурак. Ведь вы герой, спасший мир и мою дочь, нашу дочь… И я помню вас высоким, стройным и довольно симпатичным парнем с отпечатком мысли на челе. И тогда это не было искусственным соитием, под управлением психопрограмм. Структура Омега уже убрала нейроинтерфейс, который установил мне Джейкоб. От того, что Надя – его дочь, Кирилл почувствовал и радость, и ужас. Ведь он тринадцать лет ничего не знал о своем ребенке, и мог вообще не узнать. Ему стало полегче, когда он обнял Флорию, хотя понимал, что они, может быть, парочка ужасных симбионтов. Да и их дочурка, судя по устойчивости к пакостям деймов, тоже связана с ксеножизнью. Но сейчас не хотелось думать о планете, ради которой выхлебал столько дерьма, тем более что она не очень-то думала о нем. Хотя бы десять минут не вспоминать о человечестве, и о структуре Омега, которой, возможно, не сидится на Юпитере, и о вполне живых коллегах-миллиардерах мертвого Зеффа. Просто обнимать особу, именующую себя то Альбой, то Флорией, и таять от нежности. Можно ли ее назвать «рыбка моя» или это будет совершенно банально? Ведь если бы кто-то взялся писать роман о его приключениях и злоключениях, то главным словом там было бы «глубина». Глубина моря, глубина космоса, глубина постижения. Можно было бы, наверное, сказать даме: «глубоководная рыбка моя», но посторонние увидели бы в таких словах только корявость и неумение выражать свои чувства. Эпилог Через десять лет. Новая Арктида. Из репортажа Здравствуйте, мальчики и девочки. Наш конвертоплан приближается к цели. Из-за горизонта словно вырастают огромные соцветия. Сперва кажется, что они огорожены торосистым льдом. Но лучи солнца прорезают туман, обводя ярким кантом вычурные лепестки волноломов и ледорезов. Затем проводят к ним по темно-изумрудным водам яркую дорожку – словно бы из сияющих золотых рыбок, отчего морская поверхность кажется раскаленной. Но температура воды лишь немногим выше нуля, достаточная, чтобы не встал лед. Впрочем, если лед вернется, то Новую Арктиду ему не победить. Ее платформы прочно стоят на опорах, которых уходят вглубь, к далекому дну. На одной из них до сих пор заметна россыпь темных пятен – следы от атак «джедаев» из группировки «Матрица Свободы». Да, от некогда могучего Атлантического Альянса осталась лишь кучка террористических группировок. И все эти «джедаи» – просто биомехи с дурной прошивкой. Атакующие были вовремя замечены, их подводные силы встречены противодиверсионным отрядом «Русал», куда входят люди и морские животные. А летательные аппараты террористов не прошли сквозь «оборонительный туман», состоящий из наноргов. Видите, вокруг колонн и сейчас как будто легкие таинственно мерцающие облачка… Мы летим дальше над Новой Арктидой. Под нами пестрые гроздья геодезиков и бакиболов, строения, напоминающие кристаллы кварца и елочные игрушки из золотистой фольги. Жилые и производственные модули играют искрами под нежным солнечным светом. Между ними что-то вроде хрустальных ульев – многоуровневые оранжереи, где в гексагональных ячейках из Q-углерода растет, пузырясь, водорослевая масса. И где она перерабатывается очень ответственными микробами в топливо, еду, питье и прочие вкусности для сотен тысяч обитателей Новой Арктиды. Тянутся вдаль бескрайние «поля» аквакультурных ферм, разделенные зарослями здоровенных «одуванчиков» – многолопастными преобразователями ветродуя в электроэнергию. Все это искусственная суша, именем Новая Арктида, за десять лет охватившая Северный полюс и его окрестности, выдержавшая не только атаку «джедаев», но и атаку со стороны орбитальной эскадрильи Атлантического Альянса. Реализована мечта русских первопроходцев от Стадухина и Санникова до Эдуарда Толля, искавших сушу в высоких широтах. Как говорят наши недруги, Россия получила северный, арктический бонус. Только это не случайный выигрыш, как в рулетке, а награда за многовековое освоение Арктики, которой у русских оказалось в итоге так много, потому что они не боялись идти за горизонт самыми холодными тяжелыми путями. Обживание высоких широт дало толчок и размашистым инфраструктурным проектам, и новой индустриализации, и созданию новой творческой среды для людей, а не только для машин. Страна, можно сказать, обрела второе дыхание; тут и прирост населения обозначился. Все это стало замечательным контрастом проекту «Мировой змей», который вырос из замысла экспертов Атлантического Альянса – мешать развитию большей части человечества, кроме кучки Избранных, и отнять у него будущее с помощью закрывающей технологии. Согласно этому проекту, канувшему в Лету c большими брызгами, надлежало выделить расу сверхбогатых потребителей, способных купить бессмертие и поучаствовать в приватизации Солнечной системы, а остальных просто утопить за ненадобностью, чтобы не расходовали ресурсы. У них не вышло, а у нас получилось. Была остановлена и техноэпидемия, жертвами которой стали лишь пассажиры и команды кораблей «Мирового змея».