– Я тебе это запомню. Считай, что ты лишился и работы, и лицензии на практику. Выметайся отсюда к черту, катись обратно в Россию – там твое место! Кирилл счел за благо не отвечать, понимая, что слова, вылетавшие из разбитого и окровавленного рта, вызваны только яростью, унижением. Алекс успокоится и поймет, что шансов на самом деле не было – Сонина родня подготовилась и представила неопровержимые доказательства того, что Алекс крайне редко находится с дочерью. Тут ничего не попишешь. Кроме того, сейчас Алексу требовался врач, а потому Кирилл не отходил от него ни на шаг до тех пор, пока медики не убедили разгоряченного клиента поехать в больницу. – Ты не волнуйся, подадим апелляцию, найдем другого судью, в конце концов, – сказал он, когда Алекс уже сидел в машине. – Сейчас главное – подлечись и отдохни, много всего навалилось. Алекс метнул в его сторону злобный взгляд и отвернулся. Кирилл потоптался на месте и решил – все, разговор окончен. Дальше будет видно, как и что сделать. Алекс провел в больнице двое суток, ему наложили повязку на челюсть, что очень осложнило и общение, и вообще всю жизнь. Кому понравится втягивать через трубочку протертую больничную пищу? На исходе вторых суток в его палату неожиданно явился мужчина, показал жетон и заявил, что должен получить его, Алекса, показания по делу об аварии. «Какой аварии?» – написал Алекс на листке, не вполне понимая, о чем идет речь. – Ваш адвокат господин Зиммерхольц разбился на мотоцикле сегодня ночью. – Серые глаза полицейского внимательно следили за реакцией. Ее не последовало – Алекс остался по-прежнему невозмутим и спокоен. – Что вы хотите от меня? – с трудом выдавил он через плотно сжатые зубы и почувствовал отвратительный привкус железа во рту – такое ощущение часто возникало у него в последнее время. – Мне нужно знать, где вы были между тремя и семью часами утра сегодня. – Здесь. Полицейский смотрел подозрительно, и Алекс чувствовал – не верит. – Кто-то из персонала может подтвердить, что вы не отлучались из палаты в это время? – Я этого не знаю. Ко мне никто не заходил, и я сам не покидал палату – спал, – говорить сквозь зубы оказалось занятием не из легких, Алекс чувствовал почти физическую усталость и ломоту в челюсти. Когда уже дотошный малый оставит его в покое? Хотелось уснуть хотя бы на час. – А ведь это означает, что алиби у вас нет. – Мне не нужно алиби. Я не собирался убивать собственного адвоката. – А я разве сказал, что господина Зиммерхольца убили? – Густые брови полицейского сошлись на переносице, он нахмурился и сделал какую-то пометку в блокноте. Алекса охватило бешенство – мало того, что этот идиот задает вопросы, так еще и пытается его на неточностях ловить! – Я все сказал. – Не горячитесь, сэр. Я располагаю сведениями о том, что вы угрожали господину Зиммерхольцу лишить его работы и лицензии на право заниматься адвокатской практикой в европейских странах. – Я?! – Алекс на самом деле совершенно не помнил, что и в каком тоне сказал Кириллу после решения судьи и драки, не может быть, чтобы именно это… – Вы, вы. Есть свидетели вашего разговора. – Если эти свидетели – мои родственники, то любое их слово заведомо ложь. – Насколько я в курсе, вы проиграли дело об опекунстве над дочерью? – Осведомленность полицейского неприятно поражала, возникало ощущение, что в рукаве у него припрятана еще пара-тройка фактов, могущих здорово навредить. Алекс постарался подавить в себе все умножающуюся злость: – Это не имеет отношения к тому делу, по которому вы пришли ко мне, не так ли? – Как знать… – многозначительно протянул полицейский и встал: – На сегодня я вас оставлю, вижу, что разговор вас утомил. Поправляйтесь. «На сегодня!» – Алекс понял, что нужно выбираться отсюда и как можно скорее уезжать в Цюрих, пока ему не запретили покидать пределы Англии. Едва только за полицейским закрылась дверь, Алекс откинул одеяло и встал. Нужно немедленно убираться отсюда. Врач долго отказывался выписывать его, и тогда Алекс заявил, что уйдет без бумаг – они ему не нужны. – Но ваша челюсть… – Моя челюсть видела и не такое! – сквозь зубы прошипел он, и врач со вздохом написал на бланке какие-то назначения. Вещей у Алекса не было, его небольшая сумка осталась в отеле, куда он и направился, попутно позвонив в авиакомпанию и забронировав билет на ближайший самолет до Цюриха. Гибель Кирилла не взволновала его – тот был отъявленным гонщиком, обожал мотоциклы и скорость, а потому могло произойти всякое, чему удивляться. Не рассчитал, не справился с управлением, на большой скорости не вписался в вираж – мало ли. Но то, что полицейский пришел именно к нему, настораживало. Алекс на самом деле не помнил того, что именно сказал адвокату после окончания процесса – вполне вероятно, что те самые слова, которые повторил полицейский. Но откуда полиции это известно? Наверняка кто-то из Сониных родичей постарался и довел до сведения правоохранителей то, что Алекс может быть не в ладах с законом. Сволочи – лишили его ребенка, а теперь для надежности еще и в тюрьму собираются упечь? Не выйдет! Хотят потягаться с ним? Пусть. За свою дочь он сумеет постоять. В конце концов, женщины приходят и уходят, а ребенок останется с ним на всю жизнь, это родное существо, которое ему по-настоящему необходимо. Он все равно вернет Маргошу. Украдет, увезет – неважно. Девочка должна жить с ним. Марго Свободного времени по вполне понятной причине оказалось так много, что голова распухала от ненужных и страшных мыслей. Никогда в жизни Марго не думала, что оказаться наедине с собой так ужасно. Когда ничем ты не занята, только копанием в себе и собственной жизни. В углу постоянно скреблась мышь, и это тоже не добавляло спокойствия. Иногда она выбегала на пространство перед дверью, слабо освещенное проникавшим через небольшое узкое окошко лучом, и Марго поджимала ноги, боясь, что зверек вдруг направится к ней. «Смешно – я, такая огромная по сравнению с ней, и боюсь. Это даже не страх, наверное – просто неприязнь, отвращение. Что может сделать крошечная серая зверюшка? Ничего. Противно – все». Марго думала о Джефе. Чувство необъяснимой вины перед мужем терзало ее постоянно. Она на самом деле испытывала вину за то, что оказалась не в Дублине, а здесь, что вынуждена опять подчиняться воле Алекса, что не может встать и уехать. А теперь еще и Маша так далеко… Если бы Джеф узнал… Марго хорошо представляла себе ярость мужа – они и так не слишком ладили с Алексом в последнее время. Но как объяснить Джефу, что она, Марго, уже давно не испытывает к Призраку никаких чувств? Даже простой благодарности уже нет, даже жалости почти не осталось, хотя она всегда его жалела – что бы ни случалось. Но теперь… Можно простить собственное заточение, одиночество – но как простить то, что он обманом забрал ее ребенка? Она вдруг разозлилась на себя: «Какого черта я сижу тут и жалею себя, а?! Мэри бы не сидела – цепь бы зубами грызла! Она бы сопротивлялась – а я опять раскисла и расплылась! Но – все, хватит!» Марго решительно встала на колени и принялась осматривать пол вокруг себя – не может быть, чтобы нигде не валялось хоть крошечного гвоздика, хоть какой-то металлической штучки, способной помочь ей открыть замок, висевший на старых оковах. Гвоздь она нашла – но не рукой, а коленом, в которое ржавый металл воткнулся, заставив Марго охнуть от боли. Длинная ссадина кровоточила, но Марго не обращала внимания, занятая только замком. Открыть его получилось далеко не сразу, хотя на вид замочек казался хлипким и простым. Марго почти совсем уже отчаялась, когда дужка вдруг отскочила в сторону, давая возможность разъединить пластины наручника. Размяв затекшее красное запястье, Марго поднялась на ноги и прошлась по гаражу, выискивая возможность для побега. Отверстие обнаружилось – небольшое прямоугольное окно почти под крышей, но проблема заключалась в том, что оно было слишком узким. Марго в отчаянии хлопнула себя по бедрам и заплакала – ей ни за что не удастся протиснуться в него, не располосовав себе ноги и все тело. – Какого черта я не родилась мелкой и маленькой?! Я ни за что не выберусь отсюда, ни за что! Однако мысль о дочери моментально вернула ее к действительности. – Что такое пара порезов? – бормотала Марго, с усилием двигая к окошку тяжелый ящик. – Все заживет, мне бы только выбраться… Я все продумала, я успею до того, как вернется Алекс… Она не боялась привлечь чье-то внимание звоном разбитого стекла – знала, что на время отлучек Алекс запрещает домработнице Ингрид приходить, следовательно, дом пуст, и во дворе тоже никого нет. Труднее оказалось подтянуться на руках и начать вылезать из узкого окна, чувствуя, как занозы от рам впиваются в тело всюду, словно жала пчел. Марго стиснула зубы и терпела, буквально выдираясь на свободу. Разодранные бока и ноги саднили, но она старалась не обращать внимания. У нее была цель, и ничто не могло помешать ее осуществлению. Рухнув на землю, Марго обессиленно закрыла глаза и пролежала так какое-то время. Моросил холодный дождь, разорванный халат не спасал, но она словно не замечала этого, стараясь дышать полной грудью, – после нескольких дней заточения хотелось чистого воздуха. Отлежавшись и вымокнув, она с усилием поднялась и побрела к дому. Огромное зеркало в прихожей отразило неприглядный облик – волосы спутались, халат мокрый, рваный и грязный, по ногам сочится кровь, руки местами тоже изодраны. Плюс – занозы, причиняющие боль. Марго ушла в ванную на втором этаже и долго шипела от боли, обрабатывая порезы, царапины и ссадины. Приведя себя в порядок, она переоделась в джинсы и длинную черную водолазку, собрала волосы в пучок и решительно направилась в кабинет Алекса. Она твердо знала, что ей там нужно и, главное, где это взять. На высоком книжном стеллаже, в самом дальнем углу стояла чуть подернутая пылью шкатулка, в которой хранился пистолет. Алекс никогда им не пользовался, хранил как память – своего рода талисман. Это было первое оружие, которое он взял в руки много лет назад. Марго знала и то, что периодически Алекс разбирает пистолет, смазывает его, словом, держит в боевой готовности. Обращаться с оружием Марго умела – по первому образованию она была юристом и в свое время успела отработать немного в прокуратуре. Стрельба из пистолета не числилась в ее ведущих навыках, однако держать пистолет уверенно и в случае необходимости выстрелить Марго могла. Убедившись, что оружие в полном порядке, она удовлетворенно вздохнула и сунула его в карман. Оставалось еще одно – как-то узаконить наличие пистолета. Но и на этот счет у Марго был план. Когда-то, редактируя один из романов Мэри, она наткнулась там на сцену, в которой герой, чтобы провезти пистолет через границу, покупает недорогое антикварное оружие и предъявляет сертификат на него. Именно так она и собиралась поступить, хотя и не была до конца уверена в успехе. Но другого выхода все равно не было, а пистолет мог пригодиться. Следующим шагом было проникновение в спальню Призрака – там осталась рукопись романа и дневник Мэри, бросать которые здесь Марго не планировала. Рукопись нашлась на прикроватной тумбочке, но листов, исписанных неровным почерком, нигде не было, и у Марго мелькнула догадка, что Алекс забрал их с собой. «Да и черт с тобой! Читай – может, откроешь в себе что-то новое», – подумала она с досадой и пошла к себе. Деньги у Марго были, карточка лежала в кошельке, так что материальных проблем не возникнет. Марго проверила паспорта, они тоже оказались на месте. Вещей с собой она брать не собиралась, перекинула ремень дамской сумки через плечо и вышла из дома, аккуратно заперла дверь и сунула ключ в белый вазон для цветов у крыльца. Через несколько минут такси мчало ее сперва в центр Цюриха, в небольшой антикварный салон, а затем – в аэропорт. Алекс Рейс задерживали – нелетная погода. Он нервничал, расхаживал туда-сюда, считая шаги. Что-то внутри заставляло его испытывать непонятный дискомфорт, и Алекс силился понять, что именно. С Марго все должно быть в порядке – она надежно изолирована от всех неприятностей, кроме разве что собственных мыслей. Тогда – что? Наконец объявили посадку, и Алекс с облегчением выдохнул. Несколько часов – и он дома, с Марго. Она, разумеется, будет кричать, плакать, обвинять его во всех грехах – ничего нового. Но он хотя бы сможет чувствовать себя не настолько одиноким, как обычно. Одиночество… Когда-то давно Мэри сказала, что это его расплата за все, что он натворил в жизни, вот это самое одиночество в окружении многих женщин. Алекс никогда не жаловался на отсутствие женского внимания, но это были сплошь недолговременные связи, в которых одиночество проявлялось еще ярче. Когда очередная красотка оказывалась отрезана от него входной дверью, Алекс в который раз убеждался – в душе пустоты стало еще больше. Это неправда, что только женщинам необходима эмоциональная вовлеченность – мужчина тоже не автомат, ему хочется тепла и понимания. Алекс часто ловил себя на мысли – а что было бы, не предай он в свое время Марго? Ведь она идеальна – абсолютно идеальна для него. Но он также понимал и то, что сам вовсе не идеален для нее… Вид свободно болтающейся в углу гаража цепи с отомкнутым наручником шокировал его. Что произошло, где, черт возьми, Марго?! Нехорошее предчувствие толкнуло его в другую сторону двора, в самый угол, туда, где в небольшом сарае Ингрид хранила всяческий садовый инвентарь. Именно в этом сарайчике Алекс запер второго своего пленника. Но тот оказался на месте – лежал, скрючившись, в углу и спал. Алекс безжалостно пнул его в бок, заставив застонать и испуганно сесть, заслоняя лицо свободной рукой. – Кто был здесь? – Н-никого… – пробормотал пленник. – Никого, говоришь?! А твой… хм… тот, кто послал тебя в мой дом? – Я никогда его не видел… я не знаю даже, как его зовут… и здесь никого не было, клянусь… – Но Алекс уже не слушал. Он и так понял – Джеф. Это Джеф приехал и увез Марго. Ну, что ж – вот и началась игра всерьез и по крупным ставкам. И противник достойный – в кои-то веки. И много, очень много личного теперь. Осталось позвонить Розе и предупредить, чтобы никого не впускала в дом и сразу звонила ему, если что-то изменится. Джеф забрал Марго – но у Алекса имелся еще один козырь.