– Вот и все, – Остер держал дверь открытой одной рукой, ожидая меня. Мои щеки обдало огнем, когда он взглянул на меня, и я поняла, что он заметил мое любопытство. Я быстро кивнула и выскочила в коридор, после чего Остер вернул задвижку на место. Он накормил меня, но не собирался рисковать, позволяя мне задерживаться в кладовке и подробно изучать внутреннее устройство корабля. Что ж, он все делал правильно. У старпома была весьма кропотливая работа не только потому, что он следил за оснасткой судна и пополнял запасы в порту. Он также был человеком, который ловил рыбу, ставил ловушки и считался главным добытчиком. Я бы тоже не стала доверять изголодавшейся ныряльщице, позволяя ей шастать под палубой. Уилла уже лежала в своем гамаке, когда я переступила порог каюты. Я опустила крышку рундука и села на него сверху, зашипев от боли, когда моя спина коснулась стены. Девушка откинула волосы через плечо, наблюдая за мной. – Что же понадобилось ныряльщице Джевала в Узком проливе? – Я задаюсь тем же вопросом. Я ощетинилась, когда в проходе появился Падж, прислонившись к дверному косяку. Я даже не слышала, как он спустился по ступенькам. Я перевела взгляд с Уиллы на Паджа, и по моей коже побежали мурашки. Им было любопытно, и это заставляло меня нервничать. Возможно, я совершила ошибку, когда решила играть в их игру и нырнула за медяком. Однако если я правильно разыграю свои карты, то смогу выудить из этих двоих полезную информацию. Мне просто нужно было добавить к своей лжи немного правды. – Я ищу кое-кого, – сказала я, наклоняясь вперед, чтоб опереться локтями о колени. Уилла тут же заглотила наживку. – Кого? Я вытащила нож из-за пояса и воткнула его рядом с собой в рундук. Я крутила рукоятку до тех пор, пока в дереве не появилась маленькая дырочка. – Торговца. Его зовут Сейнт. Уилла села в гамаке, свесив ноги, и обменялась с Паджем взглядом. – Что тебе нужно от Сейнта? – Падж рассмеялся, и по его лицу расплылась ослепительная улыбка. Однако в его смехе было что-то неестественное. И вот тут снова вступили в игру правила моего отца. Существовало всего одно обещание, которое я дала Сейнту. Я могла бродить по кораблю, где вздумается, исследовать деревушки и порты и делать вообще все, что мне заблагорассудится. Но пока я держала свое слово, я не теряла его благосклонности. Я никогда и никому не должна была говорить, что я его дочь. Вот и все. Я ни разу не нарушала данного слова и сейчас не собиралась. – Работа, – я пожала плечами. Уилла хитро посмотрела на меня. – Ты хочешь работать в команде у Сейнта? – уголок ее рта опустился, когда она поняла, что я не шучу. – В качестве кого? Ныряльщицы? – Почему бы нет? – Почему бы нет? – Падж повысил голос. – Хотеть попасть в команду Сейнта – все равно что желать смерти. Даже на Джевале у тебя больше шансов выжить. В каюте воцарилась тишина, и краем глаза я заметила блик света, когда Уилла повернула кинжал в своей руке. Рукоятка клинка была украшена ограненными драгоценными камнями разнообразных цветов, а гарда была обвита замысловатыми узорами из кованого серебра, которые слегка заходили на лезвие. – Как долго вы двое в команде у Уэста? – я встала и осторожно забралась в свой гамак, прикусив губу, когда ткань коснулась припухших ссадин на моем плече. – С самого начала, то есть два года, – с легкостью ответил Падж, что меня удивило. – Когда Уэст получил «Мэриголд», он взял Хэмиша и Уиллу. Мы с Остером присоединились чуть позже. В этот момент я поняла, почему он с такой готовностью поделился со мной этой информацией. Это было частью длинной истории. И единственными людьми в Узком проливе, кто рассказывал истории, были те, кому было что скрывать. Все, что он говорил мне с такой охотой, вероятно, было ложью. Я глубже погрузилась в гамак. – Вы все очень юные, – сказала я, и в моих словах прозвучал невысказанный вопрос. – Мы все росли на разных кораблях, – сказал Падж. – Все мы – беспризорники Уотерсайда. Это могло оказаться правдой. По крайней мере, частично. Но акценты Паджа и Остера явно указывали на то, что они не были родом из Сероса. Уилла опустила глаза на свой кинжал. Рукоятка была украшена самоцветами: рубинами и опалами. Это не самые дорогие камни, но их размеры делали их весьма ценными. Подобная вещь выглядела слишком дорогой, чтобы принадлежать беспризорнице Уотерсайда. Точно так Сейнт и научил меня лгать. Всегда нужно было основывать свою ложь на правде. По крайней мере, некоторые из членов команды росли на улицах Уотерсайда. Торговые суда часто брали на борт беспризорников, которые жили на берегу Сероса, предлагая еду и обучение ремеслу в обмен на опасную работу. Большинство таких детей вырастали и становились матросами, но я никогда не слышала, чтобы беспризорнику доверили командование кораблем. Еще более нелепой была мысль о том, что такая команда могла получить лицензию на торговлю. Существовало пять гильдий, которые контролировали почти все аспекты жизни в пределах Узкого пролива: Гильдия Ржи, Гильдия Корабелов, Гильдия Парусных мастеров, Гильдия Кузнецов и Гильдия Самоцветов. У каждой гильдии был глава. Все пять глав заседали в Торговом совете, и это были единственные люди, которые имели право выдавать торговцам лицензии, необходимые для ведения дел в каждом порту. Команда «Мэриголд» никак не смогла бы получить подобное официальное разрешение самостоятельно. Кем бы ни являлся Уэст, у него был, по крайней мере, хотя бы один влиятельный покровитель. Когда я ничего не сказала, Падж ушел, оставив Уиллу и меня наедине. Глаза девушки были полузакрыты, и мне пришла в голову мысль о том, что я не видела ее спящей с тех пор, как поднялась на борт. Я не совсем понимала, как кто-либо из них мог позволить себе отдохнуть, когда, казалось, у каждого из них было по три вахты вместо одной. – Как долго ты уже ныряешь? – спросила Уилла, понизив голос. – Всю жизнь. Моя мать начала учить меня нырять сразу, как только я начала плавать. Сейнт всегда говорил, что она была лучшей ныряльщией в Узком проливе, и я в этом не сомневалась. Он брал к себе в подчинение только лучших, и люди, которые управляли его кораблями, никогда не оставляли его. В этом не было необходимости, когда они заработали больше денег, чем кто-то еще в Узком проливе. Но у моей матери была другая причина, чтобы оставаться с ним. Я лишь однажды видела, как Сейнт улыбался, тайком наблюдая за родителями. Они были у него в каюте. Мама отвела его руки от карт, над которыми он работал, и обвила ими свое маленькое тело. Он положил подбородок ей на макушку и улыбнулся, и я помню, как подумала, что прежде никогда не видела его зубы в улыбке и лучики морщинок возле его глаз. В тот момент он казался совсем другим человеком. Сейнт нарушил свои собственные правила, когда влюбился в мою мать. Он нарушил их раз сто. – Она осталась на Джевале? Я моргнула, отгоняя воспоминание. – Нет, – я позволила единственному слову повиснуть в воздухе, отвечая на большее число вопросов, чем Уилла задала. Прежде чем она успела спросить что-то еще, я сменила тему. – Так, значит, ты боцман? – Верно. – И где ты этому училась? – То здесь, то там. Я не стала выпытывать у нее подробности. Я не хотела знать о членах команды больше, чем мне необходимо, и надеялась, что они тоже не узнают обо мне ничего. Я выдала им всю информацию, которую могла, когда сказала, что ищу Сейнта. Лучшими боцманами обычно были женщины, способные быстро забираться на мачты и ловко маневрировать в небольшом пространстве. Я всегда поражалась тому, как боцманы работают, наблюдая за ними с главной палубы «Жаворонка». Они никогда не испытывали недостатка в рабочих местах, потому что каждому кораблю требовался хотя бы один. «Мэриголд», казалось, обходилась самым скромным экипажем, в который входили шкипер, казначей, старпом, боцман и штурман. – У вас нет ныряльщика, – заметила я, разглядывая ботинки на стене, которые освещались солнечными лучами. Голос Уиллы был не громче шепота. – Да. Больше нет. Моя кожа покрылась мурашками, и воздух в каюте внезапно похолодел, когда я вспомнила, что сказал Остер, когда я перепрыгнула через бортовые ограждения и ступила на борт. Последний человек, который нас обокрал, пошел на корм рыбам. Мой взгляд вернулся к рундуку у стены, в котором лежали пояс ныряльщика и инструменты. Ему или ей они больше были не нужны. Напряженное молчание, которое исходило от Уиллы, только подтверждало мою догадку. Она хотела, чтобы я собрала картинку воедино. Она хотела, чтобы я все поняла. Я выглянула из гамака, и она все еще смотрела на меня, держа в руке поблескивающий кинжал. Десять Солнечный свет лился сверху сквозь щели в переборке, в каюте стоял густой запах фонарного дыма и масла. Как только я открыла глаза, мою челюсть пронзила боль в том месте, которым я ударилась о ялик Коя. Я зажмурила глаза и стиснула зубы, чувствуя пульсацию в кости. За этим сразу же откликнулся ожог, который перекинулся через плечо и спускался по спине. Я медленно села и поставила ноги на влажные половицы. Гамак Уиллы был уже пуст. Остер снимал крышку с ящика в кладовке, когда я проходила мимо двери, и бросил ее на землю, после чего перешел к другой крышке. Он оглянулся на меня через плечо, хмыкнул и вытащил из ящика банку маринованной рыбы. Влажный ветер ворвался в проход, когда я поднималась по лестнице, и я подняла руку, позволяя потоку воздуха проскользнуть сквозь пальцы. Ветер был теплым, но сильным. Мне это не понравилось. Он был слишком резким для бледного, безоблачного неба, которое висело над нами, а это означало, что за горизонтом, скорее всего, назревала гроза.