Он молчал, глядя мне прямо в глаза, а потом вдруг заговорил. — Нестерова, ты хоть понимаешь, что не будь ты такая маленькая, миленькая и жгуче притягательная, я бы даже не посмотрел на тебя? — я сощурилась, и — во мне все взорвалось. — Ах, это я виновата, что ты дерешься, устраиваешь скандалы, очерняешь чужие имена? — я скрестила руки на груди, яро бросив вызов. Он снова тяжело вздохнул и подошел ближе. Его большие ладони заковали меня в объятия, притянув к себе, сжимая до боли, будто хотел затолкнуть мое тело в себя. Он посмотрел на меня с такой горечью, что мое сердце колотилось на весь мой организм, отдавая невыносимой болью. — Как же ты не понимаешь, что я влюблен в тебя! Влюблен. И я не перестану это повторять тебе. — Дурачок! — прыснула я, — Влюбляются с закрытыми глазами… — и отпустила его, уходя в комнату. Поездка IV: отчаяние Я собиралась хорошо провести время в старом кинотеатре, где показывали черно-белое кино. Я ожидала лучших впечатлений, но никак не могла выбрать нужный сеанс. Возникали разные причины: слишком раннее время, не тот фильм и так далее. Либо меня просто отвлекали. Игра была назначена на сегодня. Матч с «Медведями» должен быть выигран для прохода в финальную схватку. Я всячески старалась пропустить это событие, но выслушав обиды своего брата, я решила сжалиться и все-таки сходить на игру. Может быть, толк в этом и был. Перед игрой мне нужно было прийти в парикмахерскую на окрашивание, потому что мои голубые волосы решили вернуться к былому цвету, постепенно отрастая. Обычно окрашивание занимает чуть больше двух часов. Еще вчера девушка за стойкой регистрации нашла мне мастера по близости и записала меня за три часа до игры. Вечером намечалась очередная пьянка: в честь победы или поражения — не играет никакой роли, если честно. Как-то дома у Смирнова я нашла его медицинскую карточку. В ней были рекомендации от психотерапевта о воздержании от алкоголя. По поводу психотерапевта я не удивилась, так как все мои знакомые посещали его и не раз, кто-то даже наблюдается у него. Время быстро подходило к записи на окрашивание. За окном снег шел хлопьями. Но температура была не такая уж и низкая — всего-навсего минус два градуса по Цельсию. Оставалась последняя неделя ноября до настоящей зимней поры и месяц с лишним — до Нового года. Я подумала, что украшу комнату и сделаю перестановку в точности по времени с моим возвращением в Неоновый Город. Я не спала всю ночь. Кофе и «Блюфин» не помогали совсем. Еще за прошлые сутки я выпила более восьми таблеток хорошего противовирусного, большое количество таблеток которого приводило к потере всякого аппетита на сутки. Меня что-то тревожило, но что — я никак не могла понять. Я волновалась о словах Смирнова. Они будто сводили меня с ума. Засели где-то в глубине моего сознания и дразнили меня своим существованием. К сожалению, я никак не смогла найти оправдания его многообещающим речам. «Я влюблен в тебя» — эхом отдавались эти слова в моей голове и будто пульсировали в памяти, обрекая меня на адскую головную боль и кружа меня в ней. Я бы ответила, что тоже неравнодушна к его персоне, но тщательно обдумав свои дальнейшие действия, решила не торопиться в своих собственных выводах. Мне нужно было разобраться в своих чувствах, мыслях и ощущениях. На окрашивании я сидела и наслаждалась хоть какой-то частью времени, которое спустила на саму себя. Не имея в виду, что я Мать Тереза и крайне озабочена жизнями окружающих, я хотела бы мысленно извиниться, с кем мне пришлось грубо разговаривать или как-то досаждать в своих доводах. Я, бесцеремонно листая новые модные журналы, сидела в кресле и ожидала результата процедуры, на которую спустила приличную сумму денег. Мне любезно предложили кофе, и я не посмела отказаться, все же думая, что обременяю девушку-администратора салона на этот шаг. Но мне жутко хотелось кофе. Впрочем, его мне принесли спустя минут шесть вместе с кусочками сахара, чайной ложкой и кусочком шоколада. От шоколадки я посмела отказаться, так как наелась ими вдоволь за время езды в автобусе. С мастером Лесей мы разговаривали о современных нравах. Разговор это зашел, когда Леся узнала, что я хочу подкрасить свои волосы в более насыщенный бирюзово-синий цвет. Она мне предложила цвет индиго, чтобы внести разнообразие, но я отказалась, поблагодарив ее за предложение. Пока я менять цвет не собиралась. Спустя время она повела меня смывать краску, используя кондиционер и бальзам в дальнейшем. За красивую укладку все же мне пришлось заплатить дополнительно, но я не пожалела об этом. Поблагодарив мастера и администратора, я накинула пальто, поправила высокие красные сапоги и вышла из салона в направлении временного моего места пребывания. Я открыла номер ключом-карточкой и, разувшись, побежала к шкафу. Пришлось сменить одежду всю, кроме обуви и красного пальто. Я нацепила черную футболку с надписью «Это прекрасный день, чтобы оставить меня одну» на английском, джинсовую юбку с цветочной нашивкой и голубую шапку. Сумку сменила на клатч и пошла в направлении выхода. Закрытый стадион — место, где проходила четверть финала. «Медведей» я еще не видела, но вот нашу команду — непременно всех. Саша ворковала с Жорой (как бы дотошно-мило это не выглядело), Илья распределял первое звено по полю, рассказывал про замены и время, позиции, технику, тактики и прочая. Капитана я еще не видела. Я смотрела на парочку в лице моей подруги и Георгия минуты три, пытаясь понять что между ними происходит. Освободившись, Артур кидал в их сторону косые взгляды, но, завидев мое возмущение, обращенное к нему, он вспыхнул и ушел в направлении фонтанчика с водой. Стадион был огромен; его можно было сравнить с размерами нашего университета. Трибуны возвышались в десяток рядов приятного карамельного цвета. Почти все здесь было белым, мягким и приятным. На эту игру приехали даже комментаторы, которым уделили белую будку посреди трибуны. Постепенно на игру собирались люди, по всей видимости — истинные фанаты баскетбола, в отличии от меня. Они с восхищением осматривали стадион и ларьки. Мне захотелось мороженого, и я пошла в направлении нужной мне палатки. Очередь стояла небольшая, и, хорошенько подумав, я отдала предпочтение пузырчатой шоколадной вафле с «Баунти», сливочным мороженым, клубникой и шоколадным топпингом. Еще я взяла пряничный латте и кленовый американо. Последний — брату. Встретились мы в коридоре, пока журналисты брали интервью у Смирнова, которого я не видела со вчерашнего дня. К слову, царапины, ссадины были ему очень даже к лицу. Большинство из корреспондентов задавались вопросами о вчерашней потасовке, причине конфликта капитанов двух враждующих команд. Миша отвечал уклончиво, стараясь не раскрывать никаких подробностей. Но тут меня поверг в шок его ответ на вопрос о наличии девушки. — Да, есть дама, которая сидит в моем сердце достаточное количество времени и с которой мы знакомы до неприличия, — неужели он про Столярову? Вот скотина, а еще вчера мне лапшу на уши вешал. — Кстати, вот и она: познакомьтесь — Ира! Каким-то образом я оказалась у него под рукой. Я думаю на моем лице застыло странное выражение, но, приняв как должное, я позволила себя немного расслабиться, слегка улыбнуться и принять поцелуй в висок от капитана команды. Я была в шоке. Мне даже пришлось ответить на несколько интригующих вопросов, но я стремительно уклонялась от точных ответов, давая понять, что не слишком-то и горю желанием рассказывать все о своей личной жизни. Когда журналисты переключились на другую команду, мне стало, правда, легче. Я никогда так не нервничала, боясь сказать что-то глупое или то, что понимают только близкие. Думаю, на камерах я выглядела не очень приветливой. Отстранившись от Смирнова, я забрала у брата свои вафлю и кофе и ушла в направлении своего места на трибуне. Саша, с горящими глазами, смотрела, как я иду к ней на соседнее место. Все ее любопытные вопросы я пыталась пропустить мимо ушей. Пришлось подумать, как грамотно выбрать сеанс. Может, сходить на два-три фильма? Отличная идея. В шесть вечера идет «Гордость и предубеждение» с Кирой Найтли; в половину девятого — «Дневник Бриджит Джонс», а в десять показывают «Бриджит Джонс: Грани разумного». Я предложила подруге составить мне компанию, а потом зайти в круглосуточное кафе и перекусить. — Ну не знаю, ты разве не идешь на вечеринку? Я думала, ты пойдешь с нами. — Нет, думаю, что нет. Я заеду перед первым фильмом, чтоб завести Илье кое-какие вещи и забрать книгу. Он обещал купить по пути. Поэтому я вряд ли задержусь с вами. Саша помрачнела и решила сразу начать уговаривать меня. — Ну, Ири, пошли, без тебя будет совсем не так весело! — Раз тебе без меня не будет так весело, то пошли со мной в кино! Если что, билеты на тебя я возьму. Она пожала плечами. Было видно, что ей безумно хотелось на эту вечеринку, но она боялась сказать мне об этом напрямую. Выражение ее лица было жутко сосредоточенным, словно она решала какую-то привычную ей задачу по математике и финансам. Но все же она мягко отказалась, сославшись на то, что настроение «не кинотеатровое». Игра началась спустя пятнадцать минут, когда были представлены все спонсоры, судьи и корреспонденты. Я не следила за самой игрой, ибо не интересовалась баскетболом с ранних лет. Я его ненавидела. Не терпела насмешки со стороны баскетболистов, которые последнее время стали ко мне относиться терпимо, за исключением отдельных личностей. В первой четверти* счет был равный, но к концу второй наша университетская команда стала опережать противников на восемь очков. Отрыв был хоть и небольшой, но, видимо, для Смирнова очень значимый, поскольку после второй четверти он продиктовал своей команде все замены, позиции, броски и передачи. Вот это я понимаю — тактика. Голоса комментаторов были слышны всем на стадионе. Они орали в колонках, явно подбадривая обе команды. Мне это не нравилось. Они были скучные. Игроков называли по фамилиям лишь тех, кто был более известен, а некоторых со второго звена нашей команды, например, называли по номерам, указанных на форме. Когда закончилась третья четверть, я выходила в коридор, чтобы не попадаться на глаза Смирнову. Хотелось бы избежать с ним всех разговоров. В начале четвертой четверти Смирнов и остальные проигрывали на десять очков, что меня немного огорчало. От брата я слышала, что для них эта игра станет решающей в будущей карьере. Если они проиграют, то останутся играть только в универе, пока их снова не подберут. Если подберут. Игра закончилась победой. Нашей победой. Смирнов опередил «Медведей» всего на восемь очков. Разница небольшая, но значимая. Первый тур отбора пройден. Университетская команда прошла во второй, готовясь к одной восьмой финала. В Лигу попадут только три команды, вышедшие на призовые места. Матч закончился в четыре часа. Подруга и баскетболисты поехали отмечать победу с черлидершами, а я отправилась в гостиницу, чтобы поменять сумку и потерять время. Когда время подходило к первой четверти пятого, я спустилась в холл, отдала карточку и поспешила к месту празднования. Это был двухэтажный желтый дом, находящийся в пятистах метрах от стадиона. Уже порядком темнело, возле ворот лежали огромные сугробы. Я открыла калитку и зашла во двор. Здесь было чисто, убрано и в полном порядке. Каменная дорожка к дому, клумбы с цветами, небольшой сад, застеленные полиэтиленом качели. Гараж был открыт. В нем стоял барбекю, гриль, две машины и куча всякого хлама, который можно было бы прибрать. Когда я вошла в дом, я удивилась, увидев игроков из «Медведей», но виду старалась не подать и не вляпаться в еще несколько «изумительных» историй. Я сбросила сумку и куртку в гардеробе и поднялась в поисках Ильи и Миши. Не найдя никого из знакомых на первом этаже, я поднялась на второй. В дальних комнатах слышались крики, но я не обратила на это внимания. Мой взор привлек балкон в правом конце коридора. Пластиковая дверь выходила на роскошный балкон с резными перилами. Но я не успела дойти до привлекшей меня двери. Мне закрыли рот рукой и потащили в направлении одной из комнат. Перебрав кучу вариантов развития событий, я поняла, что сильно боюсь. Я кричала и старалась вырваться, но все казалось тщетным. Человек, державший меня за пояс и несший меня, был гораздо сильнее и быстрее. Я оказалась в какой-то спальне с желтым освещением спустя полминуты. Я понимала, что меня загнали в ловушку. И лучше будет, если это окажется просто неудачной шуткой. Для всех. Меня кинули на кровати так, что я ударилась коленом об угол, порвав колготки и разодрав коленку. Я зашипела. Удар был неожиданным и сильным от восприятия. Я перевернулась на спину и попятилась назад. Передо мной стоял возле кровати капитан «Медведей». Имени его я, к счастью, не помню. Он хищно улыбался, но пока ничего не говорил. Я смотрела на него испуганно, со слезами на глазах, все еще пятясь, пока не уперлась в спинку кровати. Он резко прыгнул на меня, хищно скалясь, будто хищник поймал свою жертву. И этой жертвой была я. Почему? — Я уже несколько дней мечтаю попробовать девушку Смирнова. И вот он — удобный случай, — он ухмыльнулся, а я попыталась закричать, но мой рот зажали, едва я успела пискнуть. Я кусала его пальцы, стараясь убрать его руку, но он смог умело пристегнуть меня к кровати одной рукой, продолжая держать рот. Такого чувства страха в своей жизни я никогда не испытывала. Жизнь мельтешила перед глазами со всеми ее радостными и печальными моментами. И я понимаю, не будь меня у Смирнова, возможно, я бы не оказывалась в таких положениях. Всем было бы проще, если бы я продолжала игнорировать существование и ненавидеть всех баскетболистов. Парень вдавил меня в кровать. — Что ты хочешь от меня? — прошептала я. Слезы давно высохли. Даже малым проявлениям хоть каких-то чувств не осталось. Я пыталась всеми силами взять себя в руки, но понимала, что я в таком недостатке энергии, что даже не могу пошевелиться. — Что тебе нужно от Миши? — Ну-ну, лапуся, мне нужно просто отомстить ему за все грехи. Я боялась. Жутко боялась. Я понимала, что сейчас случиться. Он стал расстегивать мою юбку и рвать колготки. Я вся сжалась. Кричать я не могла из-за куска материи во рту. В один момент он убрал ее и поцеловал меня, проникая своим языком мне в рот. Я со всей силы постаралась укусить его, выждав момент. — Сучка! — зашипел он, треснув меня по щеке и вставив опять кляп. Слезы хлынули с новой силой по сухим щекам. Я вся тряслась. — Ну что ты, я постараюсь быть нежным, но ничего не обещаю. Одежда все еще оставалась на мне. Это, конечно, меньший позор, но все равно позор. На меня напала истерика. Я захлебывалась слезами, стараясь дышать через нос, чтобы не задохнуться. Парень перевернул меня на живот, закрепив мои руки у меня над головой. Запястья были скованы наручниками. От резкого поворота наручники поцарапали левое запястье, и хлынула кровь. Кровь капала на подушки, а малейшее соприкосновение с чем-нибудь кисть не выдерживала и отдавалась острой болью, отчего я еще сильней заплакала. Я слышала музыку с нижнего этажа и постаралась выть громче, но, думаю, это было бесполезно. Треск расстегнутой ширинки брюк моего насильника донесся до моих ушей. Я еще больше зарыдала, готовясь к своей участи. В книгах и фильмах женщины дерутся со своими насильниками, даже самые слабые. Но я была живая, а не актриса. И я ничего могла сделать со всем происходящим, надеясь на случай.