Обожжённая дверь. Красные прожилки огня бежали по её раме, словно вены. Везде темнота, внутри и вокруг неё. Ручки нет, я просто толкнула дверь. И упала. Шелест. Шум ветра, словно дыхание. Одинокое серое дерево справа от меня — мёртвое. Его скрюченные ветки, совсем как руки, поднялись в немом крике к небу. Серому небу. И всюду, сколько хватает глаз — серое поле пшеничных колосьев. И голос, что рвал сердце: — Мама! — Мама! — Перл! Бриал! — кинулась в поле, но приземлилась на ту же дорогу. Снова и снова! Ещё! Я металась вдоль кромки поля, гонимая голосами, что с таким отчаянием звали меня. — Дитя. Я обернулась на этот невероятный звук. На голос, столь всеобъемлющий, всевмещающий, что не понимаю, как смогла услышать его и устоять. — Подойди. И вновь я не могу не коснуться протянутой, ждущей руки. Но не желание зовёт меня, а радость. Касаясь его натруженных пальцев, я ощутила невероятное ликование, которое ни с чем не сравнить. Великая разница в деталях. Вот она — вся правда и вся суть мира. Он казался ветхим стариком в серых лохмотьях, усталым и дряхлым. Но стоило ему взять меня за руку, и я почувствовала, какая невероятная сила переполняла его. За его спиной возвышалась арка восхитительных ворот. Когда-то в прошлом. Сейчас же серые и безжизненные они нависли над нами, вот-вот норовя рассыпаться. Дорога ведёт к ним, но там дальше ничего нет. Там тьма. — Вот пшеничное поле по правую руку мою. Там сын твой и брат его, но не можешь войти к ним. И они не могут войти к нам. Послушай. Он накрыл мои уши ладонями. Я загорелась. Небо стремительно почернело, а пшеницу залило красным. Над верхушками колосьев вспыхнули оранжевые искры, я услышала крики и скрежет зубов. Сотни умоляющих голосов сплетались и расплетались вновь и вновь. — Помоги нам. Спаси нас. Помоги… — они то монотонны, то обжигающе эмоциональны. И я кричала вместе с ними, не в силах вынести эту боль. — Что это?! Что это такое? Из его глаз капали слёзы, красные, как кровь. — Это будет девочка. Ребёнок, которого ты ждёшь — Надежда, вот её имя. Мои братья положили всю свою силу, чтобы она вновь появилась меж нами. Я остался один. Ни Чести, ни Любви, ни Добра, ни Справедливости, ни Правды… Лишь Вера. Он сошёл с ума здесь. В полном одиночестве. В центре увядания и смерти, окружённый криками, пеплом и серостью. Не в силах уйти или помочь. — Поверь в новый мир, и он родится здесь, как Надежда. Наша милая сестра. За нею вернутся и они. И я. Мы опять будем вместе вести борьбу за сердца людей. Без конца и края. В вечном противостоянии с Мраком, — его взгляд устремился к темноте за Вратами. — Раньше там был Свет… Новые боги царствуют во Тьме. Я молча смотрела на Веру: на его решительное лицо, на белые волосы и серый подпоясанный балахон. — Защити Надежду, и Врата откроются, чтобы впустить души, — слёзы всё так же капали из его глаз, а пальцы сжимали ключи, висящие на поясе. Сжимали до боли, до белых костяшек, до крови. — Сад вновь зацветёт и мрак отступит. — Я сделаю это. — Я знаю, — его губ впервые коснулась слабая улыбка. * * * Я смотрела на этот маленький комочек и не могла понять, как же так получилось? Только что не было никого, а теперь ты любишь это существо больше всей своей жизни. И готов всё сделать и всё отдать, лишь бы она жила. Надежда. Малышка то куксилась, то кричала, то перебирала ручками, то смешно зевала. Я завернула её в рубаху сына. — Я помогу тебе. Сомнение стоял рядом со мной у кровати Кайлы. Она спала, вся взмокшая и усталая, но счастливая. Я с любовью поправила упавшее одеяло. Вера сказал, что они не оставят нас в покое. Перл и Бриал были частью плана. Вся моя жизнь была частью их плана, как только Новые боги узнали о Надежде. Смерть сыновей должна была окончательно сломить меня, и ребёнок никогда бы не появился на свет. Но они просчитались. Я поцеловала розовый комочек. Наш мир велик, но мы пройдём его от края до края. Расскажем всем о Старых богах. Вера — это великая сила, и я хочу отдать её тому, кто достоин. Чай для Звяка Дарья Странник Эх, водички бы! Сварил бы Звяку чая, хоть вроде ему и не нужно, но порядка ради, да и приятней общаться, когда перед тобой чашка с горячим напитком. Слышу скрежет, ползёт, значит, гость из своего бокса к моему. Только Звяк их почему-то то могилами, то мусорными баками называет. Звяк вообще невесёлый, поначалу я даже его невзлюбил, но быстро передумал. Потому что невесёлое общество всё же веселее, чем совсем никакого. Ну и сделал он со мной много разного, мысли появились, чего сроду не бывало, я думал и пугался, но в целом решил, что мне нравится. Потом Звяк штуки какие-то принёс и припаял, нарушил всю эстетику функциональной симметрии, зато, что думаю, ему слышно стало. Голос, правда, такой, что в первый раз от страха сам вздрогнул, но Звяк сказал, это ерунда, исправим. Вот и он. — Привет, Звяк. — Да, над звуком ещё поработаем. Смотри, что нашёл. Его единственная рука сжимает много чего. Оказывается, цветные длинные — это провода, а маленькая коробочка с сеточкой — динамик, ещё какие-то штуковины как-то с энергией связаны, не совсем понял, Звяк сложно объясняет. — Будем паять. Я немного боюсь, потому что «паять» очень похоже на «переплавлять», а про последнее Звяк рассказывал страшные вещи. Он умный, сразу замечает, каково мне. — Не бойся, найду себе вторую ногу, пару аккумуляторов, ещё тебе колеса или гусеницы, и уйдём отсюда. — Куда, Звяк? Он медлит, потом повторяет: — Отсюда. Понимаю, что он не знает, но это почти не страшно, если только мы уйдём вместе. — А другие? Их переплавят? Звяк закончил паять и начал возиться с проводами. Потом ответил: — Их переплавят. Попробуй теперь что-нибудь сказать. Я не знаю, что. Потому ляпаю первое пришедшее в голову: — А почему ты выбрал меня? Голос звучит непривычно, но точно приятнее, чем старый, и я добавляю: — Спасибо. Звяк скрежещет что-то неразборчивое, он не очень вежлив. Уже уползая, бормочет, словно и не мне: — На крышке у тебя наклейка, красный цветок. Я раньше… Не важно. Красиво это. Я ещё некоторое время вслушиваюсь в затихающий скрежет. Затем пытаюсь представить себя с колёсами. Не получается. Поэтому начинаю думать, что, может быть, за чашкой чая Звяк и рассказал бы, что было раньше. Кто знает, возможно, там, куда мы пойдём, найдётся водичка.