— Хорошо, — обречённо проговорила я, поднимаясь со стула. — Я задержусь на несколько дней и понаблюдаю за ней. Если ваши опасения подтвердятся, я отвезу её в город. Неожиданные открытия Следующие три дня прошли абсолютно спокойно. Встревоженная словами фельдшера, я взяла на работе двухнедельный отпуск за свой счёт и не отходила от бабушки ни на шаг. Она, кажется, и не возражала против такого повышенного внимания. Я помогала ей с работой в огороде и по дому. Бабушка рассказывала мне забавные истории из своей молодости и расспрашивала о моей жизни. Ей было интересно всё: и моя уже давно оконченная учёба, и работа, и личная жизнь. Я видела, что бабушка сильно изменилась. В ней не было того бурлящего потока жизни и энергии, которые я наблюдала в детстве. Если утром старушка ещё бегала и хлопотала по хозяйству, то после обеда уже устраивалась на кровати с книжкой в руках или пряжей. А ещё много молилась. Нет, она и раньше была крайне набожна: каждое воскресенье ходила в церковь, утром и вечером молилась перед иконами. Сейчас же бабушка почти не выпускала Библию из рук, перечитывая её каждую свободную минуту. Причём порой делала это вслух и весьма громко, словно забывшись, что находится в доме не одна. На третий день своего пребывания в деревне я направилась в магазин: пить травяной настой вместо чая было, конечно, забавно, но я буквально умирала без утренней чашки кофе со сливками и корицей. Убедившись в том, что бабушка мирно дремлет на своей кровати, прижав к груди Библию, я надела джинсы и футболку, обулась в кеды и покинула дом. До магазина, — местного аналога супермаркета, где в крохотном помещении продавали всё, начиная от хлеба и заканчивая прокладками и мочалками, — можно было дойти пешком минут за пятнадцать. Я бросила тоскливый взгляд на свою ласточку, — новенькую Ладу Весту, — но решила всё же пройтись. Не было смысла тратить бензин на то, чтобы съездить на соседнюю улицу. Стоило мне только выйти за забор, как ко мне, громка лая, на всех парах бросилась дворняжка непонятного грязно-серого окраса. Я даже не успела испугаться: животное напрыгнуло на меня, и я, беспомощно взмахнув руками, упала навзничь. Однако вместо ожидаемых укусов я получила шершавый язык, активно принявшийся вылизывать моё лицо. — Айда, фу! — грозный окрик заставил собаку спрыгнуть с моей груди и, трусливо поджав хвост, подбежать к низенькому щуплому немолодому мужчине, облачённому в растянутые на коленях треники и простую клетчатую рубаху, расстегнутую на груди. — Совсем от рук отбилась, окаянная. Стерев с лица тыльной стороной ладони собачьи слюни, я поднялась на ноги, наградив мужчину негодующим взглядом. — У собаки, вообще-то, должен быть намордник и поводок! — На кой ляд они ей сдались? — удивился мой оппонент. — Айда и мухи не обидит. — Ваша Айда только что сбила меня с ног! — заметила я. — А если бы я при падении разбила голову? — Ну, ведь не разбила же, — пожал плечами мужчина, сплюнув в сторону. — Ты ведь Женька, внучка ведьмы? — Моя бабушка не ведьма, — сквозь зубы проговорила я, скрестив руки на груди. — Ещё какая ведьма, — в голосе мужчины не было ни возмущения, ни обвинения. Просто констатация факта. — Она мою Файку на тот свет спровадила. И коров всех попортила в прошлом годе. — У вас есть доказательства? — ощетинилась я, мгновенно переходя в наступление. — Если нет, не смейте открывать свой рот и оговаривать честного человека. А то я могу подать на вас заявление в суд об оскорблении чести и достоинства! Мужчина на это лишь коротко рассмеялся. Айда, видя веселье хозяина, радостно завиляла хвостом и громко затявкала. — Митрич, ты опять к девкам пристаёшь? — от Глафиры Фёдоровны вышел крепкий молодой мужчина в полицейской униформе. Его широкое квадратное лицо и близко посаженные зелёные глаза показались мне смутно знакомыми. Айда, увидев офицера, тут же бросилась к нему, бешено колотя себя по бокам хвостом. Участковый, — а это, очевидно, был именно он, — присел перед псиной на корточки и принялся с энтузиазмом гладить её. — Я тоже рад тебя видеть, девочка, — улыбнувшись, проговорил он, позволяя Айде лизать собственные руки. Я обратила внимание на длинный шрам, пересекающий его правую ладонь от указательного пальца до запястья. — Сёма? — подозрительно прищурившись, уточнила я, поражённая собственной догадкой. — Семён Аркадьевич, — поправил он суровым голосом. А затем по-мальчишечьи рассмеялся и, выпрямившись, сжал меня в крепких объятиях. — А ты совсем не изменилась, Женька. Всё такой же пугливый зайчонок. — Никакой я не зайчонок, — пробурчала я, но покорно обняла старого друга. — В отличие от некоторых, я трижды лазила в сад к старой ведьме! — Ещё б тебе не лазить, коли у самой бабка — ведьма, — подал голос Митрич. Семён напрягся и тут же выпустил меня из объятий. — Не обращай на него внимания, — посоветовал он мне. — Митричу самогонка последние мозги вынесла. Ему везде ведьмы да черти мерещатся. — Никто мне не мерещится! — возмутился тот. — Я могу хоть на Библии поклясться, что наша Анка — ведьма, а фельдшер новый — анчутка. — Ан кто? — не поняла я и вопросительно посмотрела на Семёна. — Бес, — с явным нежеланием пояснил тот. — Не бери в голову. — И не собиралась, — заверила я. — А ты, я смотрю, исполнил детскую мечту. Семён смущённо улыбнулся и убрал невидимую соринку с рукава кителя. — Вроде того, — подтвердил он. — Ты к нам надолго? — На пару недель. Семён удовлетворённо кивнул. — Это хорошо. Значит, ещё увидимся. Ты ведь зайдёшь ко мне? Посидим, поговорим, вспомним детство… — Обязательно зайду, — пообещала я. В конце концов, нужно же было мне поговорить с единственным адекватным обитателем деревни и выяснить, какого чёрта здесь происходит. Удовлетворившись моим обещанием, Семён бегло провёл ладонью Айде по голове и решительно направился по улице в противоположную сторону. Митрич проводил его задумчивым взглядом. — Хороший парень, жинку бы ему ещё добрую… Я закатила глаза: и что за людям радость лезть в чужую личную жизнь? В магазине за прилавком меня встретила улыбчивая женщина с шарообразной фигурой и глазами, накрашенными ярко-синими тенями. — Привет, Жень. Как бабушка? — стоило мне только переступить порог, сразу же спросила она. — Здравствуйте, — вежливо ответила я, даже не пытаясь вспомнить, кто это такая. — У бабушки всё хорошо, спасибо. — Ну, и слава Богу, — кивнула та, продолжая улыбаться. — Чего тебе надо? У нас всё есть! Конфетки вот, свежие. Чипсы. Даже вино. Грузинское между прочим! Я окинула скептическим взглядом “богатый” ассортимент и покачала головой: — Вино в другой раз. А кофе у вас есть? — Чего нет — того нет, — развела продавщица руками. — Цикорий есть, будешь? Отказавшись от этого сомнительного кофезаменителя, я вернулась домой. Бабушка всё ещё спала. Решив, что ничего страшного не случится за пару часов, я взяла ключи от машины. Мне предстояло быстро смотаться в город, купить кофе и ещё чего-нибудь вкусного, — к представителю власти, пусть и старому другу, с пустыми руками идти было не комильфо, — и вернуться обратно. В сущности, плёвое дело. Главное, нигде не задерживаться. * * * До города я в тот день так и не доехала. На полпути я заметила серую “буханку” скорой помощи, стоявшую на обочине, огороженную красными треугольниками с двух сторон. — Помощь нужна? — притормозив возле скорой, поинтересовалась я у водителя — крупного усатого мужчины лет пятидесяти. — Да чем тут поможешь? — в сердцах махнул он рукой. — Ось полетела, тут без эвакуатора никак. А у нас ещё пятнадцать вызовов! — И что делать будете? — заинтересовалась я. — Ждать, — вместо водителя ответил Николай, высунувший голову из окна. — Я на своих двоих не смогу всех обойти. — Пока ждёшь, кто-нибудь может ласты склеить, — резонно заметила я. — Давай, доктор, пересаживайся. Так и быть, поработаю сегодня твоим личным такси. — Что, правда? — во взгляде Николая плескалось искреннее изумление. — А тебе нетрудно? Это же на весь день… Я с тоской подумала о банке ароматного кофе, ожидающей меня на прилавке магазина. — Залезай, Пилюлькин, пока я не передумала! Николай поспешно вылез из скорой, вытащил из салона синий саквояж и с выражением невыносимой муки посмотрел на меня. — У нас тут ещё носилки, аппарат ИВЛ и куча оборудования… — Носилки можешь на багажник на крыше прикрепить, — милостиво разрешила я. — Всё остальное грузи в салон и багажник — я налегке езжу. Лицо Николая засветилось, как рождественская гирлянда. Вместе с водителем они шустро перенесли всё оснащение скорой помощи в мою машину. Особенно меня насторожили два массивных баллона, аккуратно сложенных под задним сидением, но я промолчала. Я ведь сама вызвалась помочь, правда? Никто меня за язык не тянул. — Ну что, штурман, руководи! — несколько натянуто улыбнувшись, скомандовала я Николаю. — Куда едем в первую очередь? В итоге мы проездили до глубокой ночи. Ни носилки, ни таинственные баллоны не понадобились — как и говорил фельдшер в прошлую нашу встречу, в большинстве случаев одинокие старики вызывали скорую просто так, ради хоть какого-то развлечения. И Николай, вместо того чтобы отмечать ложный вызов, с охотой садился за стол чайовничать, выслушивая бесконечный поток жалоб на нерадивых детей и внуков, маленькие пенсии и плохие дороги. Чтобы не мучиться одному, — другой причины я просто не видела, — добрый доктор каждый раз тащил за стол на задушевную беседу и меня. И я, что самое странное, шла. И пила опостылевшие травяные отвары вприкуску с омерзительными конфетами из местного магазина. И слушала жалобы, время от времени вставляя уместные комментарии. — Простите, Евгения, что втянул вас во всё это, — смущённо улыбнувшись, проговорил Николай, после того как мы покинули последний запланированный на сегодня адрес. — Мы вроде бы перешли на "ты", — напомнила я, отчаянно зевая и устало потирая затёкшую шею. — Я просто восхищаюсь твоей выдержкой, Николай. Ездить вот так каждый день и выслушивать по сто раз на дню одни и те же истории лишь с небольшой вариацией — это нужно иметь железные нервы.