Два месяца, и прусская военная машина захватила Чехию, добрую треть Баварии и немалую часть собственно Австрии. А потом пришли русские. Попаданец прекрасно помнил тот день, когда пришло сообщение, что русские войска наконец-то пришли на помощь союзникам. Помощь немногочисленная, всего-то тридцать тысяч войск, стоявших в Царстве Польском. Больше Российская Империя не могла выделить, чтобы не оголять границы и не допускать волнений в Польше, традиционно начавшихся после вступления России в войну. Чуда не случилось, пруссаков столь малыми силами не разгромили. Никаких генеральных сражений не случилось, русский командующий напрочь отверг предложение эрцгерцога. Вместо этого русские начали применять волчью тактику, кружа вокруг пруссаков и выкусывая их части. Блестящих спартанцев раздергивали по частям в малых сражениях, где редко-редко сходились в боях хотя бы полки. Начинающих мастеров блицкрига били лапотники. Привычно, без какой-то видимой удали или огонька, будто делая давным-давно надоевшую, но очень важную работу. Фокадан пересёкся как-то с русским полком, разбирая понтоны за отступающими австрийцами. Русский офицер в запылённом мундире, с физиономией бабника, картёжника и пьяницы, на прекрасном немецком попросил его погодить. Усталые русские солдаты быстро перебрались на другой берег. По пути они беседовали друг с другом на какие-то совершенно бытовые темы. Погода на немеччине, землица, стати той вдовушки, что давеча так смотрела. Ничего героического в их облике не наблюдалось. Обычные усталые мужики, в большинстве своём за тридцать, небритые и запылённые. Через полчаса раздались звуки перестрелки. Попаданец дёрнулся было помогать смертникам, решившим устроить засаду прусскому авангарду[188], но глянул на своих, ещё толком необстрелянных солдат, и остался на месте, ожидая остатки русского пехотного полка. Это всё, чем он мог помочь. – Стоим, – с тоской сказал он офицерам, – подождём храбрецов. Офицеры хмуро кивали, такой самоотверженный поступок впечатлял. Пожертвовать собой, чтобы помочь оторваться медленному обозу, спасая припасы и раненых – поступок настоящих воинов. Час спустя настоящие воины перебирались обратно по понтонному мосту, причём едва ли их количество сильно уменьшилось. Немногочисленные раненые шли при поддержке товарищей, и снова никакой лихости в усталых солдатах не наблюдалось. Мужики после окончания жатвы. Довольство, что тяжёлая работа наконец-то позади, и дикая усталость крестьян, готовых, если нужно, снова в поле. Глава 21 Фокадан соскочил с мерина, завалившегося набок с жалобным, каким-то очень человеческим стоном. – Чтоб тебя! Гнедой лежал на мёрзлой земле, бока тяжело вздымались, а из больших глаза текли слёзы – явственные признаки того, что поднять коня уже невозможно. Сжав зубы, Алекс вытащил револьвер и приставил к уху мерина. Глухой звук выстрела и короткий приказ: – Разделать на мясо. Отступали третью неделю, с висящими на хвосте пруссаками. Без инженерных частей арьергарду[189] не обойтись, а Кельтика оказалась самой боеспособной на тот момент. Точнее, наименее потрёпанной, а теперь, волей случая, ещё и последней в арьергарде. Короткий период блистательных побед Германского Союза, одержанных с помощью русских союзников, закончился ожидаемо. Русские, в очередной раз поддавшись призыву о помощи и поверив уговорам австрийцев, совершили беспримерный марш практически без обозов. Снабжение обещали взять на себя австрийцы, и ожидаемо не смогли. Русские офицеры видели в этом происки, а вот кого именно, они расходились во мнениях. Кто-то винил английских агентов, другие ставили на вечный австрийский бардак. По большому счёту, правы все, сильная русская армия вызывала опаску даже у союзников. Потратить часть русских сил так, чтобы они смогли разгромить общего врага, но не сумели после победы претендовать на значимые призы. Специфические оговорки Алекс встречал у австрийских и баварских офицеров. Дело не в какой-то русофобии, с точно таким же старанием будут подставлять союзников представители любой европейской державы. Что там происходит в верхах, Фокадан мог только гадать, а результат – вот он, отступление. Растратив немногочисленные запасы и не получив от союзников даже патронов в достаточных количествах, командующий Русским Экспедиционным Корпусом, генерал-лейтенант Бакланов[190] отступил, не желая терять солдат в бесплодных штыковых атаках на пушки. Пруссаки по каким-то причинам не преследовали генерала. Наверняка по соображениям стратегии, тактики, а то и большой политики. Алекс подозревал, что ничуть не менее весомой причиной, стало нежелание Мольтке связываться с этим чёртовым русским. Боеприпасов на один серьёзный бой у Бакланова хватило бы наверняка, а что загнанные в угол русские дерутся особенно отчаянно, секретом ни для кого не является. Тем паче, старый казак считается блистательным мастером маневренной войны, ухитряясь появляться там, где его никак не могло быть, растворяясь в нетях[191] даже на глазах кавказских горцев. Основная часть российских войск, посланная на помощь союзникам, застряла – взбунтовалась Польша, поскольку значительная часть Баклановских вояк выведена именно оттуда. В итоге, войскам из Малороссии вместо стремительного марша через Царство Польское, пришлось задержаться в этом царстве, усмиряя бунтовщиков. Поляки бунтовать любят и умеют, давным-давно выучив слабые места русских. Открытых сражений почти не дают, занимаясь в основном диверсиями и партизанской войной – так, что днём это самые благонамеренные граждане, а ночью диверсанты, вырезающие караулы и поджигающие склады. В таких условиях подавление восстание превращается в большую и проблему. Практически отсутствует враг открытый и русским войскам приходится действовать максимально деликатно, дабы не ожесточить людей невиновных. А таких, между прочим, предостаточно, лояльных поляков очень много. Большая часть ляхов любит фыркать в сторону москалей, но прекрасно осознаёт привилегированность[192] своего положения, и не торопится спасаться из рабства. Вот насчёт более широкой автономии и привилегий можно пошуметь… Подавление восстания в таких условиях больше походит на длительную полицейскую операцию, растянувшуюся на месяцы. Основная часть русских войск, с обозом и снаряжением, продвигалась, но куда медленней, чем хотелось бы Германскому Союзу. Там выли в голос, обещая что угодно – благо, с выполнением обещаний можно не торопиться. Александр Второй не слишком-то прислушивался к обещаниям, тем более что слово союзников получалось очень уж сомнительным. Русские войска продвигались единым кулаком, со всем необходимым обозом для ведения длительной войны. Железные дороги ещё не настолько разветвлены, так что получалось… как получалось. Попаданец поймал себя на мысли, что расходовать войска союзников в кои-то веки научились и в России. Даже думать о таком странно. С одной стороны, как любой нормальный русский, радовался, что наконец-то императоры начали ценить русских солдат, не меняя их кровь на краткосрочную благодарность европейцев. С другой… в настоящее время он сам – как раз тот европеец, который отчаянно нуждается в русских солдатах. Коня тем временем разделали, и ординарец, немолодой ирландец, состоящий в ИРА ещё со времён Нью-Йорка, сунул командиру долю. За неимением времени мясо ели сырым. Конина считается относительно безопасной в плане паразитов, а времени на нормальную готовку нет, пруссаки отстают не больше, чем на пару часов пути. – Каллена ко мне! Приказ передали по цепочке, через несколько минут перед тяжело идущим Фокаданом возник командир разведчиков. – Отрыв сокращается, – хмуро сказал Алекс, – не уйдём. Будем бой принимать, всё ясно? – Найти место, где можно окопаться? – Сообразил лейтенант. – В точку. Бери своих парней, да дуй… – Попаданец развернул карту и на ходу показал предполагаемое место засады, – не бог весть что, но если верить карте, речушка в этом месте достаточно широкая, переправиться в декабре да под огнём проблематично. Мелькало в разговорах, что один берег этой речушки пологий, а второй обрывистый. Какое ни есть, а естественное препятствие. Бывший техасский рейнджер молча поглядел на карту, а через несколько минут мимо полковника пробежали разведчики. * * * Речушка с непроизносимым чешским названием в качестве оборонительного рубежа годилась достаточно условно, но других вариантов нет. Форсированный марш позволил немного оторваться от преследователей, но отрыв очень маленький и быстро сокращается. Берег, на который перебрались кельты, и правда обрывист, но обрыв фактически игрушечный, не более двух метров высотой. Алекс хмуро оглядел местность, которой предстояло стать тонкой красной линией[193]. Выглядела местность не ахти. Судя по следам, здесь переправилась дивизия Рихтера вместе с подобранными частями, размочалив землю до состояния болотистой кашицы. Да уж, переправляться через такое тяжело. Фокадан повёл челюстью, глядя на мучения солдат, перетаскивавших имущество батальона. – Насосы достать[194], – приказал он с ухмылкой, – да как переправимся, добавим водички. Офицеры захмыкали, оценив идею, да и солдаты повеселели. Если уж им тяжко перебираться через эту грязь, доходящую до колен, то каково придётся противнику, да под огнём! – Сделал, гадость, на сердце радость, – озвучил Каллен негромко, и солдаты вокруг засмеялись, передавая удачную шутку по цепочке. – Парни, поднажали, – закричал Алекс громко, срывая голос, – времени до подхода пруссаков у нас мало! Помимо насосов, бойцы спешно рубили деревья, подтаскивая их к топкому берегу, не обрубая ветвей. На берегу деревья разворачивали ветками в сторону противника, после чего немного улучшали оные тесаками. Получались этакие ёжики с торчащими из ствола кольями. Не бог весть что, но сходу такую преграду не одолеешь. Конные разъезды пруссаков прибыли через два часа, в самом разгаре работ. Два десятка гусар попытались провести разведку боем, но в Кельтике хватает отменных стрелков с боевым опытом и нестандартным личным оружием. Из более чем двух десятков гусар уцелело шестеро, спешно нахлёстывающих коней. – Хорошее начало! – Громко сказал Фокадан, и настроение солдат начало изменяться на бравое. Если рассматривать случившийся эпизод не слишком пристально, то по канонам кельтских легенд, гусаров можно расценить не только как разведчиков, но и как застрельщиков[195]. Уничтожить их так удачно, без потерь – очень, очень хорошая примета. В ожидании авангарда пруссаков времени не теряли. Бойцы продолжали поливать землю на противоположном берегу, превращая её в труднопроходимое болото. Рубили деревья, плели какие-то подобия плетней в два ряда, набивая промежутки землёй и камнями. Работали в одних гимнастёрках, несмотря на холод, но так усердно, что только пар шёл от согнутых спин. – Всё, парни, – скомандовал Фокадан через два часа, – привести себя в порядок и отдыхать. Большего за короткий промежуток времени не сделать, так что пусть хоть руки перестанут дрожать от усталости. Алекс вынул сигару и тут же спрятал обратно. В последнее время начал часто курить в нервных ситуациях, пора прекращать. Сев на охапку прутьев, прислонился к плетёной стене и прикрыл глаза, давая им отдых. Страха как такового нет, только фатализм и железебетонная уверенность, что всё идёт должным образом. Попаданец не слишком-то верил в интуицию, так что скорее всего, таким образом отражается усталость – как физическая, так и психическая. – Командир, командир… – разбудил его голос ординарца. – Я заснул, Роб? – Да, командир, – хмыкнул тот, подавая кофе в большой, не слишком-то чистой медной кружке, вместе со слегка заплесневелой галетой, – подходят. Минут через пять будут здесь. – Славно, – искренно отозвался Алекс, принимая нехитрую еду, – а то ждать надоело. Роберт засмеялся негромко, он как никто понимал полковника. В своё время мужчина многое успел повидать и натворить. Попаданец знал о его браконьерском прошлом и нескольких драках со смертельным исходом. Подозревал же… по крайней мере парочка умышленных убийств за Робом наверняка имелась. Алекс немного знал ту историю с рейдерским захватом семейной фермы и считал, что в той ситуации парочкой трупов не ограничился бы. Ну то есть нынешний он. Так и получается, что по Закону ординарец преступник, а по Правде за ним нет больших грехов. Драки же… так в Нью-Йорке потом жил, там такое не редкость. Если на тебя с ножом идут, как-то не до сантиментов – либо сам нож вытащишь, либо всё… – Гусары, полковник! – Ликующе голосом доложил один из разведчиков, наблюдавший в подзорную трубу за сигналами товарищей на том берегу.