Снова встав, Джесси разворачивает меня к себе, смахивая воду с лица. Открываю глаза и вижу, что он смотрит на меня сверху вниз, лицо ничего не выражает, но глаза говорят совсем другое. Он злится из-за нескольких синяков? В последний раз, когда он разозлился из-за нескольких синяков, я не видела его четыре дня. Он наклоняется и касается губами моей ключицы, а затем проводит языком по шее и сжимает зубами мочку уха, нежно потянув. Его горячее дыхание у моего уха заставляет меня дрожать. Черт побери, я снова готова! — Позже, — шепчет Джесси, и я разочарованно вздыхаю. Никак не могу им насытиться. — Выходи, — требует он, поворачивая меня и стискивая сзади за талию, чтобы вывести из душа. Спокойно стою, позволяя ему провести полотенцем по всему моему телу и волосам, чтобы впитать лишнюю воду. Он такой внимательный и заботливый. Мне это нравится. На самом деле, мне это даже слишком нравится. — Все готово. — Не вытираясь, он оборачивает полотенце вокруг своей талии. Очень хочется наклониться и слизнуть капельки воды, стекающие по его плечам, но меня хватают за руку и тащат обратно в спальню до того, как успеваю выполнить свое намерение. Оглядываю комнату. Где мое платье? Не могу поверить, что мне придется идти по дорожке позора в коротком черном платьице. После осмотра комнаты взгляд возвращаются к Джесси. Наблюдаю, как он натягивает джинсы. — Никаких боксеров? — спрашиваю я. С порочной ухмылкой он заправляет себя за ширинку и осторожно застегивает молнию. — Нет, не хочу никаких ненужных помех. — Его тон наводит на размышления, и он очень самоуверен. Я хмурюсь. — Помех? Джесси натягивает через голову накрахмаленную белую футболку — его волосы мокрые, — и спускает ее вниз по рельефным мышцам пресса. Знаю, что пялюсь на него. — Да, помех, — подтверждает он низким хриплым баритоном. Джесси подходит к моему обнаженному телу и обхватывает ладонью затылок, ближе притягивая мое лицо. — Собирайся, — шепчет, крепко прижимаясь своими губами к моим. Он должен прекратить это, если не хочет довести дело до конца. — Где мое платье? — спрашиваю я у его губ. Он отпускает меня. — Не знаю, — бросает он и выходит из комнаты. Что? Его, должно быть, снял он, потому что я была не в состоянии. Отправляюсь в ванную за нижним бельем. По крайней мере, я знаю, где оно... нет, не знаю. Лифчик и трусики исчезли. Ладно, он играет в игры. Подхожу к его гардеробу и ищу на вешалке самую дорогую — как мне кажется, — рубашку. Надеваю ее и спускаюсь вниз, обнаруживая его на кухне. Он сидит на кухонном островке, макая палец в банку с арахисовым маслом. Его улыбка ослепляет меня, когда Джесси поднимает глаза, губы обхватывают палец, покрытый арахисовым маслом. — Иди сюда, — приказывает он. Я стою в арочном проеме — голая, если не считать белой рубашки — и хмуро смотрю на него. — Нет, — отказываюсь, и его улыбка превращается в прямую линию. — Иди… сюда, — медленно расставляет он слова. — Скажи, где платье, — бросаю я вызов. Джесси прищуривается и спокойно и аккуратно ставит банку с арахисовым маслом на столешницу. Шестеренки в его голове снова усердно вращаются, а палец яростно стучит по столешнице. Он пристально смотрит на меня. — У тебя есть три секунды, — объявляет Джесси — мрачным голосом, но со спокойным лицом. Я удивленно поднимаю брови. — Три секунды на что? — Чтобы притащить сюда свою задницу. — Все дело в этом свирепом тоне. — Три. Мои глаза округляются. Он что, серьезно? — А что будет, если ты досчитаешь до нуля? — Хочешь это узнать? — Джесси остается совершенно бесстрастным. — Два. Что? Хочу ли я это узнать? Черт возьми, он не дает мне времени на размышления. — Один. Дерьмо! Бросаюсь в его раскрытые объятия, ударяясь о твердое тело. Не было никакой ошибки в том мрачном взгляде удовлетворения, который мельком увидела до того, как моя голова уткнулась в его шею. Даже не знаю, что происходит на ноль, но знаю, как сильно люблю его объятия, так что выбор очевиден. Ох, как же приятно. Когда утыкаюсь лицом ему в грудь, провожу пальцами по спине и слышу, как его сердце медленно бьется под моим ухом. Джесси выдыхает и встает, усаживая меня на островок, прокладывая себе путь между моих бедер. Он кладет ладони мне на ноги. — Мне нравится твоя рубашка. — Он скользит ладонями по моим бедрам. — Она дорогая? — спрашиваю я, надув губы. — Очень, — ухмыляется он. Джесси понимает мою игру. — Что ты помнишь о прошлой ночи? Что? Да, я напилась до абсурда, ужасно дерзко себя вела на танцполе, и, кажется, я могла бы признаться себе, что влюблена в него. Последнее откровение ему знать не нужно. — Ты хорошо танцуешь, — говорю вместо этого. — Что сказать? Я просто обожаю Джей Ти, — быстро отмахивается он. — Что еще ты помнишь? — А что? — спрашиваю, нахмурившись. Джесси вздыхает. — С какого места у тебя провал в памяти? Куда он клонит? — Я не помню, как попала в квартиру, если ты это имеешь в виду. И правда осознаю, что глупо напилась и вела себя крайне безответственно. — После бара ты ничего не помнишь? — Нет, — признаю я. Такого со мной еще никогда не случалось. — Как жаль. — Его томные глаза ищут что-то в моих, но я понятия не имею, что именно. — Почему жаль? — Так, просто. — Он нежно целует меня в губы, ладонями поглаживая лицо. — Сколько тебе лет? — спрашиваю я, глядя ему в глаза. Джесси снова касается моих губ, уговаривая их открыться, и медленно обводит языком, а затем прикусывает нижнюю губу и нежно тянет. — Двадцать шесть, — шепчет он, покрывая губы легкими, скользящими поцелуями. — Ты пропустил двадцать пять, — бормочу, закрывая глаза в абсолютном удовлетворении. — Нет, не пропустил, просто ты не помнишь, как спрашивала меня. — О. После бара? Джесси трется своим носом о мой. — Да, после бара. — Он отстраняется и проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Тебе уже лучше? — Да, тебе нужно меня покормить. Он смеется и целомудренно целует меня в губы. — Есть какие-то требования? — Да, — заносчиво отвечаю. — Верни мою одежду. Он прищуривается, играя с моим бедром, сильно сжимая и заставляя с визгом подпрыгивать на столе. — У кого власть, Ава? — О чем ты говоришь? — Я смеюсь от его мучительных сжиманий. — Я говорю о том, насколько легче нам будет, если ты согласишься с тем, кто обладает властью. Так у кого она? О, я больше не могу этого выносить. — У тебя!