— С вашего разрешения, — вклинилась я, потому что внезапно поняла, что больше не могу. — Мистер Икс… Мистер Холмс. — Да, мисс Мак-Кари? — Простите, что прерываю вас, но я должна навестить других пансионеров. Я решила, что язвы лорда Альфреда С. влекут меня куда сильнее. — Ну разумеется, мисс Мак-Кари, вы же на работе. И добавлю, не беспокойтесь за нас: мы с отцом Филпоттсом можем сделать перерыв. Или вы не согласны, святой отец? — Даже Господу понадобился отдых на седьмой день. Но умоляю вас, мисс, возвращайтесь к нам раньше семи дней… Последний паром… — Святой отец, я совсем ненадолго, — пообещала я, не в силах оставаться там ни минуты. Когда я вернулась после перемены бинтов, измерения температур и раздачи лекарств, уже темнело. Мужчины были погружены в беседу, из которой мне удалось услышать только несколько слов. — Как любопытно! — воскликнул Филпоттс. — Но ваша семья имела право… Ох, да что это с вами, сэр? Я увидела, что мистер Икс с ног до головы охвачен дрожью. А потом его маленькое тело изогнулось дугой, раздался душераздирающий крик. Мистера Икс выгнуло так, что ноги его ударили по доске и фигуры взлетели на воздух, как будто внутри каждой из них что-то разорвалось. 3 В первый момент мы со священником только и могли, что защищаться от града деревянных фигурок. Но я помню, что оказалась рядом с моим пансионером еще прежде, чем последняя фигура упала на пол. — Он задыхается! — крикнул Филпоттс. Лицо мистера Икс налилось краской, воздух перестал поступать в трясущееся горло, с губ его слетали ужасные хрипы. Да, он задыхался, но все еще дышал. Изо рта его вытекала струйка (определенно, это была желчь), а я в это время наклоняла его голову, пытаясь сохранять хладнокровие, — ну пожалуйста — и вспомнить по крайней мере — давай, Энни, давай, тупица, — навыки первой помощи… Я держала его крепко, под моими руками билось тело дикого зверя. Волосы выбились у меня из-под чепца. Энни, теперь это точно они. Это конвульсии, а не скрипка. Теперь это не музыка, раньше тоже была не музыка, но теперь… я пригибала его голову к плечу, я удостоверилась, что он дышит. Руки, мокрые от рвоты, соскальзывали с его подбородка. Нет, нет, пожалуйста! Энни, ты все делаешь неправильно. Нет, не так. Конвульсии начали затихать, но глаза его были как два белесых полумесяца, а тело оставалось твердым как камень. На губах висела слюна. Я попыталась нащупать пульс — безрезультатно. — Боже мой… — произнес кто-то за моей спиной — не знаю кто, я забыла. — Помогите… — попросила я этого не-знаю-кого. — Помогите перенести его на постель. — Сейчас-сейчас, — откликнулся голос. Голос и я, мы объединили наши усилия в этом нечетком мире, похожем на окно зимой. Но сильно утруждаться не пришлось. Мистер Икс почти ничего не весил. Тело его было эфемерным, ничтожным. Его могло бы и не быть, и мы бы ничего не заметили, мелькнула у меня мысль. Но я сыграла эту пантомиму. Боже мой, я все это проделала. Я несла его со всей возможной заботой и бережностью, несла эту хрупкую человеческую филигрань со всеми предосторожностями, а потом медленно уложила на простыни. — Что с ним могло случиться? — твердил глупый голос рядом со мной. — Вы чувствуете пульс? — Позовите доктора Понсонби, — выдохнула я. Мои пальцы на его шее не рождали никакого эха. Внутри у него не было ни звука. — Позо… Позовите… Я расстегнула его пижаму и приложила ухо к груди. Музыка наверняка звучала, вот только я ее не слышала. Дефект был во мне. Я была глуха к его крошечной музыке. Теперь я это понимала. Давай, музыка, давай! Я схватила его за ноги и подняла ступни над головой. Потом прижалась губами к его пересохшим губам. Я открыла ему рот и вдохнула воздух жизни. Моя жизнь входила в его мертвый рот. Я решила, что либо умру сама, либо передам ему это — чем бы оно ни было — неощутимое, невидимое, то, что заставляет меня двигаться и вибрировать, мою скрипку, мою бесценную скрипку жизни, чтобы она стала его скрипкой. Голос вернулся, с ним пришли другие голоса. Не знаю, сколько их было, — я ни на кого не смотрела. Что они говорили, я тоже не помню. Слуха мне хватало только на молчание его тела, осязания — на недвижность его артерий. Но в конце концов один голос ко мне пробился. Этот голос как будто дергал меня, вытягивал меня изнутри, из темноты, в которую я погрузилась, к миру света. Единственный голос, обладающий такой властью, не считая его собственного голоса. — Мисс Мак-Кари, пожалуйста, отойдите. Доктор Дойл мягко держал меня за плечи, я потрясла головой — «не отойду». Почему это я должна отойти? Я не могла. Я не могла уйти без него. — Энн… — теперь говорила сестра Брэддок. — Пожалуйста, позвольте доктору… — Энни… — Это Сьюзи подвывала рядом с Брэддок. — Мисс Мак-Кари… От меня как будто хотели отделаться. Это было больно. Дойл, тяжело дыша, склонился над телом. Вот он, мой мир: темный пиджак молодого доктора, его швы и складки. А за ними — побелевшее, потерянное лицо священника, чье имя я успела позабыть. — Как давно он в таком состоянии? — спросил Дойл. Мы со священником заговорили почти одновременно. Ответить было несложно: все началось не больше минуты назад. Или, может быть, пятнадцати, или десяти, или меньше. Дойл ничего не отвечал. Он слушал. Он был молодой профессионал. И я его обожала. Я отдала ему всю свою любовь, всю свою силу. Дойл попросил фонендоскоп доктора Понсонби. Мэри Брэддок бросилась в кабинет главного врача. — К счастью, мне пришлось подождать, пока мистер Уидон не выправит мне нужные бумаги, — пояснил Дойл. Я наблюдала за происходящим, ни в чем не участвуя. Я наблюдала за трагедией. Каждое движение, свершавшееся на моих глазах, было огромным, незабываемым. Я слышала тиканье — не знаю, откуда оно исходило, — и разговор двух персонажей, врача и священника, как будто отрепетированный заранее. — Как это случилось? — Вы сказали, тошнило? — Да, ведь правда, мисс?.. — Но… он жив? — Он жив, — четко ответил Дойл, и в руках у него был фонендоскоп, и время как будто скакнуло вперед, без остановок. — Но он в агонии. — А если в больницу? — робко предложил мужчина в одежде священника. Дойл снова слушал пульс, потом он качал головой — в одну сторону, в другую сторону. Потом была пауза, потом он встал. Я пристально изучала взглядом одну точку на полу. Я не могла понять, откуда там взялся этот предмет: маленькая конская головка из дерева. — Нужно вызвать доктора, — сказал Дойл. — Он живет за городом, — сказала Мэри Брэддок. — На Норт-роуд. Но мы не можем покинуть Кларендон. Мы отвечаем за всех пациентов, а сейчас нас всего… — Я не сдвинусь с места, — объявила я со всей определенностью. — Не беспокойтесь, поеду я, — решил Дойл. — Святой отец, я вас подвезу. Вы же со мной? — Я… Нет… Полагаю, что нет… — ответил священник (Филпоттс, теперь я вспомнила). — Полагаю, что я остаюсь. — Святой отец, я мог бы подвести вас в Госпорт. — Нет, я остаюсь… — Как вам угодно. Сколько времени? Мои часы правильно идут? — «Почти одиннадцать», — ответили ему. — Послушайте: я еду за Понсонби. Медсестры, кроме мисс Мак-Кари, — выходите отсюда. Делать здесь сейчас нечего; важно не допустить, чтобы сюда заходили и вмешивались другие пациенты. Опасения Дойла были разумны: мистер Конрад Х. уже заглядывал из коридора, да и сэр Лесли, жизнерадостный сифилитик, тоже. Нет ничего более притягательного, чем чужая смерть. Мы как будто вынюхиваем ее издалека. Мы, как падальщики, бродим вокруг тела, которое готовится к уходу. — Будет сделано, доктор, — ответила Мэри Брэддок, принимая бразды правления. Я не забуду, что обе медсестры, прежде чем выйти, подошли ко мне, чтобы утешить — каждая на свой лад. Больше нежности проявила Мэри Брэддок, женщина с вечно недовольным выражением в середине широкого лица. В этот момент я подумала, что она хороший человек. Брэддок взяла меня за руку и сжала ладонь. Мои глаза наполнились благодарностью, ее глаза — сочувствием. — Я не помешаю, если сяду здесь, рядом с ним? — спросил отец Филпоттс. Он собрал с пола шахматные фигурки (судя по участившемуся дыханию, это дело далось ему не без труда) и снова поставил доску на стол. Теперь священник придвинул к кровати стул и уселся в изголовье. Для меня медсёстры принесли второй стул. — Бедняга… что могло с ним приключиться?.. Он ведь прекрасно себя чувствовал! Дойл обернулся ко мне: — Мисс Мак-Кари, я приведу подкрепление. Охраняйте замок в мое отсутствие. И тогда — это «тогда» могло длиться одну секунду или, возможно, одну минуту — я заглянула Дойлу в глаза и кое о чем вспомнила. 4 — Доктор! Подождите! Я отвела его в сторону, подальше от Филпоттса, хотя славный священник и так не проявлял интереса к нашему разговору: он сидел, положив ладонь на бездвижную руку мистера Икс. — Готовьтесь к худшему, — сказал Дойл. — Я не считаю нужным подслащать пилюлю… — Я понимаю, просто скажите… — Я не знаю, что с ним случилось. — Доктор нетерпеливо оборвал предсказуемый вопрос. Он надел шляпу и торопился уйти. — Много чего могло произойти. Человек он слабый и немолодой. Я склоняюсь к апоплексии, однако… — Нет-нет, я спрашиваю совсем не об этом. Пожалуйста, выслушайте меня. Я начала говорить быстро и довольно связно: такую привычку я выработала для самых чрезвычайных ситуаций — конечно, не таких, как теперь, — такого со мной никогда не случалось. Я сообщила, что подслушала из-за двери часть их разговора в тот день, когда доктор Дойл познакомился с мистером Икс. Я слышала, что мистер Икс говорил о какой-то «тайне, — так я и сказала, — которую я не должна знать». Я улыбнулась, стараясь передать свою отвагу доктору. — Это ведь болезнь, правда? Мистер Икс страдает тяжелым заболеванием, ведь так? — Дойл смотрел на меня озадаченно. Я поняла его так, что он ни в коем случае не собирается нарушать врачебную клятву. И тогда я опустилась перед ним на колени. — Доктор Дойл, умоляю… Я знаю, что это неправильно, но я должна узнать, а другого шанса у меня, возможно, не будет… Я вас прошу. Скажите мне все как есть, я готова…