– Мы не можем предсказать будущее. – Нет? А я могу. Либо группа распадается и вы больше о нас не услышите, либо группа преуспевает. И если группа преуспеет, всегда что-нибудь найдется. Еще одно международное турне. Еще один альбом. Еще одна предстоящая награда, за которую проголосовали гомофобы. Джефф закатывает глаза. – Тебе не кажется, что ты драматизируешь, Рубен? Драматизируешь. Он говорит, как мамочка. В этот момент я ненавижу его. Но также на долю секунды сомневаюсь в себе, просто потому что здесь есть совпадения. Если два человека в моей жизни думают, что у меня есть склонность слишком остро на все реагировать… может, они правы? Или это просто самый простой способ заткнуть меня и они оба лишь со временем поняли это? Так и есть. В краткий миг неуверенности в себе, когда я откидываюсь на спинку стула с открытым ртом, Джефф набрасывается на меня. – Я опаздываю на встречу, но должен закончить. Наши следующие шаги – это повторная встреча в январе для рассмотрения ситуации. Рубен, как бы сильно ты ни сомневался, ты поймешь, что здесь нужна осторожность. Подходящее время придет, и когда оно придет, за вами будет стоять сплоченная команда. Ну, это если вы двое все еще будете вместе в январе. А если нет? Никто и не пострадает! – Я тебе не верю. – Ну что ж, – он смотрит прямо в камеру, и кажется, что прямо в глаза. – Тебе просто придется смириться. Пока Дэвид, Джефф и Зак бормочут друг другу «пока», я молчу, пристально глядя в камеру. Лицо Дэвида исчезает. Потом и Джефф. Остался только Зак, его лицо полностью заполняет экран. Значит, это все? Все кончено? Я уже на три четверти пропал. Я весь исчез. Зак корчит гримасу. – Итак. Все прошло хорошо. Я задыхаюсь от ярости. У меня в груди словно пузырится котел с кислотой, давит на кожу изнутри, я чувствую, что вот-вот лопну от давления. Но гнев на Дэвида и Джеффа может подождать. Мне нужно кое-что прояснить с Заком, прямо сейчас. – Как ты мог согласиться с ними насчет января? – спрашиваю я. – Ох, – он моргает, выглядя озадаченным. – Я не знаю. Они просто поставили нас на место, и казалось, что они правы. Но потом ты сказал, что не веришь им, и, безусловно, ты прав. Я не думал об этом в таком ключе, пока ты не сказал это. Но нет, я согласен с тобой. Они не позволят нам сделать каминг-аут. – Хорошо, – говорю я. – И мне все равно, что они говорят. С меня хватит. – Что ты имеешь в виду? – Это… мне… уже надоело. Я не собираюсь сидеть и слушать это снова и снова всю оставшуюся жизнь. Я прошу разрешения сделать каминг-аут с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать. Зак выглядит потрясенным. Честно говоря, я ошеломлен, увидев это выражение на его лице. Да, я никогда не обсуждал свое разочарование по поводу того, что Chorus на неопределенный срок затыкал меня, но я полагал, они знали, что это был не мой выбор. В конце концов, я открыт для всех, для кого только могу. И все же. – Ты… все это время просил сделать каминг-аут? – Да. Однако никогда нет подходящего времени. Они заставляют меня лгать, и лгать, и лгать. Каждый раз, когда я выхожу на сцену. Каждое интервью. Каждое событие они заставляют меня притворяться. И это всегда «временно». Раньше это звучало: «Нет необходимости раскрывать информацию, пока у тебя не появится парень». Потом я встречался с Натаниэлем, и мне пришлось держать все в секрете, потому что меня номинировали на звание холостяка года, а затем мы расстались. Помнишь тот журнал, в котором была наша с Натаниэлем фотография в Мичигане? Мы видели папарацци, и я все равно поцеловал его, а потом хотел сказать, что это был несчастный случай. Chorus закрыл журнал до того, как они смогли опубликовать статью, и они заставили меня поблагодарить их за это. Потом пошли слухи о том, что я встречаюсь с Калией, и все это было так: «Даже если это неправда, то пусть так и будет, ведь у нас выросли продажи». Зак смотрит на меня так, будто я мутировал прямо у него на глазах. – Подожди, теперь… все ясно. Они никогда не позволят нам признаться? – Я хотел, чтобы они начали сомневаться, ведь наши с тобой отношения гораздо труднее скрыть, чем просто попросить меня держать рот на замке, но для них это ничем не отличается. Они никогда не позволят нам признаться, Зак. Никогда. Зак откинулся на спинку стула. – Боже мой. Но сейчас мой разум лихорадочно работает. – Я перезвоню тебе. На всякий случай, если они все записывают. Подожди… – Я вешаю трубку, затем создаю другую встречу, к которой Зак сразу же присоединяется. – Хорошо, – взволнованно говорю я. – Выслушай меня. Давай просто сделаем это. К черту их. Мы им не принадлежим, как бы они ни думали. Проще потом извиниться, чем спрашивать разрешения, верно? – Но… что насчет продаж? – Это просто отговорка. Ты действительно думаешь, что мы потеряем много поклонников, если признаемся? Подумай о них. Они прикроют нас. Я знаю, что они так и сделают. – Но то, что касается родителей, имеет смысл. – Конечно, но это произойдет в любом случае, когда бы мы ни признались. Что-то в лице Зака застает меня врасплох. – Хорошо, Зак, – говорю я. – В одну секунду ты соглашаешься с Дэвидом насчет ожидания, а теперь у тебя странное выражение лица. Мне нужно убедиться, что мы на одной волне, прежде чем я втяну тебя во что-то, чего ты не хочешь. Снова. – Нет, как я уже сказал, меня все устраивает. Верно, но, опять же, «устраивает» – это не «хотеть». Почему так трудно понять, чего на самом деле хочет Зак? Почему такое ощущение, будто я один делаю выбор, который повлияет на нас обоих? – Зак, если ты еще не готов, все в порядке. Одно дело, если Chorus принуждает нас, но совсем другое, если тебе самому нужно время. Ты хочешь подождать, прежде чем сделать каминг-аут? – Честно говоря, при любом раскладе я в порядке – говорит Зак. – Просто беспокоюсь обо всем, что сказал Дэвид… я… если мы все испортим для Джона и Энджела, я никогда себе этого не прощу. Дело не только в нас. Мы должны привлечь их к этому делу. Я удивленно качаю головой. – На случай, если ты не заметил, сейчас они тоже не совсем паиньки. Думаю, если мы оттолкнемся от Chorus, то эти двое поймут, что мы не должны просто мириться со всем, что они творят. И, погоди, что значит с тобой все в порядке при любом раскладе? – Я просто не хочу тебя подводить. И не хочу подводить группу. – Меня? – повторяю я. – Дело не только во мне. И то, признаешь ты или нет, определенно не касается только меня. Чего ты хочешь? – Чтобы все были счастливы. Я пытаюсь переварить это. – Так… ты не хочешь признаваться? – А ты хочешь, чтобы я это сделал? – Нет, нет. Ты не можешь делать это из-за меня. Это слишком серьезное решение, чтобы принимать его ради кого-то другого. – Но то, что ты будешь счастлив, сделает счастливым и меня. Так что я готов. – Зак! – Я же сказал тебе, чего хочу! – Нет, ты говоришь, чего хотят все остальные. – Я пытаюсь сохранять спокойствие, но ярость превратилась в болото страха. Это поселилось у меня в животе и тянет вниз, как зыбучие пески. Я чувствую, что все вот-вот рухнет. Потому что я знаю, что Зак умеет нравиться людям. Иногда его доброта и заботливость, проницательность и умение находить правильные слова – моя любимая черта в нем. Но за этим кроется мрачная правда. Не всегда легко определить, что важно для Зака, кроме поддержания мира. И прямо сейчас этого недостаточно. Он не может просто сидеть там, пожимать плечами и говорить «как хочешь». Не сейчас. Только не между нами. Между нами. Внезапная мысль поражает меня, как мчащийся поезд. Зак… хочет быть со мной? Это я настоял, чтобы мы поговорили после поцелуя. Это я попросил его быть моим парнем. Это я предложил рассказать группе о нас. Это все из-за меня. Возможно ли, что он со мной только потому, что я этого хочу, и он просто плывет по течению? Это нелепая мысль, верно? Это территория настоящей паранойи. Верно? Но это возможно. Так больше не может продолжаться. Мне нужно, чтобы он высказал свое честное мнение, даже если оно противоречит моему, потому что, по крайней мере, тогда я буду знать, что между нами. Это лучше, чем принимать за двоих решения, которые раз за разом причиняют ему боль. Меня парализует мысль о том, что, возможно, я каким-то образом уговорил его быть со мной, и то, что он все это время молча соглашался, потому что это проще, чем сказать «нет». Но произносить все это вслух слишком страшно. Поэтому вместо этого я говорю: – Я не понимаю, почему ты так пассивно относишься к этому. Будь со мной предельно откровенен, Зак. Ты хочешь признаться сейчас? Или ты хочешь подождать? Ты хочешь никогда не признаваться?