– Надевай обувь. Мы уходим, – прошипел Люк, и только тогда я заметила, что Ро, оказывается, стоит босиком. К моему удивлению, Ро послушался. Добравшись до другого конца комнаты, он надел кеды – может, свои, а может, чужие – и побрел к выходу из дома. Мы последовали за ним. Пока мы с Люком пересекали подъездную дорожку и, поддерживая Ро с двух сторон, брели к тому месту, где припарковали машину, мы обсуждали, как лучше поступить с машиной Ро. Учитывая текущую ситуацию с парковкой, мы решили отложить решение этого вопроса на потом. – Завтра покатается на автобусе, а потом сам ее заберет, – сказал Люк. Одной рукой он придерживал Роуэна, а другой прижимал к уху телефон. – Только, блин, не говори, что звонишь маме! – внезапно крикнул Ро. Я была готова поклясться, что его голос никогда в жизни не звучал так раздраженно и капризно. – Роуэн, заткнись! – зашипела я. Люк наверняка слушал голосовое сообщение. – Успокойся, черт возьми, или дальше пойдешь сам, – произнес Люк. – Засранец, – пробормотал Ро, но сделал это едва слышно, из чего я заключила, что он понимает, насколько серьезен сейчас Люк. После того как мы усадили Ро в машину, я забралась на пассажирское сиденье, и мы поехали к моему дому. Меня не было всего около часа, и, так как в телефоне не наблюдалось ни сообщений, ни пропущенных звонков, я не сомневалась, что родители по-прежнему крепко спят. Ро тоже тихонько сопел на заднем сиденье. Люк заглушил мотор у моего дома и, когда я уже выходила из машины, обернулся ко мне. – Спасибо, Джей-Джей, – проговорил он тихим голосом, чтобы не разбудить брата. Когда я услышала это прозвище, мое сердце забилось быстрее. Ребенком я ненавидела свое имя. Джесси Рамфилд. Я ненавидела родителей за то, что они даже не потрудились назвать меня «Джессикой». Они были слишком заняты собой, а тут появилась я. Видимо, я стала для них такой неожиданностью, что им едва хватило сил сократить одно из с самых затасканных женских имен в истории. Они даже не придумали для меня второе имя, которое обычно дают всем детям. Так что в младших классах я начала заставлять людей звать меня Джей-Джей. Прозвище прижилось, а потом во мне проснулся здравый смысл. Я поняла, насколько глупо себя вела, и запретила окружающим использовать любые варианты, кроме Джесси. Люди, которые до этого пошли мне навстречу (а это были практически все, за исключением родителей), вернулись к изначальной форме моего имени. Все, но только не Люк. Он продолжал иногда так меня называть. Редко, но все же. Не знаю, как мне не удалось выбить из него эту привычку – с моим новоприобретенным здравомыслием и вытекавшим из него презрением к выпендрежникам, которые заменяют свои имена инициалами. Возможно, на самом деле не так-то мне этого и хотелось. – Всегда рада, – сказала я от всего сердца. Люк улыбнулся – он почувствовал, что я говорю от души, – а в следующее мгновение я уже захлопнула дверцу машины и побрела к своему дому. Как и ожидалось, проблем с родителями не возникло, но мое сердце вдруг начало странно колотиться – это порой происходило, когда дело касалось Люка. Например, когда он удалил все песни со своего старого айпода, закачал на него кучу любимой джазовой музыки Мэл и подарил мне на Рождество. Или когда мне поставили брекеты, а он сказал, что моя улыбка «по-прежнему на десять баллов из десяти». Я легла спать с мыслями о Люке, но следующее утро начала со слов Ро. Прости за вчера… Если тебя это утешит, у меня раскалывается башка. Мама орала на меня целый час, а Люк говорит, ты сфотографировала, как я танцую брейк??? Я провела пальцем вниз по экрану и увидела еще одно сообщение. Проснись проснись. Проснулась. И что? – поинтересовалась я. Злишься? – написал он буквально через пару секунд. А потом прислал гифку с котенком, который блюет неоновыми буквами, складывающимися в слово «ПРОСТИ». Ну что, я прощен? Да, конечно, – напечатала я в ответ. – Ты целое лето ведешь себя как козел, но теперь у меня есть гифка с котенком – значит, больше обижаться не на что. Я только отложила телефон в сторону, как тот снова запищал. Это сарказм? А как ты думаешь? – написала я. Думаю, ты можешь сказать мне это в лицо. Я не успела спросить, о чем это он, как услышала быстрый стук в окно. Сначала раз, потом второй. Я подняла жалюзи и увидела лицо Ро, прижатое к стеклу. Он опасно балансировал на ступеньках длинной лестницы, которой папа пользовался, чтобы чистить водосток. – Ро! – вскрикнула я. – Ты что, с ума сошел? – Мне будет не с чего сходить, если я сейчас расшибу себе голову об асфальт. Пусти меня! Я распахнула окно, и Ро бросил в меня какую-то маленькую белую коробочку, после чего ввалился в комнату сам, ударившись об пол. Он так и остался лежать на спине: глядел в потолок и пытался отдышаться. – Ш-ш, – выдохнула я. – Родители уже проснулись. – Черт возьми, – произнес он, тяжело дыша. – Напомни мне больше никогда так не делать. Я опустилась на пол рядом с ним и расхохоталась. – Господи, ты такой идиот! – Я пытался сделать широкий жест! – запротестовал Ро. – Ну да, смерть – это довольно широкий жест. Я открыла коробку, которую принес Ро. Там оказались две маленькие булочки с корицей из пекарни Мэл. – Это тебе в качестве извинения, – сказал он. – За то, что в последнее время вел себя как козел. – Ооо, Ро, – с умилением протянула я. На сердце тут же потеплело. Вручив ему одну булочку, я взяла вторую себе. Она была липкая, сладкая и такая вкусная, что, когда я ее доела, вдруг поняла, что облизываю пальцы. Я прилегла на пол и тоже уставилась в потолок, чувствуя, как мое плечо касается плеча Ро. – Расскажи мне что-нибудь хорошее, – прошептал Роуэн. Я знала: он думает о болезни Мэл и о том, что эта новость заволокла пленкой печали всю нашу жизнь без остатка. Я понимала, что он просит меня отвлечь его от подобных мыслей. Поразмышляв пару мгновений, я широко улыбнулась и сказала: – У меня действительно есть фотография, где ты танцуешь брейк. Хочешь посмотреть? Я потянулась к кровати за телефоном, нашла фото и сунула экран под нос Ро. Он застонал и оттолкнул мой мобильный от себя, но зато повернулся ко мне лицом. – Теперь ты расскажи мне что-нибудь хорошее, – попросила я. – Когда я стану профессиональным теннисистом, – начал он, – я куплю маме самый дорогущий дом во всем чертовом Винчестере. Она станет путешествовать по миру, чтобы болеть за меня на трибунах, и будет останавливаться в самых лучших гостиницах, а потом возвращаться в свой особняк. И работать она будет, только если захочет. Сможет нанять людей, чтобы они занимались всеми делами в пекарне. Я сглотнула комок. – Звучит идеально. В этом был весь Ро. Мой лучший друг с широкой душой и смелыми мечтами. – Наверное, и Люку надо будет что-то купить. Например, пожизненный запас комиксов и любые видеоигры на его выбор. – Потом он посмотрел на меня. – А ты что хочешь? Он пихнул мою ногу своим кедом. – Ну же, давай. Я тут выстраиваю прекрасный воздушный замок. – Я хочу… – начала я и осеклась, почувствовав себя по-дурацки. – Давай, говори, – подбодрил меня Ро. – Я подарю тебе что угодно. – Я просто хочу, чтобы мой лучший друг был рядом. Он снова перевел на меня взгляд, пристально всматриваясь в меня своими карими глазами. – Он всегда с тобой. Это был идеальный момент. Мы делили друг с другом все на свете и в то же время совершенно ничего. Ро извинился за то, как вел себя эти несколько недель. Он правда сделал широкий жест – залез ко мне в окно, принес булочку, – но все-таки так и не ответил на мои вопросы. – Ро? – проговорила я. Мы лежали так близко друг к другу, что наши лбы почти соприкасались. – Почему ты выгнал меня тем вечером?