– Господин капитан, а вы давно знакомы с теми казаками из моей сотни, которых отдали в отряд хорунжего Селивёрстова? – Всю жизнь, Александр Владиславович. Мы выросли в одной станице. Они все входили в первый десяток обучавшихся в школе для казачат станицы Черняева. Трое из них, включая меня, стали офицерами, – ответил я, жуя зубами травинку и ощущая горечь во рту. – Все входили в конвой его императорского высочества, потом почти два года гоняли хунхузов по всему Приамурью, пока у них не закончился первый срок службы. Присмотритесь к ним, Александр Владиславович. Более подготовленных казаков во всём полку не найдёте. – А Роман Петрович? – Это мой названый брат. Его отец взял меня в семью, когда погибли и умерли все мои родственники. Мне тогда было четырнадцать лет. Он и хорунжий Данилов – из первого десятка. – А правда… – начал сотник, но я его прервал: – Всё! Тихо! Начинаем бой. Приложив к плечу приклад-кобуру маузера, я начал выбирать цель. Обоз к этому времени почти дошёл до ворот импаня, которые стали потихоньку открываться. Маузер стал ещё одним фактором, вызывающим вопросы и зависть офицеров в Благовещенске. Два таких же, как и у меня, я подарил Лису и Дану, поздравляя их с офицерским званием. Должен же я был как-то их выделить, если финансы позволяют. Дальше события понеслись вскачь. Сзади раздалось два выстрела Лешего и Шило. Как я понял, стреляли они в кого-то внутри импаня. Потом застучали мадсены, и всадники, окружавшие обоз, начали валиться на землю. Судя по тому, как один из пулемётов работал отсечками по два-три патрона, за ним находился Ромка. Его умение работать с мадсеном ещё пять лет назад превысило моё. Я начал выцеливать цаньлина, но тут он схватился за плечо и упал с коня. «Хороший выстрел», – подумал я, перенося мушку на другую цель и открывая огонь. Чуть больше минуты – и все солдаты, офицеры обоза лежали в основном на земле. Некоторых, запутавшихся ногами в стременах, кони уносили в сторону от дороги. К воротам импаня устремились пулемётные расчёты во главе с Ромкой, державшим в руках уже пистолет Маузера. Казаки Вондаловского бежали к повозкам и орудиям, чтобы убрать их с дороги. За своей спиной я услышал грохот копыт. Казаки аллюром три креста выходили из рощи для атаки на крепость. Смотреть на них было некогда, так как чуть ли не скачками бежал к китайскому офицеру. «Вот непруха, – подумал я, глядя, как из перебитой плечевой артерии цаньлина толчками идёт кровь. – Хана, не спасти». Как говорится, глаза боятся, руки делают, достал из ножен предплечья метательный нож, отхватил ремень от кобуры и начал перетягивать руку китайскому полковнику. Затянув ремень, достал перевязочный пакет и начал бинтовать рану. Мысли же бились в виски: «Ни хрена не получится. Покойник. Что же так не повезло! Чуть влево или вправо, и был бы замечательный язык. А так… Е… твою же…» Между тем события неслись вскачь. Ромка и браты ворвались в импань, откуда грохот мадсенов перекрыл треск винтовочных выстрелов. Казаки Казанова влетели в крепость быстрее, чем туда успели ворваться пешие станичники сотника Вондаловского. Панические крики китайцев перекрыли по громкости шум выстрелов. Судя по звукам, можно было сказать, что захват мини-крепости в Малом Сахаляне состоялся. Устало поднялся с колен и посмотрел на бледное лицо лежавшего без сознания цаньлина. «Не жилец, – подумал я и решил осмотреть других китайских офицеров. – Может, кто-то выжил?» Вскоре убедился, что в этом отношении богиня Фортуна нас покинула. Все были мертвы. В это время со стороны фанз, находившихся за импанем, раздались выстрелы. – Шашки к бою! – услышал я голос сотника Резунова, который уже вывел свои два десятка на дорогу. – В атаку! Казаки разом сорвались с места, пластая воздух холодным оружием, и буквально через несколько мгновений пролетели мимо меня, обтекая стену импаня с западной стороны, где проходила дорога. Кроме мата у меня в лексиконе не осталось ничего. Куда Резунов поперся? С шашками штурмовать фанзы, обнесённые заборами. Да их там сейчас перестреляют! Эти мысли заставили бегом отправиться внутрь крепости. «Если удача не покинет нас, то со стен импаня успеем поддержать атаку сотника», – такая мысль билась в моей голове, пока бежал. Влетев в ворота, увидел, что сопротивление в крепости было сломлено. Китайские солдаты, в большинстве своём в одном нижнем белье, уже не думали о сопротивлении, а спасались бегством, взбираясь на стены и прыгая вниз за пределы импаня. Конные казаки занимались рубкой мечущихся во дворе китайцев, пешие выбивали противника, как в тире – на выбор. Увидев Тура, менявшего в пулемёте магазин, крикнул ему, чтобы он следовал за мной, и бросился к одной из лестниц, ведущих на северную стену импаня. Находившихся на этой лестнице китайцев смёл несколькими выстрелами. Взобравшись на стену, понял, что опоздал. Атака казаков Резунова уже закончилась. Они уже ворвались отдельными отрядами в фанзы и уничтожали находившихся там китайцев. Но на земле перед одной из фанз лежали трое казаков, в одном из которых я узнал сотника Резунова. Разом как-то обессилев, опустился на корточки, краем глаза отметив, как Тур из пулемёта длинной очередью снёс со стены нескольких китайцев. Взяв себя в руки, поднялся, оглядываясь вокруг. Бой, можно сказать, закончился. Редкие выстрелы ещё раздавались, но это, судя по всему, добивали остатки китайских солдат, не сумевших вовремя убежать. Осталось грамотно распорядиться победой и вовремя унести ноги. Подсчет потерь и захваченных трофеев много времени не занял. Убиты двое казаков и сотник Резунов. Умудрился Владимир Михайлович получить пулю прямо в сердце. Умер мгновенно. Ранены были ещё пять казаков, слава богу, все легко. В основном все безвозвратные потери получили после атаки двух десятков Резунова, и хорошо, что они оказались такими небольшими. Из значимых трофеев – два четырехфунтовых конных орудия Круппа со снарядами и несколько знамён. В повозках обоза кроме двух десятков ящиков со снарядами ничего больше ценного не оказалось. Казаки, понятно, прибарахлились, пройдя мелким бреднем по казармам, складам импаня и фанзам, но чего-то достойного найти не удалось. Из языков достался один из младших офицеров, который ничего значительного при первом допросе, проведённом мною, не сказал, просто не знал. В общем, пора было уносить ноги, но предварительно подготовить для китайцев небольшую подляну. Сначала хотел из захваченных орудий открыть огонь по Сахаляну. Но как оказалось, пушки немецкого и русского производства отличались по конструктивным особенностям, у них были разные типы затворов и механизмы вертикальной наводки. Специалистов для стрельбы из этих орудий в нашем отряде не нашлось, и для себя я этот пробел в своём образовании отметил галочкой. Надо будет минимальный практический объем знаний у артиллеристов получить. А то захватили орудия, а как из них стрелять – никто не знает. В Таку была такая же картина. Оставалось только заминировать склад с боеприпасами, поджечь всё, что может гореть, и быстро-быстро сваливать, так как в Сахаляне наметилась какая-то движуха. Для склада использовал простую схему – пара бочонков нашедшегося здесь же пороха, напротив них расположили зафиксированный на столе здоровенный карамультук с ударно-кремнёвым замком. Небольшая система противовесов, в результате чего после пережигания верёвки груз падал вниз, другая веревка дёргала спусковой крючок, и должен был произойти выстрел этой мини-пушки. Бочонки взрываются, а дальше должен был взлететь на воздух и весь склад. Плюс к этому к арсеналу подогнали повозки со снарядами. Попробовав несколько раз эту схему вхолостую, перерезая верёвку, зарядили карамультук и поставили горящую свечу, которая, по моим прикидкам, должна была где-то через полчаса эту схему заставить сработать. К этому времени наша колонна, забрав убитых, раненых, трофеи, уже ушла в сторону Маньчжурской пади. Эта дорога действительно оказалась накатанной и вполне проходимой для артиллерии. В авангард ушли казаки хорунжего Казанова, я же с братами и казаками сотника Вондаловского остались в арьергарде, прикрывать наш отход. Уходили на рысях. За полчаса прошли чуть больше семи вёрст. Я всё ждал, как сработает моя конструкция, и уже начал волноваться. Наконец, случилось. Рвануло так, что звук до нас докатился и на таком расстоянии, а клубы дыма, рванувшиеся вверх, были видны, будто бы мы и не успели далеко отойти от импаня. На свой берег перебрались без потерь. Правда, пришлось поплавать. Паромы были использованы для переправы захваченных трофеев и дувана, сами же переправлялись вплавь под грохот канонады. Китайцы открыли массированный огонь по Благовещенску. Видимо, мы хорошо надавали им по сопатке, раз они так обиделись. Где-то после полудня, переодевшись, был на докладе у военного губернатора. Перед резиденцией генерала Грибского стояли два орудия, ящики со снарядами, пусть и немного, четыре китайских знамени, которые держали в руках казаки четвертой сотни, двое из них были Савва и Сыч. – Ваше превосходительство, доклад закончен. – Да, Тимофей Васильевич, даже не знаю, что и сказать, – военный губернатор Амурской области потёр переносицу. – С одной стороны, результаты просто великолепные, но потери, особенно погибший сотник Резунов, а также то, что не удалось узнать, какие силы противника в тылу Сахаляна… – Ваше превосходительство, готов этой же ночью вновь переправиться на ту сторону и разведать обстановку около сопок. Единственно, прошу разрешить пойти малой группой, не больше десяти человек, и пешком. Там открытая местность, конными не пройти. Спустя сутки вернёмся. – Да какое там, господин капитан. Вы сейчас разворошили китайцев, как тот муравейник. Они после захвата и уничтожения импаня в Малом Сахаляне три часа город усиленно обстреливали. Насолили вы им изрядно. И мы все их орудия напротив Благовещенска выявили. Одно старьё осталось, – Грибский усмехнулся. – Правда, и у нас потери есть. Убито два нижних чина, три горожанина. И две гранаты попали в больницу Красного Креста. Ваши знакомые, мадемуазель Беневская и мадам Бутягина, ранены. Глава 2. На Сахалян Фраза генерала о ранении обеих Марий была как сильный удар под дых. Я чуть реально не согнулся от такой новости, но кое-как смог себя удержать в руках. Видя моё состояние, Грибский милостиво отпустил меня, взяв обещание, что к восемнадцати ноль-ноль я представлю подробный письменный доклад о рейде и наградные листы. Заверив губернатора, что всё выполню, буквально вылетел из его кабинета и ринулся на выход из резиденции. Как добрался до больницы, не помню. Наверное, многих напугал своим внешним видом. Ворвался в здание и в палату, где лежали раненые. Марий там не оказалось. Одна из медсестёр, находившаяся в палате, испуганно глядя на меня, показала рукой на дверь, за которой была как бы комната отдыха для медперсонала. Без стука открыв дверь, я столкнулся с семейной и несколько пикантной сценой. Доктор Бутягин с ложечки поил свою жену чаем. Вызвано это было тем, что обе ладони Марии Петровны были массивно так забинтованы. Рядом сидела вторая Мария с перевязанной головой, безвольно откинувшаяся на спинку стула. Глаз она так и не открыла. Первым среагировал Павел Васильевич. – Тимофей Васильевич, дорогой, проходите. Мы о вас недавно вспоминали. Чай будете? – Здравствуйте, – я на негнущихся ногах дошёл до свободного стула около стола и буквально упал на него. – Что произошло? – Да моя супруга в гренадера поиграть захотела. – Паша… – грозно зашипела Марфа. – Шучу, любимая, чтобы настроение поднять, – Бутягин, лязгнув стеклом, опустил ложечку в стакан. – А если серьёзно, когда китайцы начали обстрел города, одна из их бомб старого образца, разбив стекло, влетела в палату к раненым. Машенька как-то умудрилась успеть вырвать фитиль, а потом схватила бомбу и, донеся её до коридора, бросила в стоящее там ведро с водой. Вот руки и обожгла. «Ох… Вот это ж… Млять, да… – несколько секунд я пытался про себя изобразить что-то типа малого петровского загиба. – Как же она среагировать-то успела и, главное, так правильно! Ё… Хотя о чём я?! Марфа – Мария-Елизавета – в своё время на Александра II покушение готовила, значит, с бомбами имела дело. Как же ей сейчас больно-то! Горячее ядро руками…» Я посмотрел в глаза Марфы и увидел расширенные зрачки и слёзы, готовые потечь в любой момент. – Ничего, Тимофей Васильевич, всё перемелется и мука будет. Почти не больно уже. Пашенька хорошо раны обработал. Вот если бы граната взорвалась, было бы куда хуже, – Бутягина криво улыбнулась. – Нам одной, которая во дворе больницы рванула, хватило. Марию Аркадьевну зацепило и одного раненого, вышедшего подышать свежим воздухом, убило. Беневская продолжала безучастно сидеть на стуле с закрытыми глазами. – Ничего страшного, Тимофей Васильевич. Осколок кожу у мадемуазель Марии на лбу порвал. Я уже зашил рану. У Машеньки лучше бы получилось, но вот с руками у неё беда. А Мария Аркадьевна сейчас немного не в себе. От опиума отходит, – быстро протараторил Бутягин. В этот момент девушка открыла глаза и как-то расфокусированно посмотрела на меня. – Всё будет хорошо. Мне уже лучше. Просто я лежать не могу… Сразу тошнота подступает, после того как кровать качаться начинает, если глаза закроешь. А сидя я себя нормально чувствую, даже с закрытыми глазами. – Девушка вновь опустила веки. Я посмотрел на супругов, и те глазами и мимикой постарались показать мне, что всё будет хорошо. – Я могу чем-то помочь? – спросил Бутягиных. – Тимофей Васильевич, если можно, достаньте мёда и облепихового масла для лечения ожогов. Я не могу покинуть больницу, чтобы сходить на рынок или в магазин. Да и не знаю, работают ли они, – смущённо попросил Павел Васильевич. – Сделаю всё, что в моих силах. Я посмотрел на Бутягину, которая, заметив мой вопрошающий взгляд, сделала знак руками и глазами, показывая мне на выход. – Постараюсь через несколько часов принести. С этими словами я вместе с Бутягиным вышел из комнаты. Едва закрылась дверь, Павел Васильевич обратился ко мне со словами: – Тимофей Васильевич, не волнуйтесь. У Марии Аркадьевны всё будет хорошо. На фоне остаточного действия опиума и возможной контузии она пока неадекватно реагирует на окружающую обстановку и очень переживает по поводу того, какой у неё шрам останется. До вашего прихода она несколько раз произносила фразу «Как же Тимофей Васильевич увидит меня в таком виде?!». – Ну, раз девушка думает о своей внешности, значит, действительно всё будет хорошо, – невесело усмехнулся я. – Вы её как-нибудь успокойте, Павел Васильевич. Она просто не понимает, что чудом осталась жива. Шрам на лбу – это такая мелочь… – Сделаю всё, что в моих силах, да и Машенька поможет. Так что, надеюсь, всё будет хорошо. Но лучше пару дней вам не встречаться, чтобы не стать вредным раздражающим фактором. Ранение в голову, пусть и по касательной, может разные осложнения вызвать. Мозг человека пока самая неизученная часть его тела. Кстати, как вы сходили в разведку? – Бутягин с интересом посмотрел на меня. – Сходили, Павел Васильевич. Два орудия захватили, в Верхнем Сахаляне импань на роту солдат штурмом взяли и уничтожили потом в нем склады и всё, что можно взорвать и сжечь. Два казака и сотник Резунов погибли. Китайцев больше полусотни положили. – Боже ты мой, Владимир Михайлович. Как же так-то?! – Бутягин истово перекрестился. – Во время атаки пуля прямо в сердце попала. Война, что поделаешь. Все под Богом ходим.