ПРЕСМЫКАЮЩИЙСЯ ЛЬСТЕЦ! Она прежде хотела восстановить в нем того, кто заботится. То, что она сделала на самом деле, легко распознавалось любым, владевшим знанием Защитной Миссионерии, которая разрушала людскую независимость. Такова, однако же, всегда была ее цель: делай последователей, послушных нашим нуждам. Слова Тирана в тайном помещении крепко подхлестнули страхи Одраде за будущее Ордена. «Я завещаю вам мой страх и мое одиночество». С расстояния в тысячелетия он посеял в ней сомнение так же уверенно, как она посеяла их в Ваффе. Она видела вопросы Тирана, словно они были начертаны светящимися красками перед ее внутренним взором. «С КЕМ ТЫ ОБЪЕДИНЯЕШЬСЯ?» «Действительно ли мы не больше, чем тайное общество? Как мы встретим наш конец. В догматической вони, созданной нами самими?» Слова Тирана ожогом запечатлелись в ее сознании. Есть ли «благородная цель» в том, что делает Орден? Одраде почти слышала, как Тараза глумливо усмехается в ответ на такой вопрос. «Выживание, Дар! Вот вся благородная цель, которая нам нужна. Выживание! Даже Тиран это знал». Может быть, даже Туек это знал. И к чему это его в конце концов привело? Одраде испытывала неотвязное сочувствие к покойному Верховному Жрецу. Туек был великолепным примером того, что может породить тесно замкнутая на себе семья. Даже его имя было ключиком: не изменившейся с дней Атридесов на этой планете. Основатель рода был контрабандистом, доверенным лицом первого Лито. Туек происходил из семьи, которая твердо держалась своих корней, говоря: «Есть в нашем прошлом коечто достойное сохранения». Для Преподобных Матерей был впрок урок, который такой пример давал потомкам. «Но ты потерпел неудачу, Туек». Эти модернизированные кварталы были признаком этой неудачи — подачки, тем набиравшем силу элементам в ракианском обществе, которые Орден так долго и усердно воспитывал и укреплял. Туек видел в них предвестие того дня, когда слишком ослабеет политически, чтобы предотвратить подразумеваемое в такой модернизации: ритуал покороче и в более ударном ритме. Новые песни в более современной манере. Изменения в танцах. («Традиционные танцы длятся так долгов»). И, страшнее всего, меньше вылазок в опасную пустыню для молодых послушников из могущественных семей. Одраде вздохнула и перевела взгляд на Ваффа. Маленький тлейлаксанец жевал нижнюю губу. «Отлично!» «Черт тебя подери, Альбертус! Я бы только приветствовала твой мятеж!» За закрытыми дверями Храма уже обсуждался вопрос о передаче высшей жреческой власти. Новые ракианцы говорили о необходимости «идти в ногу со временем», но имели ввиду: «дайте нам больше власти!» «Всегда так было и будет, — подумала Одраде. — Даже в Бене Джессерит». И опять она не смогла избежать мысли: «Бедный Туек». Льбертус докладывал, что Туек, как раз перед своей смертью и подменой его Лицевым Танцором, предостерегал своих родственников, что они могут не сохранить внутри семьи звание Верховного Жреца, если он умрет. Туек был потоньше и поизобретательнее, чем предполагали его враги. Его семья уже кликнула клич своим должникам, собирая все силы, чтобы удержать главную опору власти. И Лицевой Танцор, заменивший Туека, многое открыл через свое мимическое представление. Семья еще не узнала о подмене, и любой мог поверить, что настоящий Верховный Жрец не замещен, настолько хорош был Лицевой Танцор. Зорким глазам Преподобных Матерей многое открылось из наблюдений за этим Лицевым Танцором в действии. Это, конечно, было одной из причин, по которой сейчас ежился Вафф. Одраде резко повернулась на пятках и направилась к тлейлаксанскому Господину. «Время заняться им!» Она остановилась в двух шагах от Ваффа и грозно поглядела на него. Вафф встретил ее взгляд с вызовом. — У тебя было достаточно времени, чтобы подумать о своем положении, — обвинила она. — Почему ты сохраняешь молчание? — Мое положение? По-твоему, вы предоставляете нам выбор? — «Человек — это всего лишь камешек, роняемый в пруд», — процитировала она ему из его собственных верований. Вафф сделал дрожащий вдох. Она говорила правильные слова, но что таилось за ними? Они больше не звучат правильно, когда исходят изо уст женщины повинды. Когда Вафф не ответил, Одраде продолжила цитату: — «А если человек всего лишь камешек, то все его деяния не могут быть ничем большим». Непроизвольная дрожь прошла по Одраде, вызвав взгляд тщательно замаскированного удивления от бдительных Сестер-охранниц. Эта дрожь не была запланированной частью игры. «Почему я в этот момент Думаю о словах Тирана?» — подивилась Одраде. «ТЕЛО И ДУША ВЕНЕ ДЖЕССЕРИТ ВСТРЕТЯТ ТУ ЖЕ СУДЬБУ, ЧТО И ВСЕ ДРУГИЕ ТЕЛА И ВСЕ ДРУГИЕ ДУШИ». Эта заноза глубоко в нее проникла. «Как это меня сделали такой уязвимой? — ответ выпрыгнул из ее сознания. — „Манифест Атридесов“!» «Его составление слов под длительным руководством Таразы открыло брешь внутри меня». Не могло ли это быть целью Таразы — сделать Одраде уязвимой? Откуда могла Тараза знать, что будет найдено здесь, на Ракисе? Верховная Мать не однажды демонстрировала, что не только сама не обладает провидческими способностями, но и избегает этого таланта в других. В редких случаях, когда Тараза поневоле обращалась к Одраде ради этого ее таланта, привычному глазу любой Сестры было заметно ее нежелание. «И все же она сделала меня уязвимой». Было ли это случайностью? Одраде быстро произнесла про себя литанию против страха, всего лишь за несколько долей секунды, но за это время Вафф явно пришел к решению. — Вы бы нам это навязали, — сказал он. — Но вы не знаете, какие силы есть у нас в запасе на такой момент, — он приподнял свои рукава, чтобы показать то место, где были спрятаны дротики — это всего лишь детские игрушки по сравнению с нашим настоящим оружием. — Орден никогда в этом не сомневался, — сказала Одраде. — Между нами возможен вооруженный конфликт? — спросил он. — Выбор за вами, — ответила она. — Почему вы провоцируете нас на применение силы? — Есть те, кто был бы очень счастлив видеть, как Бене Джессерит и Бене Тлейлакс вцепятся друг другу в глотку, — сказала Одраде. — Наши враги будет счастливы вмешаться в это, чтобы подобрать все кусочки после того, как мы в достаточной мере ослабим друг друга. — Ты приводишь довод за доводом, но не предоставляешь моему народу возможностей для переговоров! Может быть, твоя Верховная Мать не дала тебе полномочий вести переговоры! До чего же соблазнительно было вернуть все назад, в руки Таразы, — именно так, как того хочет Тараза. Одраде взглянула на Сестер-охранниц. Их лица были масками, за которыми ничего нельзя угадать. Что они на самом деле знают? Поймут ли они, если она пойдет наперекор распоряжениям Таразы? — Есть ли у тебя такие полномочия? — настаивал Вафф. «Благородная цель, — подумала Одраде. — „Наверняка Золотая Тропа Тирана демонстрирует по меньшей мере одно качество такой цели“». Одраде решила прибегнуть к творчеству, создающему правду. — У меня есть такие полномочия, — сказала она. Высказанные вслух, эти слова стали правдой. Приняв такие полномочия, она сделала для Таразы невозможным отрицать их. Одраде понимала, конечно, что ее собственные слова заставляют ее идти курсом, отклоняющимся от последовательных шагов замысла Таразы. «Независимые действия». Это было то самое, что она жаждала от Альбертуса. «Но я сейчас на сцене, и я знаю, что нужно». Одраде взглянула на Сестер-охранниц. — Останьтесь здесь, пожалуйста, и последите, чтобы нас не тревожили, — Ваффу она сказала. — Мы можем с тем же успехом устроиться поудобнее, — она указала на два песьих кресла, стоящих под прямым углом друг к другу в разных концах комнаты. Одраде подождала, пока он не усядется, перед тем как возобновить разговор. — Между нами сейчас требуется степень искренности, которую дипломаты редко себе позволяют. Слишком много сейчас лежит на весах, чтобы мы вдавались в поверхностные увертки. Вафф странно на нее поглядел. Он сказал: — Мы знаем, что раскол проник до самых высших ваших советов. Кое-кто осторожненько к нам подъезжал. Не часть ли этого твоя… — Я верна Ордену, — сказала она, — даже те, кто заигрывал с вами, не имеют другой верности. — Это еще одна уловка… — Никаких уловок! — Бене Джессерит без уловок никуда, — обвинил он. — Чего, исходящего от нас, вы боитесь? Назови это. — Может быть, я узнал от тебя слишком много, чтобы вы позволили мне остаться в живых. — Не могу ли я сказать то же самое о тебе? — вопросила она. — Кто еще знает о нашем тайном сродстве? Здесь с тобой говорит не женщина повинды!