— Что с ней? Уж не вирус ли? — Не волнуйтесь, ни кашля, ни насморка, просто расстройство желудка, пройдет. — Пойду-ка я сама посмотрю. Настя, вы с папой ешьте, я быстро. Через два часа в доме был врач, который осмотрел больную, выписал ей лекарство и взял у всех обитателей особняка пробы на коронавирус. После приема необходимых лекарств Марине стало немого лучше, она даже смогла встать и выйти подышать в сад. Звонок от семейного врача принес в дом тревожные вести. — Павел Игоревич, не тяните, сразу говорите, что и как! — Виктория Сергеевна, у вашей Марины подтвердился коронавирус, но есть и хорошая новость, больше ни у кого из вас наличие вируса результат теста не показал! — Я так понимаю, что ожидать положительной реакции у каждого, кто живет в доме, можно со дня на день? Что делать сейчас всем нам? — Марину необходимо отвезти в больницу, я пришлю бригаду, а вам всем соблюдать строгий карантин две недели минимум. Тесты вам необходимо будет сдать еще несколько раз. Каждый день утром и вечером нужно измерять температуру и при малейшем недомогании у кого бы то ни было сразу звонить мне. У Марины организм слабый, у нее онкология была! — Какая онкология? — Ей пять лет назад удалили грудь, но рецидивов не было, а когда осматривал ее, она мне рассказала. Иммунитет слабый, поэтому она и слегла. — Новости одна другой краше! Хорошо, Павел Игоревич, я все поняла, все инструкции соблюдать будем безукоризненно. Жду вашу бригаду, пойду скажу Марине, чтобы вещи в больницу собирала. Спасибо вам большое за ваше участие! После того как домработницу забрали в больницу, мальчиков решено было на время переселить в дом, на второй этаж в гостевую спальню. Туда дополнительно поставили два стола, чтобы было место для приготовления уроков, а для сна определили одному диван, а другому кровать. Обедать мальчикам отвели место в столовой, за отельным маленьким столиком. Доктор ежедневно звонил и рассказывал о том, как чувствует себя больная, по последним данным, состояние Марины было тяжелым, но стабильным. — Сережа! Тяжелое, но стабильное — это как? — Значит, ей не хуже! Да все нормально будет, она молодая женщина! Она на аппарате ИВЛ? Не знаешь? — Не знаю, Сережа! Там врачи хорошие, если надо, подключат ее к аппарату. — Не волнуйся, Викуля! Пойдем в бассейн поплаваем, хочешь? — А хочу от этой реальности уплыть куда подальше, но бассейн будет для этого мне маловат! Иди да Настеньку возьми с собой. Включи сауну и погрейтесь с ней потом, чтобы не заболеть! Из хроники пандемии Рассказ медсестры крупного московского стационара, который переформировали в инфекционный: «В отделении две медсестры дежурят сутки. Четыре врача: каждая пара работает по 12 часов. Каждому пациенту нужно оформить историю, объяснить правила поведения, по возможности накормить. Врач должен каждого осмотреть и назначить лечение. А потом каждому нужно это лечение осуществить: уколы, капельницы, таблетки. Сейчас нет легких пациентов, практически все тяжелые с пневмонией, какой — сразу неизвестно. У кого-то — коронавирус, кто-то контактировал с подтвержденным COVID-19. Скорые стоят в очереди: везут и везут больных, больные заполняют уже все отделения. Находясь в опасной зоне, медики работают в хирургических пижамах, сверху которых — защитные костюмы, очки, респираторы, две пары перчаток, резиновая обувь, бахилы. В момент осмотра пациента нужно надеть третью пару стерильных перчаток и попытаться сделать укол в вену. Нельзя пить, есть, сходить в туалет, а в какой-то момент становится почти невозможно дышать. Есть возможность выходить через шлюз в чистую зону законные два раза в сутки, но в реальности не получается. Невозможно бросить даже на короткое время тяжелых больных, которым нужны капельницы и уколы, невозможно оставить без помощи врачей, которые просто физически не успевают и назначать лечение, и заполнять документы». Улучшений у Марины не наблюдалось, но и ухудшений тоже. Как-то утром Виктория Сергеевна поймала себя на мысли, что боится телефонного звонка от врача. Мысли о самом мрачном исходе событий, как бы она ни хотела, постоянно крутились у нее в голове. Женщина прогоняла их, но где-то в подсознании поселился страх, который возвращал эти мрачные мысли обратно. — Павел Игоревич! Доброе утро! Я уже, если честно, к телефону боюсь подходить. Как там наша болезная? — Плохие новости. Марина ночью впала в кому, а утром, в 6:45, мы зафиксировали смерть. После полученного известия Виктория Сергеевна впервые за долгое время поняла, что абсолютно не знает, что ей сейчас делать. Решив все хорошо обдумать, она никому не сказала о случившемся и пошла гулять с собакой. — Ты куда собралась, Вика? Даже кофе не выпила! — Пройдусь по саду с Чарли, вы садитесь без меня. Мальчики поели уже? — Няня накрывает всем. Мы все сырники будем, а пацаны кашу гречневую, им сырники как-то не идут, кашу хотят. — А компот для них няня сварила? — Конечно, из сухофруктов! — Отлично! Я скоро вернусь! Через час Виктория Сергеевна вернулась с прогулки, попросила няню принести ей в кабинет чашку кофе и сказала мужу, что хочет с ним поговорить. — Сережа, помнишь, я хотела лет пять назад мальчика из детского дома усыновить и ты не против был тогда? — Как такое забыть! Хороший был пацан, но видишь, пока мы с тобой думали, его уже усыновили! А ты что это вдруг разговор такой затеяла? — Сережа, Марина сегодня утром умерла… — Вика… ты хочешь… Нет, нет и еще раз нет! Горе для пацанов страшное, как мы скажем им, я пока не представляю, но нет! — Сережа, им ехать некуда! Бабка — алкоголичка, отец умер. Их поместят в детский дом! — Вика, послушай меня, моя дорогая! У тебя доброе сердце, я знаю, но этих детей мы усыновлять не будем! Ты же сама мне рассказывала о том, какие у них гены. Отец — уголовник, бабушка — алкоголичка. Мы оплатим похороны, естественно, сами отвезем детей обратно, поместим их в лучший интернат, снабдим всем необходимым, вещами там, гаджетами. Услышь меня, Виктория! Я не просто против, я категорически против! Это чужие нам люди! — Хорошо, Сергей, ты прав, нет так нет! Спорить не буду! Я посижу немного здесь одна, а ты иди вниз. Не говори пока мальчишкам ничего, надо подумать, как все это правильно сказать! Сергей ушел, в Виктория Сергеевна стала продумывать стратегию, как и с какого бока подойти к мужу с этим разговором снова. Она уже давно сама для себя решила, что если что-то с Мариной случится, то мальчиков надо будет усыновить, но до последнего гнала эти мысли подальше от себя, потому что прежде всего надеялась, что такой трагедии не произойдет. Сколько прошло времени с тех пор, как Виктория Сергеевна осталась одна в своем кабинете, она не заметила, но, судя по холодному кофе в чашке, целая вечность. — Вика, ты так долго тут сидишь одна, что я волноваться начал! Иди ко мне, не плачь, девочка моя, или, наоборот, плачь, если тебе легче от этого! Надо пойти и сказать мальчишкам… А как их зовут-то по-нормальному? — Борис и Леонид. — Ну вот и славно, а то я уже испугался, что стану отцом Болика и Лелика, кому сказать, так не поверят. А тут все хорошо — Борис и Леонид. — Сереженька, родной мой, любимый! Какой же ты у меня хороший! — Ну, не захваливай зря, Викуля, держи салфетку, или нет, давай я сам слезы тебе вытру! Я с юристом уже созвонился, он проинструктирует нас с тобой, как все бумаги по опекунству оформить. Пойдем вниз, я тебе кофейку сам сварю и с мальчиками поговорим! А заешь, что хорошо? — Что, Сережа? — Няня наша опять делом займется! Своими прямыми обязанностями! — Ой, Сережка, пойдем к детям… Обязанности эти прямые теперь наши с тобой! Поло с любимого футбола Итальянец Франческо Джентиле и француз Оливье Ришар впервые встретились в Барселоне, куда они приехали поступать в университет Помпеу Фабра на факультет экспериментальных и медицинских наук. Первые четыре года обучения ребята жили в студенческом кампусе и делили одну комнату на двоих. Получив степень бакалавра, Франческо и Оливье в этом же университете поступили в аспирантуру и остались в Барселоне еще на два года, но в этот период они уже разъехались по разным квартирам, но недалеко друг от друга. Общение друзей происходило порой одновременно на четырех языках, первым из которых был английский, и это было логично, поскольку обучение иностранных студентов проводилось на английском языке, а вторым — испанский язык, что тоже было вполне естественно, если ты живешь в Испании. Еще до поступления в университет и Франческо, и Оливье неплохо говорили на испанском, а постоянная языковая практика лишь усовершенствовала этот язык у каждого из них. С итальянским языком у Оливье было все не так хорошо, как с английским и испанским, он гораздо лучше понимал язык, чем говорил на нем, и точно такая же ситуация была у Франческо с французским: понимал неплохо, но говорил с трудом, но когда друзья откровенничали о девушках, то тут на арену выходили все четыре языка, и этот эмоциональный накал языковых откровений был понятен только им двоим. Даже спустя много времени, когда бывшие студенты, а сейчас уважаемые доктора с ученой степенью и слегка с посеребренной сединой головами встречались друг с другом, то понять язык, на котором они общались, удавалось не каждому. А иногда даже слов не надо было, достаточно было услышать первую фразу песни с переливами испанской гитары, чтобы друзья переглянулись и расхохоталась, глядя друг на друга. После такого хохота обычно был жест «дай пять!». Врачебная деятельность у доктора Франческо Джентиле в Бергамо и у доктора Оливье Ришар в Париже занимала все их время, встречаться с каждым годом становилось все сложнее, но еще в юности друзья договорились, что война войной, а для того чтобы вместе покататься на горных лыжах хоть три-четыре дня в году, время они найдут всегда! Когда друзья произносили фразу «война войной, а…», мысль о том, что эта фраза может материализоваться, в голову им не приходила, но увы! Коронавирус объявил войну всему миру, и на переднем фланге оказались врачи и медицинские работники. С началом пандемии друзья часто выходили на связь друг с другом и выясняли общую ситуацию у каждого из них в регионе, когда коронавирус добрался до Италии, а следом до Испании и Франции, то общение стало если не ежедневным, то частым настолько, насколько это было возможным. Никто из друзей больше не упоминал в разговоре о катаниях на горных лыжах, не углублялся в воспоминания бурной юности, речь шла только о больных, о симптомах этих больных, методах лечения и сложностях ситуации в целом. Франческо, например, как только пришел в себя в палате реанимации, связался с Оливье и рассказал ему детально о своих симптомах заболевания, о том, как проходила болезнь и с какими осложнениями и трудностями собственного восстановлении столкнулся именно он. Симптомы заболевания при COVID-19 постоянно менялись, и информация из уст пациента была очень важна для каждого медицинского специалиста, особенно если этот пациент сам врач. Оливье подробно записывал все, что рассказывал ему Франческо о своем самочувствии, о ситуации в Бергамо, а тот, в свою очередь, делился новостями из Парижа. — Чао, Франческо! Какая температура была у тебя сегодня утром? Какой день ты уже дома? Давление сегодня еще не мерил? Твой пациент, тот дедушка, Джузеппе, кажется, ему 73 года, ты мне вчера о нем говорил, как он? — Бонжур, Оливье! Начнем с дедушки Джузеппе. Мои все показатели в норме, так что заострять внимание на этом не будем. Помнишь моего друга Массимо? Мы втроем последний раз сидели в таверне, когда ты ко мне прилетал в Бергамо? — Дантист который?