Септимус кивнул: – Мы дома, Джен. Это Старый путь. Он очень-очень старый. Он идет глубоко под землей, даже ниже Ледяных туннелей. – Где тогда старый Марцеллий? – устало спросила Дженна. – Ты же думал, что он встретит нас, если знает, что мы придем. – А ты попробуй через пятьсот лет вспомнить какую-нибудь мелочь, Джен. Мне кажется, он вообще плохо понимает, что происходит. Ходит где-то тут. Пойдем, надо уходить отсюда. С видом бывалого путешественника Септимус зашагал по туннелю, а Дженна, прижимая к себе Уллра, поплелась следом. Они шли молча, погрузившись каждый в свои мысли – о Нико. Какое-то время спустя Дженна сказала: – Если Нико никогда не пройдет сквозь двери, как он найдет дорогу назад? – Нико найдет ее, Джен, не сомневайся, – ответил Септимус, хотя на самом деле был уверен в своих словах меньше, чем могло показаться. Еще недавно Нико решил, что муравей на карте – это тропа, и в результате они заблудились в Лесу. – А Снорри… Мне она так нравилась. – Да. И Нику тоже. В том-то все и дело, – немного сердито ответил Септимус. Все это время Уллр не издавал ни звука. Рыжий кот с черной кисточкой на хвосте спокойно сидел на руках у Дженны, и его дух был где-то в другом месте, в далеком прошлом со своей хозяйкой. А на расстоянии пятисот лет Снорри Сноррельсен сидела потерянная и несчастная на берегу реки. Но, вглядываясь в даль, она увидела Старый путь и длинные ряды шаров вечного огня. И хотя она сама не понимала, что это видение, она знала, что смотрит через глаза Уллра. На Старом пути холод пробирал насквозь. Дженна и Септимус укутались в плащи младших поваров, но все равно дрожали каждой клеточкой своего тела. Грубая ткань плащей волочилась по широкому гладкому тротуару и шуршала, точно крылья летучих мышей в сумерках. Марцеллий ожидал их у подножия ступенек из ляпис-лазури. Он сидел, прислонившись к камню и закрыв впалые глаза. Дженна испугалась при виде дряхлого старика и еще сильнее прижала к себе Уллра – так крепко, что Снорри где-то далеко охнула от внезапной боли в ребрах. – Он… он же не умер? – прошептала Дженна. – Пока нет, – ответил дрожащий голос, – хотя разницы не вижу. Старый Марцеллий облизал пересохшие губы и уставился на Септимуса, как будто пытался что-то вспомнить. – Ты тот мальчишка с эликсиром? – спросил он, глядя на них слезящимися глазами. Септимусу даже показалось, что он узнает в этом взгляде что-то от молодого Марцеллия. – Я сделаю его завтра, когда наступит парад планет, – сказал Септимус. – Помнишь? Ты сказал мне положить эликсир в золотой ящик с символом солнца и бросить в реку. – Толку мне от солнца? – фыркнул старик. – Я положу эликсир в ящик, как и обещал, – терпеливо сказал Септимус. – А потом, помнишь, ты обещал дать мне знать, что получил его, вернув летающие чары. Марцеллий улыбнулся, и его кривые зубы сверкнули красным в отблесках огней. – Теперь припоминаю, Септимус. Я не забываю своих обещаний. А ты рыбак? Септимус мотнул головой. – Сдается мне, ты им станешь, – усмехнулся Марцеллий. – До встречи, Марцеллий. – Прощай, Септимус. Ты был хорошим учеником. Прощай, моя дорогая Эсмеральда. – И старик снова закрыл глаза. – До встречи, Марцеллий, – попрощалась Дженна. Когда они наконец поднялись по длинной винтовой лестнице, перед ними предстало зеркало. Септимус вспомнил, как в прошлый раз стоял здесь, и сейчас с трудом мог поверить, что сумеет пройти сквозь него. Он долго не мог решиться вставить ключ в углубление над головой. Он видел, что оно не похоже на Истинное зеркало времени. Нет больше головокружительного ощущения глубины и замысловатых завитков времени. Это зеркало казалось пустым и тусклым и напоминало обычное зеркало с неудачным серебряным покрытием. – Пора идти домой, – прошептал Септимус. – Так… мы просто пройдем через него и окажемся в гардеробной? – спросила Дженна. – Наверное. Давай проверим. Септимус взял Дженну за руку, но девочка отдернула ладонь и в последний раз оглянулась. – Ник еще не прошел, Дженна, – тихо произнес Септимус. – Я все время прислушивался, но его пока здесь нет. На Старом пути не слышно ничьего сердца, кроме твоего, моего и… Марцеллия. Его сердце бьется раз в пять минут. Септимус осторожно потрогал поверхность зеркала. Рука прошла внутрь и словно окунулась в миску с холодной водой. – Пойдем, Джен, – тихо сказал он. Взяв Септимуса за руку, Дженна шагнула за ним в зеркало – в мир, где было их место. Их встретил оглушительный вопль. Марсия вскочила со своего места за столом в Алхимической лаборатории и уронила на ногу огромный том с вычислениями. Джилли Джинн бросилась к ней. – Что стряслось, Марсия? – воскликнула Джилли, примчавшись из семикратно загнутого коридора, который вел в лабораторию. – Ловец мышей вчера всех переловил, он мне поклялся. Здесь не должно быть ни одной… Ах ты, невероятно – зеркало! – Септимус! – вскрикнула Марсия и пнула книгу в сторону, а точнее – в зеркало. – Ах, Септимус, Септимус! Она заключила появившегося из зеркала Септимуса в объятия и начала кружить, чем напрочь сбила его с толку, потому что Марсия никогда никого не обнимала. Счастливая Дженна наблюдала за всем этим и радовалась, что наконец-то исправила ошибку, которую совершила. А потом вспомнила про Нико и ударилась в слезы. Двадцать бледных лиц и еще одно отвлеклись от своей работы и смотрели, как заплаканная принцесса с тощим рыжим котом и какой-то лохматый мальчишка, подозрительно похожий на ученика Архиволшебника (хотя вряд ли это был он, ведь Марсия Оверстренд никогда и ни за что не позволила бы ему сотворить такое с волосами), тихонько вышли из Алхимической лаборатории в сопровождении Архиволшебника. Никто не видел, как они до этого вошли, но кое-кто из пожилых писцов уже привык к такому. Те, кто входил в Алхимическую лабораторию, не всегда выходили оттуда, а те, кто выходил, не всегда входили туда. Вот так иногда случается. Писцы также увидели, что волшебница улыбается, чего за ней не замечали еще позавчера, когда она вошла в лабораторию. Многие писцы, между прочим, считали, что по долгу службы Архиволшебнику вообще нельзя улыбаться, поэтому были еще больше поражены. Но что бы ни думал в тот момент каждый из писцов, все они резко перестали думать, когда мертвую тишину вместе с витриной «Манускрипториума» сотряс грохот. Белый как смерть Фокси, который заменял Жука с тех пор, как заразившегося мальчика отправили в Лазарет, распахнул хлипкую дверь, разделявшую приемную и рабочее помещение «Манускрипториума», и заорал: – На помощь! На помощь! В конторе дракон! – И хлопнулся в обморок. В Архиве и вправду был дракон – и все ему сопутствующее. Окно разлетелось вдребезги, стол пошел на дрова, а шаткие стопки брошюр, буклетов и рукописей или валялись растоптанные на полу в грязных следах дракона, или уже были гонимы по улице утренним ветерком. – Огнеплюй! – воскликнул Септимус, потирая нос дракона. – Как ты узнал, что я здесь? – Мы использовали заклинание «Ищи», – радостно сообщила Дженна. – И оно сработало. Ну, вроде того. Джилли Джинн окинула взглядом разрушения. Радовалась она почему-то меньше. – Я бы попросила вас унять своего дракона, Марсия. Но очевидно, поздновато. – Это не мой дракон, мисс Джинн, – заявила Марсия, и ее улыбка тут же куда-то улетучилась. – Он принадлежит моему ученику, который успешно освоил науку воспитания дракона. Джилли Джинн презрительно хмыкнула: – Не так уж и успешно, мадам Марсия. Я пришлю вам счет за окно и за все потерянные и испорченные бумаги. – Можете присылать счета сколько влезет, мисс Джинн. Скоро вечер, растоплю ими камин. Всего доброго. Пойдемте, Дженна и Септимус, пора домой. Марсия высокомерно перешагнула через беспорядок и вылетела за дверь. Отойдя на безопасное расстояние, она щелкнула пальцами, и Огнеплюй послушно выпрыгнул через разбитое окно. Все-таки было что-то такое в Марсии, отчего он до сих пор считал ее мамой-драконом. Все еще не веря, что его мечта сбылась, Септимус восторженно зашагал по Пути Волшебника – по своему пути. Он остановился и вдохнул воздух – воздух своего времени, в котором пахло дымом и горячими пирожками с мясом и сосисками из телеги, которая приближалась к «Манускрипториуму», как раз успевая к завтраку. Септимус окинул взглядом широкую дорогу, где вдали виднелось длинное и низкое здание Дворца Дженны, и не переставал улыбаться. Вот здесь, думал он, и есть мое место. Но если Септимус радовался, что жив, и спустя шесть месяцев молчания не мог наговориться, то Дженна клевала носом от усталости. – Тебе надо пойти с нами и немного поспать, – сказала Марсия. – Я отправлю гонца во Дворец. Они прошли под Главной аркой, и за Септимусом неотступно следовал Огнеплюй, с подозрением нюхая его новую тунику. – Ой! – вскрикнул Септимус, когда дракон наступил ему на пятки, стараясь держаться как можно ближе к своему хозяину. – Это еще что? – проворчала Марсия. – Что это за кошмар у тебя на ногах, Септимус? Септимус и так чувствовал себя глупо в этих туфлях, так теперь еще и объясняй все Марсии. Он попытался сменить тему: – Вот если бы Жук видел, как Огнеплюй запрыгнул в окно! Он будет локти кусать, что пропустил такое! Кстати, а где он? – Ах да, – вздохнула Марсия. – Жук… Септимус, я должна тебе кое-что сказать…