Перелистнув пару страниц, Аня наткнулась на воспоминания графини де Жержи, жены французского посла в Венецианской республике. Речь шла уже о долголетии графа. Графиня пришла к одной своей знакомой и встретила там человека, который назвался Сен-Жульеном. Графиня крайне удивилась, ибо в 1700 году в Венеции близко знала одного знатного иностранца, который внешне удивительно походил на графа, хотя и носил другое имя. Ничтоже сумняшеся граф ответил, что да, он жил в Венеции в конце прошлого века и в начале нынешнего, и что имел честь ухаживать за графиней, которая, помнится, как-то вечерком похвалила несколько баркарол его сочинения, которые они пели с нею на два голоса. Графиня с милой улыбкой возразила, что это, увы, невозможно, ибо тому ее знакомому было лет примерно столько же, сколько сейчас графу. На что граф мягко ответил: — Мадам, на самом деле я очень стар. — И напомнил графине множество незначительных деталей, касающихся их совместного пребывания в Венеции. Графиня де Жержи была сражена наповал. Итак, в феврале 1784 года Сен-Жульен официально умер. А 15 февраля 1785 года, будучи живее всех живых, присутствовал на собрании парижских масонов вместе с Месмером, Лафатером, Сен-Мартеном и прочими, о чем свидетельствуют архивы франкмасонов; мало того, Сен-Жульен оказался даже среди выступавших. Как это понимать? Аня занесла эту информацию в ноутбук и открыла «Золотые цветы», где, помнится, читала про некоего синьора Джеральди, который объявился в Вене в 1687 году и по описаниям тоже был очень похож на графа. (Теперь ей всюду мерещился Сен-Жульен). Три года сей синьор провел в Вене, приводя в изумление всех желающих своими алхимическими фокусами, потом вдруг исчез (1691). Году в 1702-м или в 1703-м в Европе появился некто Ласкарис, выступавший примерно в том же амплуа, что и Джеральди. Ему тоже было около пятидесяти лет, он тоже был среднего роста, приветлив и словоохотлив, знал несколько языков и, по всей видимости, владел философским камнем. Ласкарис исчез между 1730 и 1740 годами, а вскоре в Лондоне появился тот, кто просил звать его Сен-Жульеном, тот, о ком скоро пошли слухи, один неправдоподобнее другого. Кое-кто даже утверждал, что граф Сен-Жульен не кто иной, как сам Христиан Розенкрейц, основатель общества Розы и Креста, и что это будто бы именно он когда-то открыл герметическую тайну и обрел бессмертие, возникая затем в истории вновь и вновь, под разными обличьями во имя пропаганды алхимии во всех слоях общества и в разных странах. Если принять условия этой игры, то хронологически вполне допустимо, что Джеральди, Ласкарис и Сен-Жульен — это один и тот же человек, менявший имена вплоть до своей смерти. Или до исчезновения — так, пожалуй, точнее. Подтверждение этой своей мысли Аня неожиданно нашла в послесловии «Золотых цветов», написанном неким Титусом Буркхармом. Там так и говорилось: «…Я знаю, что накликаю на себя гнев и насмешки многих, но все равно утверждаю во всеуслышание следующее: Розенкрейц, и Ласкарис, и сеньор Джеральди из Генуи, и Шайми с карбункулом на среднем пальце левой руки, и великий Сен-Жульен суть не что иное, как одно существо. Я не говорю «человек», заметьте…» Ане даже стало слегка жутковато от этой фразы. В 03.18 она выключила ноутбук и вновь забралась под одеяло. В ее разгоряченном мозгу как на дрожжах зрела и обрастала каким-то необъяснимым смаком мысль, которая еще час назад показалась бы абсолютно сумасшедшей. А что, если цепочка Джеральди — etc — Ласкарис — etc — Сен-Жульен — etc — заканчивается доктором Лоренцем? Бред, конечно, но что-то в нем есть… Кстати, почему Лоренц велел ей начать с Путье? Может, и парижский писарь имеет отношение к этой цепочке? Надо будет поискать его изображение, а вдруг? Глава 7 СТРАННОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ На работу Аня не поехала: позвонила шефу и сказалась больной, что, впрочем, было не так уж и далеко от истины. Голова гудела, а глаза были красные, как у кролика. Да еще насморк откуда-то взялся. Может, выпить на всякий случай «колдрекс»? Настроение оставляло желать много лучшего — оно и понятно: полночи въезжала в эту алхимию, а другие полночи ей снились голые мужики. Они трогали ее между ног и бормотали: «Сто тысяч рубликов — раз, сто тысяч рубликов — два…» Дожила, блин! Последний раз Аня занималась сексом три месяца назад, так что подобные сны последнее время снились ей регулярно. То она участвовала в оргии на каком-то костюмированном балу, то отдавалась сразу двум неграм, причем отдавалась с большим удовольствием. То еще что… Мужикам она всегда нравилась, но не складывалось у нее с ними и все тут. Аня ждала от них чего-то, а чего ждала — и сама толком не знала. Чуда какого-то, что ли? Или все еще мечтала о принце на белом коне, с которым все эти случайные молодые люди не шли ни в какое сравнение? Об этом Аня думала, стоя под душем, а пока мылась, на мобильник пришло сообщение: «Анна Егоровна, конверт с адресом в вашем почтовом ящике. Ваш друг». Снедаемая любопытством, она, как была, с мокрой головой, в халате и домашних тапках, побежала по ступенькам вниз. Обычный почтовый конверт без марок и штемпелей, ни адресата, ни адресанта. На картинке — МХАТ им. Чехова. Прямо у ящиков Аня аккуратно вскрыла его и достала скромную визитную карточку. «КОМПАНИЯ «МУССОН» ИВАНОВ АНТОН ЕВГЕНЬЕВИЧ МОСКВА, ВОЛЖСКИЙ БУЛЬВАР, 11/2, ОФИС № 4». На другой стороне то же самое, но по-английски. Удивленная тем, что на визитке нет номера телефона, Аня поднялась на свой этаж, машинально поправила коврик у двери и вошла в квартиру. Если нет телефона, значит, надо туда ехать. Интересно, где этот Волжский бульвар? Она включила ноутбук и, когда он загрузился, первым делом запросила в поисковике компанию «Муссон». Странно, но результат оказался нулевым. Такой организации или не существовало, или по каким-то причинам она себя не афишировала. Ладно, на месте разберемся. Аня чувствовала, как в ней потихоньку начинает просыпаться кураж. Она нашла Волжский бульвар и прикинула, как лучше ехать. Если на метро, то через «Добрынинскую» по кольцу до Таганки и там три остановки вниз. Это займет максимум полчаса. Если на машине, то через проспект Андропова — на Волгоградку; тут вроде рядом, но с учетом пробок все равно получится вдвое дольше. Да и заправляться придется, там уже лампочка мигает. О’кей, решено, поедет на метро. «Форд» она держала на охраняемой стоянке у Нагатинского рынка, можно сказать, в двух шагах от дома, и надо бы попросить Сережу Птушко забрать из багажника запаску и заклеить. Как проколола полгода назад, так с дырявой запаской и ездит. И «дворники» надо бы починить… Нет, вот если прикинуть, то Серега нормальный парень, добрый, надежный, и к ней хорошо относится, мягко говоря… Как другу ему, конечно, цены нет, но стоит представить его своим мужем, как почему-то не то плакать хочется, не то смеяться. Почему так? Через час Аня спустилась в метро, а еще через полчаса была уже в Текстильщиках и первым делом выпила в стекляшке кофе, съела огромный сэндвич. Двое парней, пивших пиво за соседним столиком, повернули к ней свои блудливые кавказские очи. — Девушка, давай познакомимся, а? — заговорил первый, в сургучного цвета кожаной куртке. Второй что-то сказал ему по-своему, и оба засмеялись, вернее заржали. Аня терпеть не могла хачиков. Расплодились, блин, как тараканы, житья от них нет. Она ответила им такое, что аж самой неудобно стало. — Ай, какая девушка грубая! — покачал головой тот, что был в куртке. — Хочешь, а? Я тебя прямо под столом трахну? — Под столом? — переспросила она. — А ты знаешь, мудачок, что сегодня без пятнадцати два вас резать начнут по всей Москве? — Пачему резать? — насторожился тот. — Чего говоришь, а? — Без пятнадцати два в город войдет Таманская дивизия, — объяснила Аня. — Бери жопу в горсть и беги отсюда скорее! А он сидит, блин, пиво пьет! Довольная собой, она вышла на улицу и нырнула в переход. Тут, у подземных палаток с бижутерией, ее и нашел звонок шефа. — Привет, Анюта! — Здрасьте еще раз, Игорь Андреевич! — Я чего звоню-то — хочу тебя обрадовать. — Голос весьма дружелюбный, приветливый. Всегда бы так разговаривал! — Экспертиза дала положительное заключение по твоему предмету… Только что сообщили. Ага, значит и его эксперт определил, что талисман золотой. — Вот видите, Игорь Андреевич! А вы мне не верили. — Что значит — верил — не верил. Больше не звонил э-э… наш герой? — Увы, Игорь Андреевич, сама жду. — Статью закончила? — Игорь Андреевич, это такая тема необъятная… Там одно за другое цепляется… Короче, целый трактат можно написать и все будет мало. В общем, я серию статей задумала. — Очень хорошо, — все так же дружелюбно ответил шеф. — Пиши. Я тут с «Аргументами» разговаривал и еще с парой газет… Они нас поддержат. Основное у нас разместим, а что по краям, им отдадим. Ты вообще-то где находишься? Слышно очень плохо. Аня замялась. Не говорить же, в самом деле, куда она идет и зачем. Она и сама этого не знает. Да и вообще… — Я тут по одному следу иду, Игорь Андреевич… Он имеет отношение к нашей теме. Не знаю, что получится… Шеф подумал. — Как там твоя простуда? — Я таблеток напилась, Игорь Андреевич, и вроде получше стало. — Ты была вчера на проспекте Мира? Утром забыл спросить. — А как же! Все записала, взяла пленку с фотографиями. Завтра сами послушаете. — (Блин, не забыть бы пленку в проявку отдать!) — Там есть что слушать-то? — поинтересовался шеф. — Да так, Игорь Андреевич… Скорее нет, чем да. Мне, по крайней мере, так показалось. Шеф снова подумал. (Интересно о чем?) — Ладно, завтра поговорим. Короче говоря, информация о том, что спецкор «Загадок и Тайн» встретился с доктором Лоренцем, уже стала достоянием прессы. В принципе это неплохо: кто-нибудь да даст о встрече информацию, а она хоть немного привлечет внимание к ближайшему номеру «Загадок» с ее статьей. Нормальный ход. Скоро Аня стояла у скромного двухэтажного особняка, сложенного из серого камня. Это и был «Волжский бульвар, 11/2. «Что за «Муссон» такой? — думала Аня, поднимаясь по крутым ступенькам крыльца. — Чем занимается?» Вахтер, краем глаза глянув на визитку, разблокировал турникет, и она пошла по узкому коридору, глядя на номера комнат. Дверь офиса № 4 заметно отличалась от остальных. Толстый зеленоватый металл, покрытый крупной декоративной пылью, мигающая оранжевым цветом кнопка вместо ручки, глазок камеры, сетчатое бельмо динамика, — все это выглядело весьма солидно. Аня взглянула в камеру, подмигнула и утопила кнопку, которая тут же погасла. — Добрый день, — раздалось из динамика. — Слушаю вас. — Я Анна Зотова. — Аня показала камере визитку. — Мне к Антону Евгеньевичу. Дверь щелкнула и открылась. Это был классический офис на четыре или пять терминалов: очень светлый, уютный, и даже немного нарядный из-за бледно-желтых жалюзи и новенького паркета. За компьютерами сидели операторы, исключительно мужского пола; двое в этот момент разговаривали по телефону, причем оба — по-английски. Не исключено, что кто-то из них вчера рассматривал ее сиськи в бинокль. К Ане тут же подошел худощавый молодой человек в безупречном костюме с окаменевшей на лице улыбкой американского клерка, какими их показывают в кино. Так и хотелось показать ему фигу и посмотреть, что из этого выйдет. — Здравствуйте! Меня зовут Рудольф. — Добрый день. Мне к Антону Евгеньевичу. — Аня показала визитку. Ей было немножко не по себе (что за организация?), но уж поздно было мандражировать, — как говорит Птушко, поздняк метаться. — Это «Муссон», я правильно попала? Рудольф утвердительно кивнул. — Пойдемте, я вас провожу. Он повел ее в дальний конец офиса. Там оказалась еще одна дверь, ведущая в соседнюю комнату (маленькую и длинную), где за столом, перед плоским экраном монитора сидел полный лысеющий человек лет тридцати в полосатой рубашке с расстегнутым воротником. У него были снулые глаза, точно у дохлой рыбы, и родинка на левой щеке. Он выглядел очень усталым. (Может быть, это и есть Извращенец?) — К вам, Антон Евгеньевич, — сказал из-за спины Ани клерк. — Здравствуйте. — Аня протянула визитку. За спиной А.Е. Иванова, на стене, висела карта Европы, утыканная булавками с разноцветными опереньями. По общему раскладу невозможно было определить, чем занимается этот «Муссон». Офис и офис. «Туда бы на недельку до второго!» — подумала Аня, глянув на Швейцарские Альпы, в которых торчали сразу три синенькие булавки.