Хор был ошеломлен. Значит, все это подстроено американской разведкой. Какие у них длинные руки! Американец прав: теперь существуют только два варианта. И раз все пошло прахом, и он запятнан, то выбор может быть один. О том, что существует третий вариант: плюнуть разведчику в рожу, пойти к редактору и во всем ему честно признаться, Хор даже и не подумал. Вместо этого он шагнул в бездонную трясину предательства. Хор обрел новое имя — «Тридцать шестой». Задание, которое он получил, было нетрудным. Он должен был принять активное участие в движении сторонников мира, добиться выдвижения на пост председателя либо секретаря одного из комитетов. Ему это удалось. В дальнейшем Томсон потребовал от него подробных характеристик различных прогрессивных деятелей. Его интересовало все, вплоть до мельчайших подробностей личной жизни людей. Потом Хору пришлось принять участие в более серьезном деле. За это он был принят лично полковником Мерфи. А затем наступила очередь Макса Гупперта… Нельзя сказать, что Хор предавал со спокойной душой. Но Эдна требовала все более дорогих подарков. Нужны были большие деньги. А Си-Ай-Си хорошо платила. И вот Хор предавал и каялся, предавал и каялся, предавал и каялся… Полковник Мерфи прекрасно знал историю Карла Хора. Он был осведомлен также об его взаимоотношениях с Эдной. Более того, эта достойная девица сама не раз бывала в кабинете полковника и получала от него вместе с определенными суммами денег подробные инструкции о том, как следует вести себя с молодым журналистом. Поэтому свой разговор с «Тридцать шестым» Мерфи начал с обещания, которое подействовало на Хора, как рюмка крепкой водки на закоренелого алкоголика: — Мне все известно про Эдну, Хор. Я помогу вам… Она будет вашей, если вы выполните мое задание. Но имейте в виду, придется основательно потрудиться. Задание, действительно, было не из легких. Используя в качестве предлога арест венграми мнимого Гупперта, требовалось внести раскол в ряды австрийских сторонников мира. — Представляете себе, с какого конца нужно браться за дело? — спросил Мерфи. Хор задумался… — Да, знаю… Начинать надо с жены Макса Гупперта — Мицци… Но, господин полковник, — он смущенно кашлянул, — насчет Эдны — это не шутка? Мерфи, улыбаясь, клятвенно поднял два пальца. — Клянусь! Услуга за услугу. Все будет в порядке. Считайте, что Эдна ваша. МИЦЦИ ВСТРЕЧАЕТ МУЖА Мицци решила сегодня ночью пойти на вокзал встречать Макса. Правда, Киршнер сказал, что Макс предварительно позвонит, когда будет выезжать из Будапешта. Но ведь могло случиться и так, что он не дозвонился. А потом, может быть, он звонил днем, когда в комитете никого не было. Экспресс прибывал поздно ночью. Чтобы избежать неприятных встреч с назойливыми кавалерами из американских казарм, расположенных поблизости, Мицци поехала на вокзал еще вечером, когда на улицах было много народу. В зале ожидания царила обычная толчея. Мицци едва удалось найти свободное местечко. Она с трудом втиснулась между двумя огромными корзинами. Их охранял спекулянтского вида толстяк в засаленном пыльнике, который тревожно посматривал в сторону усатого вокзального полицейского. Толстяк подозрительно покосился и на Мицци, но решил, видимо, что с этой стороны опасность ему не угрожает, и снова принялся наблюдать за полицейским. Вечерние поезда убывали один за другим. Постепенно в зале стало не так многолюдно. Ушел я толстяк с его корзинами. Мицци смогла, наконец, усесться поудобнее. Полицейский, расхаживавший с видом хозяина по залу, остановился у скамьи, на которой дремал пожилой, плохо одетый мужчина с землистого цвета лицом. — Ишь, разлегся! — потряс он его за плечо. — Убирайся вон отсюда! Здесь тебе не ночлежка, понятно? Мужчина не ответил ни слова, быстро поднялся и тенью скользнул к выходу. Лишь у самой двери он пугливо оглянулся, словно желал убедиться, не следует ли полицейский за ним. Полицейский грозно посмотрел ему вслед и, крутнув усы, направился к другой скамье. Здесь примостился маленький старичок, совсем седой и сгорбленный. Заметив опасность, он с трудом встал и, опираясь на палку, потащился к двери. Бездомные! Вот так они бродят всю ночь. Выгонят из вокзала, они пойдут дремать в сквер. Застигнет там дождь, направятся в здание почты. Оттуда снова на вокзал… Полицейский явно искал очередную жертву. Его взгляд с профессиональной пытливостью шарил по залу. «Чего доброго, еще ко мне придерется», — подумала Мицци. Она подошла к кассе, взяла билет и вышла на перрон. Было еще только двенадцать. Ей пришлось ждать почти час. Но вот вдали, точно глазища чудовища, засверкали два ярких огня экспресса. Они быстро приближались. Раздались удары вокзального колокола. Постепенно замедляя ход, вагоны один за другим проплывали мимо Мицци. Наконец, поезд совсем остановился. Против нее оказался шестой вагон. Из него выскочил взлохмаченный краснолицый малый в роговых очках и с пачкой бумаг в руке. Он так спешил, что чуть не сбил с ног мужчину, стоявшего неподалеку от Мицци. Они со злостью посмотрели друг на друга, но вместо того, чтобы поругаться, вдруг заулыбались. — Томсон! — Девис! О! Оба заговорили по-английски. Мицци вдруг послышалось, будто краснолицый назвал фамилию Гупперта. Она стала прислушиваться, но почти ничего не поняла. Но разговор шел действительно о Гупперте, так как его фамилия упоминалась несколько раз. Затем краснолицый, пожав руку своему собеседнику, снова понесся по перрону, озираясь по сторонам. Видимо, найдя то, что ему было нужно, он ринулся к двери со светящейся надписью «Телеграф». Макс не приехал. Мицци обождала еще немного, а затем пошла домой. На сердце было тревожно. Почему говорили о Максе два иностранца? Неужели с ним что-нибудь случилось? Так она и уснула, с тяжелым щемящим чувством. Утром ее разбудил громкий стук. Накинув халат, она подошла к двери. — Кто там? — Скорей, — раздался голос Хора, — случилась беда! У Мицци екнуло сердце. Вчерашний разговор на вокзале!.. Дрожащими руками она отперла дверь. Хор вошел в комнату и, даже не поздоровавшись, бросил на стол газету «Винер курир». — На, читай, Мицци! Наш Макс арестован венграми! Мицци схватила газету. «Сенсационный арест австрийского коммуниста Макса Гупперта венграми», кричал заголовок. Она быстро пробежала глазами текст. — А это не ложь, Карл? Хор горько усмехнулся. — Я тоже так думал. Но об этом сообщается почти во всех газетах. Даже по радио передавали… — Но… за что же его арестовали? — Мицци было трудно говорить. Она едва сдерживала рыдания: — Я… я ничего не понимаю. Что же делать? Слезы заструились по ее щекам. Хор шагал по комнате, заложив назад руки. Он ушел глубоко в себя и говорил, не глядя на Мицци. — Они с ума посходили, эти венгры, вот что. Им всюду мерещатся шпионы и диверсанты. Арестовывают, кого попало. Недавно арестовали какого-то американского коммерсанта. Теперь Макса. Что он им сделал, спрашивается? Ведь он тоже коммунист… Но им на это наплевать. Макс, наверное, сказал, что в Вене трамваи быстрее ходят. Значит — уже шпион. Мицци вытерла слезы и зашла за ширму. Оттуда донесся шорох одежды. — Ты куда собираешься, Мицци? — спросил Хор. — Как куда? — послышалось из-за занавески. — К Киршнеру, конечно. Посоветуюсь с ним, как быть. Хор хмыкнул. — Уж Киршнер тебе посоветует, как же… «Обожди, милая, все утрясется, все выяснится». — Он довольно удачно имитировал спокойный голос Киршнера. — А за это время твоего Макса в Венгрии повесят, — зло отчеканил Хор. — И тогда Киршнер тебе скажет: «Значит, милая, он действительно был шпионом». Вот и вся помощь Киршнера. Он ведь фанатик, способен отдать жену в детей, лишь бы престиж партии не пострадал. А уж Максом он, не задумываясь, пожертвует. Мицци вышла из-за ширмы. Она уже была одета. — Зачем ты так говоришь, Карл, — укоризненно сказала она. — Это несправедливо. Киршнер хороший человек. Наступил решительный момент. Хор ринулся в лобовую атаку. — Я вот что скажу тебе, Мицци. Нас двое близких у Макса: ты — его жена и я — его лучший друг. Послушай меня: Макс вернется к нам только в том случае, если мы поднимем шум. Нужно во весь голос протестовать против этого неслыханного насилия, нужно потребовать, чтобы венгры немедленно освободили Макса. Нас поддержат многие, очень многие. И, ей богу, не велика беда, если Киршнера среди них не будет. Мицци задумалась. Хор ждал, затаив дыхание. От напряжения у него даже приоткрылся рот. — Нет, Карл… Может быть, ты и прав, но с Киршнером надо посоветоваться. Макс всегда говорил, что Киршнер — добрейшая душа, любому готов помочь… Так ты пойдешь со мной? Она вытащила ключ из сумочки и выжидающе посмотрела на Хора. Атака сорвалась. — Если ты считаешь нужным… — Он пожал плечами. — Пойду, конечно. Что еще оставалось делать! Несмотря на ранний час, они застали Киршнера в комитете. Он уже знал о случившемся с Максом. Киршнер не стал прибегать к сомнительной помощи слов утешения. Он был с Мицци откровенен. — Я пока сам еще ничего не пойму. Хорошего в этой истории, конечно, мало. Вишь, как все наши «друзья» захлебываются от восторга, — он кивнул головой на стопу реакционных газет, лежавшую у него на столе. — Для них это сущий клад… Одно только я знаю твердо: Макс ни в чем не виноват. А раз так, то вскоре недоразумение выяснится, и его выпустят на свободу. Главное сейчас для нас — не терять головы и не поддаваться ни на какие провокации.