— Ничего-ничего, — бормочу я и подталкиваю своих к дверям. Охранник прыгнул было к нам, но как только мы проскочили вертушку, я воткнула в нее авторучку. Дверь заклинило, и он — ни туда ни сюда — застрял в одном из отсеков. Обернувшись на бегу, вижу, как он бешено бьется за стеклом. Но посмотреть, чем кончится его битва, мне недосуг. Все шестеро, мы стремглав несемся прочь. 102 Знакомо тебе, дорогой читатель, ощущение, что у тебя горят легкие? Если не знакомо, беги побыстрей и подальше. Только не останавливайся. А там поговорим. Где-то через шесть кварталов переходим на шаг. Никто, кажись, нас не преследует, ни полицейские машины, ни ирейзеры. Голова кружится и ужасно болит. Дайте мне, наконец, передышку от этой долбаной жизни. Но видно, не я одна на пределе. Газман останавливается и без предупреждения с размаху бьет ногой в почтовый ящик: — Сволочи, гады проклятые, ото всюду нас гонят. Никогда ничего не получается. У Макса голова лопается, Ангел Селесту свою дурацкую посеяла, есть нечего! Ненавижу, всех ненавижу! Ни хрена себе выплеск! И у кого? У самого терпеливого, самого покладистого! Уж кого-кого, а чтоб Газа довести, надо хорошенько постараться. Подхожу, кладу ему на плечо руку, но он сердито ее стряхивает: «Отстань!» Вся наша семья-стая сгрудилась вокруг и ждет, как я сейчас скажу Газзи, чтобы взял себя в руки, чтоб был мужчиной. Но я подхожу к нему вплотную, обнимаю его крепко-крепко, прижимаю к себе, упираюсь лбом в его лоб, глажу по мягким пушистым волосам и чувствую, как вздрагивают его узкие плечи: — Газзи, миленький, прости меня, пожалуйста. Ты абсолютно прав. Все полное г… Я знаю, как тебе и всем трудно. Конечно, знаю. Скажи мне, что ты хочешь? Что сделать, чтоб тебе полегчало? Клянусь, если он сейчас попросит переночевать в отеле Ритц, пойду ночевать в Ритц. Газман всхлипывает, выпрямляется и вытирает лицо рваным рукавом: — Правда, все, что хочу, можно просить? Все-все? От разбушевавшегося мальчишки не осталось и следа. Голос его звучит теперь совсем по-детски. А я слушаю его и думаю, что все мы вконец пообносились и что надо всем нам купить новую одежду. — Я хочу… хочу где-нибудь сесть и поесть. Не на ходу, а расслабиться сидя и чтоб еды было много-много. — И всего-то! Такую мелочь мы сейчас устроим. Вперед! Да здравствует банковская карточка! 103 Каким-то образом в поисках подходящего ресторанчика мы снова вернулись к Центральному парку. Нам приглянулась кафешка на Пятьдесят седьмой улице, но очередь там была чуть не на полчаса. И здесь, в стороне от дороги, мы увидели ресторан — большущее стеклянное здание окнами в парк. Деревья вокруг него светятся миллионом крошечных голубых огней. Указатели уже на улице приглашают посидеть в Садовой Таверне. Газзи сразу повеселел: — Клево! Озолоти меня, я бы сама своими ногами туда не пошла. Слишком большой, слишком навороченный и слишком дорогой. И никаких сомнений — там полно взрослых пижонов. Будем там сидеть на всеобщем обозрении и торчать, как бельмо на глазу. Но Газману эта Садовая Таверна как медом намазана. А я обещала ему все, чего его душа ни пожелает. На сердце у меня тяжело и одолевают нехорошие предчувствия. Но раз обещала, надо выполнять: «Айда!» Я шагаю вперед, и Клык открывает тяжелую стеклянную дверь. — Батюшки светы! — Надж оглядывается вокруг круглыми от восторга глазами. Отсюда из вестибюля видно все три зала. Зал-Кристалл, где с потолка свисают хрустальные люстры всевозможных размеров, a окна разукрашены цветными стеклянными подвесками. Зал-Сад, больше похожий на джунгли, чем на ресторан, где официанты снуют между столиками и лавируют между пальм и лиан. И третий, Зал-Замок, где в огромном камине можно зажарить на вертеле целого быка — для тех, кому необходимо подтверждать свое королевское величие, даже пережевывая котлеты и отбивные. По счастью, здесь довольно много детей. Но все они чинно сидят за столиками с мамами-папами. — Чем я могу быть вам полезна? — К нам устремляется высокая длинноногая, похожая на модель, блондинка. Оценивающе оглядывает нас и подозрительно интересуется: — Вы, молодые люди, родителей ждете? — Нет, — широко улыбаюсь я ей в ответ, — мы сами по себе, без родителей. Нам, пожалуйста, столик на шестерых. Мы празднуем мой день рождения. Новая ложь, сопровождаемая новой улыбкой. — Мммм… хорошо, пройдите за мной, — и она ведет нас в Зал-Замок, к столику рядом с дверью на кухню. Рядом с кухней это еще и лучше. В случае чего, через запасной выход на кухне удирать будет легче. Мы расселись. Она вручает нам громадные меню в кожаных, тисненных золотом папках. — Вас сегодня обслуживает Джейсон, — и она удаляется, кинув на нас последний подозрительный взгляд. — Макс, здесь клево! — Надж в экстазе прижимает к груди меню. — Мы в таком классном месте еще никогда не ели! Если принять во внимание, что мы зачастую выуживаем свои обеды из помойных контейнеров, восторг Надж вполне обоснован и даже требует более витиеватых выражений. Клык, Игги и я сидим с постными лицами. А наш молодняк резвится. Надо отдать должное, если бы не толпа народу, не разодетые в пух и прах взрослые, не моя извечная мания преследования и не куча денег, которую нам придется здесь оставить, местечко это очень даже ничего. Ладно, плевать. Сосредоточимся на меню. С радостью обнаруживаю страничку блюд для детей. Рядом с нами вырастает официант Джейсон, пузатый коротышка с зализанными назад рыжими волосами: — Вы родителей ждете? — Мы одни, без родителей. Он хмурится, явно что-то прикидывает в уме и наконец спрашивает: — Вы готовы сделать заказ? — Ребята, все выбрали, кто что хочет? Газ вопросительно смотрит на официанта: — Сколько куриных ножек в одной порции? — Четыре. — Тогда мне две порции, пожалуйста. И фруктовый коктейль, и два стакана молока. — Это все тебе одному? — переспрашивает Джейсон с болезненной улыбкой. — Ага, и не забудьте, пожалуйста, картофель фри на гарнир. — А я хочу горячий шоколадный пудинг, — просит Ангел. — Только сначала надо поесть по-настоящему. Тебе заправиться нужно. — Хорошо, — Ангел на все согласна и переводит внимательные глаза на Джейсона. — Вы не думайте, мы вовсе не избалованные лентяи. Мы просто очень проголодались. В ответ на это официант краснеет и начинает переминаться с ноги на ногу. — Мне, пожалуйста, принесите ребрышки, вместе со всем, что тут написано. И содовую, и еще лимонад. — Ты понимаешь, девочка, что ребрышки — это четырнадцать унций мяса, короче, полкило. — Ага, — Ангел, очевидно, не понимает, что именно так смущает Джейсона. Поэтому мне приходится самой уверить его: — Не беспокойтесь. Она вполне справится. У нее аппетит хороший. Надж, а тебе что? — Мне лазанью. Она с салатом? Две, пожалуйста, и хлеба не забудьте. Правильно? Надж вопросительно на меня смотрит, и я киваю. Джейсон стоит столбом. Поди, думает, что мы его дурим. — Вы записывайте, пожалуйста, записывайте. А то перепутаете потом. Заказ-то большой. — Подождав, когда он запишет все, что выбрали младшие, я заказываю салат с креветками, жаренный в меду свиной окорок с капустой и картошкой и простой зеленый салатик с сырной заправкой. — И, пожалуйста, лимонад и чай со льдом. Джейсон все записал, но выражение его лица при этом такое, будто я тычу в него раскаленной кочергой.