— Эта женщина посетовала перед своим мужем, что без меня все будет иначе, а тот поговорил со Спенсером, и я была включена в список. Это был любимый трюк Спенсера. Он всегда знал, если Анна отказывала кому-нибудь из его коллег, и заставлял ее заменить отказ согласием. Это был весьма ненадежный метод, но в тот раз все сработало так, как нужно. — Я приехала туда, где проводилась благотворительная акция, получила задание вместе с группой незнакомых женщин — и спрятала свой мобильник в одном из диванов, чтобы Спенсер мог отследить его. Затем незаметно вышла на улицу и заплатила наличными за такси до дома моей тети Авы в Чарльстоне. Я боялась, что он может нагрянуть туда, но она позаботилась о том, чтобы за домом велось наблюдение. Те дни, когда Анна пряталась у Авы, какой бы испуганной она ни была, оказались первыми моментами радости за многие годы. Ава заказывала еду. Они не ложились спать допоздна, ища в Интернете медицинские школы, куда Шварцман могла бы повторно поступить. Ава спасла ей жизнь. Если б не сестра отца, Анна даже представить не смогла бы, что уйдет. — Я оставалась там дней десять, пытаясь понять, что будет дальше. Затем мы с Авой сели в лимузин, приехали в Атланту и там сели на самолет. С тех пор я не видела Спенсера. Прошло уже семь с половиной лет. — И он не оставил тебя в покое? — спросила Хейли. — Нет. Он всегда находил меня. — Я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, Шварцман. — Хэл потер лицо. — Мы найдем этого ублюдка, независимо от того, убивал ли тот Викторию Стайн или нет. — Он указал на коробку из-под кроссовок «Найк». — Это все, что накопилось за эти годы? — Да. И здесь также все записи частного детектива, которого я нанимала. — Не возражаешь, если я возьму ее себе? Анна подумала о том, как долго она носила эту коробку с собой. Наполняла ее, что-то в нее добавляла, что-то изучала… Нанимала детектива. Хэл хотел взять расследование на себя. Он поклялся прижать Спенсера. Она уже давно разуверилась, что такое возможно. «Ну, разве что чуть-чуть. Совсем чуть-чуть», — подумала Шварцман, передавая коробку Хэлу. — Это все твое. — Мы передадим это Роджеру, — сказал Хэл. — Честно говоря, я не думаю, что там найдется что-то полезное. Записки, открытки… никто не поверит, что от них он перешел к убийству. Хэл обнял ее свободной рукой за плечо и легонько притянул себе. Ее отец не был крупным мужчиной, но Анне на мгновение показалось, что он наблюдает за ней. Что это он неким образом прислал к ней Хэла и Хейли. Ощущая рядом с собой спокойную силу Хэла, она даже позволила себе немного прильнуть к нему. Сколько времени прошло с тех пор, как она позволяла себе опереться на кого-то? — С тобой все будет хорошо, — сказала Хейли. В этих словах Шварцман услышала голос отца. Все будет хорошо, милая девочка. Как часто он это говорил? Как ей хотелось в это верить! Хэл отпустил ее. Все трое молча подошли к двери. Анна подумала о том, какой разговор они будут вести в лифте. Спросят ли, почему она терпела такое обращение? Изменит ли это их мнение о ней? Вдруг они подумают, что она была слабой? — Мы свяжемся с тобой утром, — пообещал Хэл. — Отдохни, — добавила Хейли. — Вы, ребята, тоже. Прежде чем свернуть в коридор, Хейли протянула руку и сжала ей кисть. Шварцман ощутила солидарность. Они были командой. Она больше не одна наедине со Спенсером. Увы, как только дверь закрылась, Шварцман поняла, что это неправда. Она налила себе на один палец бурбона и залпом проглотила его. Крепкий напиток обжег горло, и Анна закашлялась, прижав к губам тыльную сторону ладони. Зря она привела их сюда. Это было ошибкой. Ей следовало поехать в участок. Проблема была не в Хейли и не в Хэле. Она с радостью пригласила бы их в гости. Но, перенеся к себе домой этот разговор, она впустила сюда и Спенсера. После долгих лет борьбы за то, чтобы держать его на расстоянии, она только что открыла дверь и впустила его в свой дом. 6 Чарльстон, Южная Каролина Детектив Харпер Лейтон разделывала куриные грудки, пока на сковороде нагревалось масло. Окно над кухонной раковиной было открыто, но это не помогало: воздух снаружи был неподвижным и влажным. Раньше в мае в Чарльстоне бывало прохладнее, но сегодня термометр в патрульной машине показывал восемьдесят пять градусов[7]. Слишком жарко для мая. Значит, июль будет сущим пеклом. Харпер ловко орудовала ножом. Она держала в руках нож или, по крайней мере, сковородку и кулинарную лопатку с раннего детства. Впрочем, разве можно ожидать иного от девочки, выросшей в задней комнате родительского ресторана? Для нее готовить было столь же естественно, как водить автомобиль, хотя она и не испытывала никакого удовольствия ни от вождения, ни от готовки. Как правило — и особенно этим вечером. Она вернулась с работы всего пятнадцать минут назад и до сих пор не сняла полицейскую форму. Харпер планировала вернуться домой в шесть тридцать или семь, чтобы приготовить ужин прежде, чем Джед заберет Люси с тренировки по волейболу и вернется домой, но часы уже показывали почти девять. В такие вечера она всегда старалась готовить что-то быстрое, и первым в ее списке был жареный цыпленок по папиному рецепту: набить пакет с застежкой «зиплок» мукой, солью, перцем, паприкой, добавить две щепотки кайенского перца. Папа делал это тысячу раз, причем на глазок. Половину времени он вообще не смотрел, что делают его руки. Сегодня Харпер тоже все делала на глазок: она слишком устала, слишком торопилась, слишком спешила поставить ужин на стол и, наконец, сесть. Может, тогда наконец удастся выбросить из головы те дела, которые на ней числились: два убийства и один случай домашнего насилия, переросший в перестрелку, в результате которой погиб сосед за примыкающей стенкой… Между первыми допросами, последующими допросами и двумя поездками в криминалистическую лабораторию детектив провела за рабочим столом всего пару минут, которых хватило ровно на то, чтобы выпить две таблетки от головной боли и сделать один телефонный звонок. Харпер помяла курицу, чтобы размягчить замороженные кусочки, налила в нержавеющую миску пахту, по очереди замочила в ней грудки, хорошенько потрясла их в пакете, пока на них не налип слой специй, и бросила на сковороду. Масло потрескивало и шипело, вызвав в памяти шум переполненного ресторана, грудной смех отца и запах ванильного крема — коронного блюда матери. Ей подумалось, что Люси наверняка проголодается как волк. Войдет в дом в типично подростковой манере: грохот гаражных ворот, стук захлопнувшейся двери, за ним второй, тише и мягче, со стороны водителя, когда из машины выйдет Джед. Через четыре быстрых вдоха дверь кухни распахнется; обувь, рюкзак, снаряжение, коробка для завтрака и бутылка с водой будут свалены в кучу на пол, а их владелица пройдет мимо и, громко топая, поднимется по лестнице. В свои пятнадцать Люси была предсказуема лишь в том, что касалось перепадов ее настроения. Десять лет назад, когда их дочь достигла школьного возраста, Харпер и Джед установили ряд домашних правил, самое первое из которых заключалось в том, что пальто, сумки, обувь и тому подобное нужно вешать или убирать с дороги к гаражу. Домашние правила рухнули где-то прошлой весной, когда Люси превратилась в… в ту, в кого она превратилась. То, как ее вещи были разбросаны по всему дому, могло представлять пожароопасность. Харпер перевернула первую грудку. Масло заскворчало и брызнуло в нее. Схватив с крючка фартук, она надела его поверх полицейской формы. У нее просто не было времени переодеться, перед тем как встать к плите. Вторник и среда были самыми тяжелыми днями, потому что Харпер работала десятичасовую смену; и это были самые загруженные дни в лаборатории для Джеда. Она проверила томящееся в духовке печенье, благодарная матери за тесто, которое та принесла ей на выходных, и еще больше благодарная самой себе за то, что не испекла его к воскресному ужину. Когда их дочери было два или три года, Харпер сказала Джеду, что хочет еще одного ребенка. Тогда его прагматичное «нет» обидело ее, но теперь она с трудом представляла, как бы они растили двоих детей. Харпер вынула из духовки печенье. Распахнула дверцу холодильника, нашла бутылку пива и толкнула дверь бедром, чтобы закрыть. Крышка на бутылке оказала сопротивление — вероятно, открывашка начала изнашиваться от частого использования, — но детектив победила. Крышка отправилась в мусор, а Харпер поднесла бутылку к губам. Как раз за мгновение до того, как гаражная дверь с грохотом распахнулась. Джед вошел первым. Лицо его было хмурым. Харпер поставила пиво. — Что не так? — По словам твоей дочери, все. Люси всегда была дочерью Харпер, когда бывала невыносима. Но если на нее жаловалась Харпер, то тогда она была дочерью Джеда. — Хочешь пива? — Не откажусь, — сказал он и закатил глаза. Харпер протянула мужу бутылку. — Люси закатывает глаза получше. — Знаю. Мне бы ее практику… — Джед раздраженно вздохнул. Это была еще одна излюбленная манера Люси. Харпер открыла холодильник, чтобы достать второе пиво. Зазвонил телефон. — Думаешь, это звонит Люси, сидя в машине? Рука Джеда зависла над беспроводной трубкой. — Если да, то сидеть ей безвылазно дома целый месяц… Алло. — Улыбка тотчас погасла, и он поставил бутылку. Харпер закрыла холодильник. — Хорошо, Кэти. Подожди секунду. Она тут рядом. Харпер подошла к телефону. Джед прикрыл ладонью микрофон. — Фрэнсис Пинкни мертва.