– Неужели? Потому что твоя сестра сказала, что она болеет по выходным. Я предполагаю, что «болезнь» – она показывает кавычки пальцами – это эвфемизм для того ее состояния, которое я увидела сегодня. – По выходным она встречается с друзьями. Иногда они выпивают слишком много, но она никогда не пьет в течение недели. Не знаю, почему я чувствую необходимость защищать маму, особенно сейчас, когда я зол и воняю блевотиной. – Чек твоей матери был отклонен, – спокойно говорит Вероника. На мгновение прикрываю глаза. Черт. – А твой отец знает? – Еще нет. Согласится ли она или заставит меня умолять? – Мы получим деньги пятнадцатого числа. Еще неделя, а мне кажется, что должна пройти целая жизнь. У меня есть работа спасателя, но это едва ли минимальная зарплата, и мы еще не ходили за продуктами. Люси нужны школьные принадлежности, и я снова начну плавать завтра, а это означает, что нужно будет заплатить за лагерь, за тренера, за школьную лигу, за лигу плавания, за… Ее невозмутимое выражение лица – одна из самых парализующих вещей, с которыми я сталкивался, а ведь я постоянно бросаю вызов смерти. – У тебя есть машина? – спрашивает Вероника, и я застываю в удивлении, пытаясь понять причину этого вопроса. – Да. – Я всегда рада твоей сестре у себя дома. – Это значит, что меня она здесь не очень-то жалует. – У вас есть время до следующей пятницы, чтобы дать мне еще один чек, который не будет отклонен. Вам нужно будет добавить сорок долларов, чтобы покрыть расходы, которые мы понесли. Если этот чек не примут, то у меня не будет другого выбора, кроме как рассказать отцу. Не только из-за денег, но и из-за того, что я видела здесь сегодня вечером. Она отпускает меня, но я стою как вкопанный. – Пожалуйста, никому не говори о моей маме. – Мой язык будто прирос к небу. – И насчет чека, и насчет того, что ты видела сегодня вечером. Я понимаю, что тебе, возможно, придется рассказать своему отцу, но ты этого не сделаешь, потому что я достану деньги. Но если люди узнают… Это поставит ее в неловкое положение. И меня тоже. – Я не из тех, кто сплетничает. В нашем городе достаточно людей, которые любят говорить гадости, поэтому уверена, что в этом деле никому не нужна моя помощь. Я вздрагиваю. Сообщение озвучено громко и четко. Она меня ненавидит. Все нормально. Я тоже себя ненавижу. – Спасибо, – снова говорю я, – за Люси. Подхожу к дивану и беру свою маленькую сестренку на руки. – Мне любопытно, – говорит Вероника, – тот дневник, что был у тебя в туберкулезной больнице. Где ты его нашел? Люси в моих объятиях напоминает горячий, взмокший комок, который прижимается ко мне еще плотнее. – Я нашел его на сиденье у окна в передней спальне. Все это время я пытался прорваться сквозь стены Вероники, и именно с этим ответом в моей душе вспыхивает надежда вызвать у нее другую эмоцию, отличную от ненависти. – Я так понял, что это осталось от последнего жильца. Или что? Мне нужно его вернуть? Вероника смотрит на пустое кресло у окна в своей гостиной, а потом снова на меня. – Ты читаешь его? Когда она так говорит, сразу думается, что читать чужой дневник – неправильно. Как будто я не должен совать нос в чужие слова – живые или мертвые. – Ничего страшного, если так оно и есть. Это то, для чего он существует. Я киваю. – Тогда оставь его себе. По крайней мере, сейчас. Ты можешь отдать его мне, когда закончишь. – С этими словами Вероника открывает дверь, и я ухожу. * * * Мама проснулась с похмелья, Люси с утра скулила, что не может найти свои игрушки, и каждый раз, когда они открывали рты, я ежился. И напряжение все росло и росло до такой степени, что появилось ощущение, будто мои кости раздавлены в пыль. Наконец я усадил Люси перед телевизором с двумя коробками ее вещей, мама отдыхала на заднем крыльце с толстой книжкой, темными очками и солнцезащитным кремом, а я, к собственному облегчению, убрался ко всем чертям. Быстрый прием у врача, гипс снят, я свободен, и это не очень-то радует… Стрелка на спидометре моей машины поднимается все выше и выше, а я все сильнее жму на газ. Камни и пыль летят в разные стороны, когда я вхожу в слишком крутой поворот. Мчусь по грунтовой дороге, которая перекрыта еще несколько километров назад. Там не было знаков «Проезд воспрещен». Да, их много встретилось по пути, но мне все равно. Это только раззадоривает меня. На вершине старой каменоломни я резко бью по тормозам. Бросаю ключи на пассажирское сиденье и выхожу из машины. Срываю рубашку через голову, снимаю ботинки и носки и бросаю все вместе с бумажником на водительское кресло. Захлопываю дверцу машины, и пульс стучит в ушах, когда я крадусь к краю карьера. Именно здесь я нахожу свой кайф. Пальцы моих ног торчат над обрывом, а галька, сдвинувшаяся под моим весом, сыплется в воду. Вода внизу… Это безопасный прыжок, поэтому я его и выбрал. Всего двенадцать метров или около того. Не так много камней в воде, как раньше. Двенадцать метров. Безопасно. – Черт. Я провожу рукой по волосам, а пальцы автоматически больно сжимают пряди, будто бы заставляя меня отойти от края. Безопасно? В этом нет ничего безопасного. Это просто глупо. Вот так я и сломал себе руку. Неудачно нырнул. Правда, с другой каменоломни, но тогда высота была слишком большой, а сам пруд слишком мелким. И я чуть не утонул. Чуть не умер. – Черт возьми! – кричу я, и мой голос эхом ударяется о стены пустого карьера. Но мне нужен этот кайф. Я хочу его. Хочу почувствовать всплеск адреналина в моих венах в тот момент, когда сделаю шаг в пропасть. Мне нравится, как мой желудок буквально поднимается к горлу. Чувствовать ветер, ласкающий мое тело и дарящий ощущение полной свободы в эти несколько секунд полета… И удар. Боль от соприкосновения с водой. Шок от холода, словно от тысячи иголок, пронзающих все тело и парализующих его. Мои легкие горят от нехватки кислорода при резком погружении, и паника одолевает меня, когда я пытаюсь выбраться на поверхность. Ужас сковывает мои движения, когда я думаю, что никогда больше не смогу вдохнуть, а затем всепоглощающее чувство триумфа прогоняет прочь все сомнения, когда я вырываюсь на поверхность. Но я чуть не умер тогда. =Умер. Но то был прыжок с большей высоты. Более опасный. Здесь небольшая высота. Так будет безопаснее. =Безопаснее. Мамин голос звучит у меня в голове: «Прости, Сойер. Извини». =Звук криков Люси. Чистая ненависть в глазах Вероники. =Я терплю неудачу. В школе. Дома. Я не оправдываю ожиданий. Друзей. Родителей. =И еще… Плавание, математика. Английский, проекты, документы…