Эшли подняла голову, и я поняла, что её глаза влажные. – Нечего прощать. Ты была права. Ох. Ох, чёрт. – Что происходит? – спросила я, подвигая свой стул ближе к столу. Она грустно улыбнулась. – Я разозлилась, потому что ты назвала именно те вещи, которые меня смущали. Я не знаю. Я была слишком напугана, может быть, слишком упряма, чтобы это признать. Всё изменилось, и я не знаю, нравится ли мне всё это. – Ты говорила с Артуром? Она покачала головой. – Нет. Всё так, как ты сказала. Как я могу осуждать того, кто делает что-то хорошее? Например, Леона хотела участвовать в благотворительном концерте, потому что Артур и Майк уже делали это раньше. И что я должна была сделать? Сказать ей, что нет, ты не можешь помочь собрать деньги для бездомных детей или больных собак, или что там было? Но потом это превратилось в чёрт-те что на фоне чёртова канала на YouTube. – Я не понимаю, Эшли, – сказала я, – ты была так против её выступлений, а теперь… – Я знаю. Ты права, – она съела порцию попкорна и отпила пива, – я всегда знала, что она равняется на Дани. На её большого дядю-рок-звезду, который был таким крутым. И она хотела играть на гитаре из-за него. Я подумала, почему бы и нет? А потом я как будто отвернулась на пять секунд, и она уже во всём интернете. Артур и Майк продолжают настаивать на том, чтобы она делала больше. Ей это нравится, потому что она любит музыку, но… – Но она не уверена, любит ли музыка её, – перебила я, – она даже не играет по-настоящему половину времени. Дело не в музыке, Эшли. Её рот открылся, потом закрылся. – Прости, – осторожно сказала я. – Ты права, – она выдохнула, – я должна поговорить с ним. Всё это произошло не сразу. Это были мелочи. Сольный концерт здесь. Потом концерт там. А потом видео, потому что она хотела показать свою новую песню. И ты права, это не Леона просила об этом. – Она просит фотографию луны, а Артур и Майк спотыкаются, чтобы принести ей настоящую, и все звёзды тоже, – улыбнулась я. – И Дани, – сказала она, – ты не можешь оставить его без внимания только потому, что вы с ним спите! Мое лицо горело, когда она завыла от смеха. – Для протокола, мы ещё не… – Может быть, и нет, но это «ещё» было совершенно лишним. В течение долгого, прекрасного, чудесного момента всё было как в старые добрые времена, пока мы пытались перестать смеяться. – Просто нужно немного сбавить обороты, – сказала я, когда нам удалось взять себя в руки, – например, подумай, что Леоне действительно нравится в этом? Играть музыку с Дани, конечно. Но она всё равно выглядит напуганной каждый раз, когда выходит на сцену. Ей нравится возиться с Блэр. Они вдвоём могут часами танцевать, петь и… Мне бы не хотелось, чтобы она потеряла эту сторону. – Ты права, – сказала она, – я поговорю с Артуром. Это… – она заколебалась, затем наклонила свою бутылку пива ко мне, – это не укол в твою сторону, так что не воспринимай это так. Просто… Вот почему я хотела бы, чтобы ты сказала мне об этом раньше. Если я когда-нибудь заставлю тебя чувствовать, что ты не можешь мне что-то рассказать, пожалуйста, скажи мне. Ты слишком много значишь для меня, чтобы снова так рисковать. В горле стоял комок, и мне пришлось несколько раз сглотнуть, чтобы прочистить его. – Я обещаю, Эшли. – Я тоже обещаю. Мы звякнули бутылками пива друг о друга, и каждый сделал по глотку. Наступил ещё один момент молчания, но не неловкий. Это было комфортное, привычное молчание, одно из тех молчаний между друзьями, которые вышли за рамки дружбы. Я снова потягивала своё пиво, погружаясь в этот момент и безоговорочно зная, что между мной и Эшли всё будет хорошо. А потом ей пришлось всё испортить. – Я не знаю, как спросить об этом, поэтому просто скажу, – сказала она, – что, блин, случилось с Давидом? Упоминание его имени заставило мои плечи напрячься. Мои мышцы почти застонали, когда всё напряжение, которое было снято, вернулось обратно. – Я думала, Дани рассказал тебе. – Он рассказал мне большую часть в процессе того, как мы кричали друг на друга в гостиной, пока Артур пытался заставить Леону вернуться в постель. Её лицо немного покраснело. – Он был очень расстроен из-за меня. Справедливо. Я потрогала кольцо на губах, не зная, что на это ответить, потом вздохнула. – Всё началось с Тейлор Свифт. – Я, блин, знала, что это она! – воскликнула Эшли. – С этого момента я лично обвиняю Тейлор Свифт во всём. Я рассмеялась. Или, по крайней мере, попыталась рассмеяться. Слёзы уже грозили начаться, а в горле было густое, тугое чувство, из-за которого звук выходил захлёбывающимся и водянистым. Не говоря ни слова, Эшли встала и взяла с полки коробку с салфетками, вернув её на столик как раз вовремя для моего регулярного предобеденного срыва. Я медленно рассказала ей обо всём, что произошло. Я ничего не утаивала: всё, начиная с моей неспособности хоть на мгновение отпустить свою гордость и заканчивая тем, как меня чуть не стошнило на ботинки Майка, когда он сказал мне о стоимости, вылилось из моего рта. Я говорила о том, как уговаривала себя, что смогу это сделать, до тех пор, пока не поняла, что это невозможно. От моего первого звонка Давиду до моего плана работать, работать и работать, пока я сама не накоплю денег. От автомобильной аварии до доказательства того, какой невероятно глупой я могу быть, когда решила, что выиграла после того, как он перевёл мне деньги. И когда я, захлёбываясь, рассказала, что Блэр хотела поехать, и что она скрывала это от меня, потому что не хотела, чтобы я была одна на Рождество, она плакала вместе со мной. Она вытащила меня из кресла и обняла, взяв на себя часть моей душевной боли, чтобы я могла попытаться исцелиться. Она поддерживала меня, когда я настаивала, что могу держать себя сама, и доказывала, какой идиоткой я была, не поговорив с ней раньше. – Мы должны что-то сделать, – сказала она, вытирая глаза, когда я закончила говорить, – это не сойдёт ему с рук. Ни за что. – Он уже сделал это, Эшли, – сказала я, повторяя её действия, – он убедился, что она хочет поехать с ним, и я узнала об этом, когда и он, и Блэр были в комнате, так что я даже не могла сначала обсудить это с ней. Он знает, что ему может сойти с рук, и как далеко он может зайти, чтобы я не смогла ответить. Я не смогла с ним справиться. Эшли сделала несколько полусерьёзных предложений, но не было ничего такого, о чём бы я уже не подумала. Некоторое время спустя Блэр позвонила, чтобы поболтать перед ужином и обсудить лучшие моменты нашего дня. – Лучший момент был увидеть Санту, – смело заявила она мне, – на Северном полюсе. И я сказала ему, что хочу получить на Рождество. Он сказал, что постарается, но не может ничего обещать. Я ответила, что если кто-то может это сделать, то только он. Поэтому я жду, что он очень-очень постарается, потому что это подарок не для меня. – Не для тебя? – спросила я, забавляясь. – О чём ты просила? – Мама. Ты же знаешь, я не могу тебе сказать, иначе это не сбудется. – Это касается желаний, милая. А не рождественских подарков. – Да? Ну, это тоже вроде как желание. Боже, я надеялась, что это не то желание, в котором её родители снова сойдутся, о чём, похоже, мечтают все дети с разведёнными родителями в один прекрасный момент. Я услышала, как кто-то что-то сказал на заднем плане, и Блэр вздохнула. – Через минуту, – сказала она. Её голос звучал достаточно отстранённо, чтобы я поняла, что она отодвинула телефон от уха. – Я разговариваю с мамой. Наступила пауза, а затем она издала такой тяжёлый, драматический вздох, на который, кажется, способны только восьмилетние девочки. – Хорошо. Просто дай мне закончить. Послышался шорох, затем её голос снова стал чистым. – Мам? Мне нужно идти. Что тебе больше всего понравилось в этот день? Я посмотрела на Эшли, которая делала вид, что не слушает, сидя за столом. – Знаешь, милая, я думаю, что больше всего мне понравилось сегодня побыть немного с Эшли, – сказала я. Подруга подняла глаза, когда я произнесла её имя. – Правда? Но ты же всё время ходишь в гости к Эшли! – Правда. Это всё равно моё любимое развлечение. – Хорошо, – раздался ещё один голос на заднем плане, и голос Блэр стал высоким, – я знаю! Я говорю с мамой!