Божечки, чуть не стала заикой. Он как ковбой в чапах! — Твои сорванцы!!! Аррррр! Ты только посмотри, что они сделали? Это… Аааа! Я всё ещё сплю, что ли? Тимур Владимирович бегает по кабинету с голым задом, гневно размахивая руками. Вот ведь картина маслом! То есть на нём, как и прежде, сидит дорогой, классический костюм, вот только ягодичные мышцы у всех на виду. Там сейчас установлена оригинальная система вентиляции “дресс-кода”. Артём, Егор! Теперь я понимаю, почему сыновья гаденько улыбались. *** — Я всё возмещу, всё возмещу… Простите, простите! — Вон. Быстро вон! — Обещаю, больше такого не повторится! Два широких шага, меня толкают в угол, прижимая к стене. Сильная рука впивается в затылок, сжимая в кулак горсть волос. Горячее, бурное дыхание обжигает щёки и губы, заставляя покрыться мелкими мурашками и живьём сгореть. — Ты меня раздражаешь, Смирнова! Поняла! Шутки в сторону. Теперь мне становится страшно. На полном серьёзе. И даже немного больно… От того, как он шею мою сдавил. И горячо… От того, как опасно и настойчиво он ко мне всем телом прижался. Всё. Довела. До пика. Сейчас грянет шторм. Набирает побольше воздуха и рычит: — Как ты мне только могла понравиться? Как я… тогда… у камина… В общем неважно! Ты похожа на чучело! Пахнешь молью и старой девой. Я рад, что у нас ничего не было! А теперь уходи. Если ещё раз демонят своих сюда приведёшь — пожалеешь. Отталкивает от себя, потом за локоть хватает, волоча к выходу. Выставляет в коридор. Позади раздаётся такой сильный хлопок от двери, что окна вибрируют. Все сотрудники замирают, глядя на меня. А у меня глаза щиплет. Потому что так больно словами меня ещё никто не бил. Возвращаюсь к детям, словно мумия. Внутри — пустота. Их, на полном серьёзе, взять бы и выпороть как следует, засранцев таких! Но вряд ли это поможет. Я сейчас вообще никакая. Больше не из-за пакостей сорванцов, а из-за тех слов, которые о себе услышала. — Одевайтесь. Домой едем. Бросаю двойняшкам куртки. Будто всё понимая, они моментально меняются в лицах, поджимая губы. Шаловливые моськи сменяются, я бы даже сказала, помутневшими, какими-то взрослыми лицами. Их взгляды становятся как у взрослого человека, будто всё понимающие. — Я же тебе говорил, надо было, булавку… — шушукаются там втихаря в уголке, помогая друг другу натягивать шапки на блондинистые макушки. — Кнопку? Но это уровень ясли. — Хватит! Оделись? Шагайте к лифту! У вас, молодые люди, очень и очень серьёзные проблемы! Даже не представляете себе насколько… Беру сыновей за руки, выхожу на свежий воздух. На улицы, как обычно, дубак. Молча идём к остановке, периодически поскальзываясь на ледяной дорожке. Высказывать им что либо, шлёпать по задницам — бесполезно. Мы уже это проходили. На них не работает. Характеры лютые! К гиперактивным нужен другой подход. В голове отчего-то снова и снова звучат обидные словечки босса: Чучело… Моль… Старая дева… Иду по улице с опущенной головой, в обеих руках сжимаю маленькие ручки в варежках. Смотрю на подол своего старого пуховика, на старые, износившиеся сапоги, хочется рыдать от своей ущербности. От того, что не могу жить лучше, как бы ни старалась! По щеке скатилась слеза. За ней ещё одна. Так больно мне давно никто не делал. Я вообще редко плачу. Всегда слёзы сдерживаю, чтобы детишек не расстраивать. Надо быть сильной, надо бороться. Но я не робот, не железная. Внутри я очень ранимая и хрупкая. Жаль, демон лицемерный этого не знает. Не знает, как я живу и с каким трудом даются мне мои достижения. Ну вот, накипело… Не могу сдержать рваный всхлип, который тут же меня выдаёт. — Мамочка, ты что плачешь? — голос Артёма. Мальчишки резко останавливаются. Тянут меня вниз, заставляя присесть на корточки. А потом вдруг оба на меня набрасываются и крепко-крепко обнимают. Маленькие ручки растирают слёзы на моих щеках, а тоненькие голоса всячески подбадривают, утешают. — Прости нас, мамочка, прости! Мы больше так не будем! — Правда-правда! Будем хорошо себя вести, обещаем! — Ты только не плачь, ладно? Нам грустно видеть твои слёзы. Сильно жмурюсь, пытаясь подавить слёзы, а потом их в ответ обнимаю также крепко. И моментально становится тепло. Как тёплой весной! Потому что они — мои солнышки любимые и родные! На улице минус двадцать, а у вокруг нас сейчас весна от семейного, искреннего тепла. Ну вот как? Как на них можно долго злиться? Может и хорошо, что они похулиганили у Демоновича в кабинете? Титов заслужил.