— Вот этот место затягивать на манжет ремнем, — объяснял Алексею Курт. — Я сделать только один насадка, больше у меня просто нет время. Она ввинчивается в сам протез винтом, — и он, достав из сумки деревянную крашеную ладонь, продемонстрировал, как она должна крепиться к основанию. Лешка постучал по ней пальцем в восхищении. — Ну ты и мастер! И ведь такой лак подобрал, что по цвету она прямо как настоящая. Не сразу даже отличишь! — Да, неплохо, — согласился оружейник. — Но она только для красота, в ней нет никакой механизм. А я хотеть сделать так, чтобы рука могла немного работать, — и он попытался донести свою мысль до Егорова. — Сейчас весь кисть на протез собран в ладонь, но если хорошо подумать, то можно сделать так, чтобы пальцы сжимать в кулак или совсем раскрываться вся пятерня. Не знаю, может, даже сжимать предмет, мм… нож, ложка, яблоко можно. Но для этого нужно очень много думать и нужен очень хороший оборудований, — и Курт огорченно вздохнул. — А у меня сейчас нет даже своя мастерская. Весь мой работа — это ковать лошадиный подкова и править ось для телега. — Потерпи, друг, — Алексей похлопал его по плечу. — Я же тебе обещал, что все у тебя еще будет? К тебе, вон, из соседних станиц уже даже местные приезжают, как только узнали, что в Николаевской новый умелый мастер появился. А Петро и рад-радешенек, у него вон сколько теперь новых заказов появилось. Коли захочешь, так и свою мастерскую здесь откроешь. — Нет-нет, — отмахнулся тот. — Тут нет такой заказ и тот человек, который любит хороший и сложный работа. Вот только наш рота или из казачий полк интересный заказ с починкой оружий приносят. А весь остальное так, только простой крестьянский изделий. Но я подождать твой приезд. Кто-то же должен, пока хозяин нет дома, смотреть за весь железный и оружейный дело? — Это точно, — согласился Егоров. — Присматривай, друг. Для нашей роты ты всегда останешься самым главным оружейником в унтер-офицерском звании. И пускай кто-нибудь только попробует не выполнить твое требование. Тогда он точно будет иметь дело со мной! Глава 2. Карпыч Первого апреля спозаранку девять всадников выехали северной дорогой из станицы. — Ну как тебе, Савельевич, тяжело, небось, в седле держаться? — поинтересовался Егоров у бывшего ротного интенданта на первом же дневном привале. — Да терпимо, вашбродь, нога-то — она ладно, тут, вон, седалище уже от такого отвыкло, — усмехнулся Потап. — Ничего, приноровлюсь, это все лучше, чем на одной ноге, словно бы воробей, прыгать. До Умани добрались за неделю. Пятерка Лужина забрала коней и, попрощавшись, отправилась на юг в обратную сторону. На дорожной станции большого выбора не было, и, поспорив для порядка со смотрителем, Лешка дал команду занимать своим людям крытый тарантас. — Уперся, зараза. Вас, говорит, четверо едет! Никак, дескать, нельзя на одной повозке такое. Не положено, и все тут. Ладно, хоть сговорились потом, я ему доплатил сверх подорожных, ну он и дал добро. По регистрационному журналу нас как бы двое сейчас с Алексеем Александровичем едет — это капитан Егоров и поручик Бестужев. Четырех лошадей впрягать будем. Похоже, таким вот именно «макаром» нам и дальше сговариваться будет нужно. Только, Вась, тебе придется возле кучера на козлах ехать. Как ты? — Да мне-то, Алексей Петрович, это только за радость, — обрадовался Афанасьев. — Ну, вот чего я в тесноте-то буду с вами сидеть? Дальнейший путь до Киева шел по уже отлаженной схеме. На почтовых ямах приходилось доплачивать из своего кармана, но серебро все решало, и к вечеру девятого дня они были уже в столице южной губернии. Постоялый двор вонял дегтем, кислыми щами и вареной требухой. Из местного трактира слышались выкрики, а сбоку от входа лежал мужик и громко храпел. По совету опытного путешественника, одетого в добротную штатскую одежду, отошли от почтовой станции на пару сотен шагов и, расспросив встречных, направились к тому дому, где принимали на постой. Было в нем гораздо спокойнее и чище. Хозяева не ломили цену и накормили всех сытной едой. — Вот тут, значит, мы и будем пока квартироваться, — решил Алексей. Три последующих дня у него ушли на выяснение судьбы Карпыча. Побывал он у военного коменданта, в местном военном госпитале, в инвалидной команде и в губернской канцелярии. Все было тщетно. Списанного от военной службы младшего сержанта Зубова ни в одних списках этих учреждений не было. И он уже совсем было отчаялся, когда из серого здания губернского правления вышел худенький пожилой дяденька и, шмыгнув носом, обратился к нему тихим и каким-то бесцветным голосом: — Вам так важно знать, где может быть ваш человек, так, господин капитан? — и после утвердительного ответа Егорова развел руками. — Вы уж не гневайтесь, милостивый сударь, но с этой войной, а особенно после заключения недавнего мира, ведь столько народа через наш город проследовало. Все столы у нас тут бумагами завалены. Разрешите представиться — Смыкин, коллежский регистратор. Вы когда к нам в губернскую канцелярию заходили, я еще у окна в пакеты исходящие губернские реляции раскладывал. Алексей присмотрелся к чиновнику и утвердительно кивнул головой. — Капитан Егоров, отдельная особая рота главного квартирмейстерства Первой Дунайской армии. Мне очень важно найти этого человека. У меня и выписка по нему есть, я ее вашему старшему показывал. — Да-да, я слышал, — кивнул Смыкин. — Но вы же понимаете, это как иголку в стогу сена искать, — и он горько вздохнул. Алексей внимательно пригляделся к нему — чиновник самого низшего ранга, видно, что еле-еле сводит концы с концами. На ногах стоптанные башмаки, на худом теле чиненый во многих местах старый кафтан. Тот под пристальным взглядом офицера смешался и, сбиваясь, забормотал: — Вы только не подумайте, я ведь от чистого сердца, чтобы только вам помочь. Вижу, человек заслуженный, за своего солдатика радеете и хлопочите. А у меня ведь семья — три дочери на выданье и жена хворая. — Как вас зовут, уважаемый? — прервал его монолог Егоров. — Иван Андреевич, к вашим услугам, Смыкин, — и он несколько раз подобострастно поклонился. — Иван Андреевич, я буду вам очень, очень признателен, если вы мне сможете помочь в таком деле. Иван Андреевич, повторяюсь — о-очень признателен! — Алексей особенно выделил последние два слова. — Я прекрасно понимаю, что это вызовет у вас особые хлопоты и, возможно, даже какие-то траты, ведь искать придется не только в вашем ведомстве. Но вы такой опытный человек и, наверное, всех, кто занимается документооборотом в городе, знаете. Сколько вам нужно, чтобы вы могли мне помочь, а я вас по достоинству смог бы отблагодарить? Тот подумал и, вздохнув, произнес: — Рублей пять или шесть, учитывая такое муторное дело. Но для такого хорошего человека, как вы, я весьма расстараюсь и даже за пять, полагаю, что смогу все сделать. — Иван Андреевич, дорогой, — Лешка достал кошель из внутреннего кармана своей егерской шинели, — вот вам три рубля задатка для начала работы, — и он вложил серебряные кругляши в протянутую ладонь. — Найдите мне его, и я вам дам к этим трем еще семь. Десять рублей — это, согласитесь, большие деньги, и они будут ваши. Вы только помогите мне. Я буду вас ждать на Малой Садовой в доме Бахмутовых, это недалеко от почтового постоялого двора. Через два дня хозяйка того дома, где встали на постой егеря, попросила выйти господина капитана к калитке. У нее Алексея ожидал господин Смыкин собственной персоной. — Очень муторное задание вы мне задали, молодой человек, — покачал тот головой. — Но я все нашел, не извольте волноваться, — и он достал из рукава чуть помятый листок бумаги. — Отставной унтер-офицер в чине младшего сержанта Зубов Иван Карпович, поступивший в военный госпиталь Киева и списанный от строевой военной службы по случаю увечья, направлен в декабре месяце двадцать восьмого числа в Черниговскую инвалидную команду, приписанную к гарнизонной роте господина поручика Лядова Александра Васильевича. Вот вам выписка из журнала убытия, — и он протянул лист Алексею. — Ну, Иван Андреевич, ну, дорогой ты мой! — не сумев сдержать эмоций, Лешка стиснул худенькое тело коллежского регистратора. — Вот ваши семь рублей! Я искренне вас благодарю! Через пять дней грязная дорожная кибитка въехала в Чернигов. Город в этом времени был пока что небольшим, с населением всего-то около шести тысяч человек, и найти инвалидную команду в нем большого труда не составило. Возле покосившейся караульной будки и лежащей поперек дороги полосатой жердины на въезде стояли два пожилых солдатика. Они были в старых, штопаных мундирах и при древних фузеях, видавших еще Нарву или Полтаву. На вопрос же путников, как им можно найти инвалидов, они дали весьма пространные пояснения: — Вон туды пойдете, ваши благородия. Там по левую сторону от главной площади спуск в сторону реки будет. Они рядом с нашей гарнизонной ротой в своей казарме живут, а к нам как бы только лишь приданы. Да у них там свой унтер Игнат на командовании. Ох и шибко злой ведь он человек. Забижает он бедолаг тех калечных. — Разберемся! — кивнул Лешка. — Спасибо, братцы. Легкой вам службы! — Спасибо, вашбродь, и вам удачи! — кивнули седые ветераны. — Архип, я тебе целый двугривенный дам, ты нас только дождись, — попросил кучера Егоров. — Мы всего там часик будем, а потом к тебе выйдем. — Ну а чаво бы не подождать хороших людей, — почесал тот под шапкой густую шевелюру. — Только вы уж не сильно там долго, барин, а то с меня ведь за опоздание почтовый смотритель спросит. Как раз тот двугривенный и уйдет на то, чтобы от него откупиться. На небольшом утоптанном плацу возле нескольких серых строений копошилось несколько фигур в рваной одежке. Трое доходяг на корячках выдергивали траву на обочине, а четверка покрепче облепила бревно и, следуя за ними, постукивала им о землю, приминая. Еще трое шли следом и мели длинными вениками. За всем этим, стоя спиной к егерям, приглядывал здоровенный и красномордый унтер. — Чаво корень пропустил, зараза! Я кому только что сказал, выкапывай глубже! Бам! Широкая, словно лопата, ладонь сшибла на землю ближайшего работника. — А ты чаво тут на меня уставился! Работай, скотина! — и он пнул ногой второго. — Жрать у меня никто не получит! Да я плевать хотел, что ты раньше в сержантах ходил! Сейчас я тут только для вас власть! Я! — и он опять ударил ногой по культе инвалида. — Алексей, да это же наш Карпыч! — выдохнул Бестужев и схватился рукой за эфес своей сабли. — Стой! Я сам! — каким-то звенящим шепотом выдохнул Егоров и, вынув из ножен гусарку, по плотно утопанной земле неслышно подошел сзади к унтеру. — Эй, Игнатка, ты чего тут бедолаг забижаешь? — произнес он негромко. — Кому тут еще чего надо?! — распаленный унтер резко обернулся, готовый растоптать любого. Перед ним стоял офицер! Он раскрыл в недоумении рот и захлопал глазами. — Смирно! — вдруг рявкнул капитан в егерской форме. — Ты как передо мной стоишь, скотина! Брюхо подобрать! Я сказал, брюхо подбери, дубина ты стоеросовая! Скотина! А ну …опу в горсть собрал! Отрастил сало, как хряк подложенный! Кру-угом! Кру-угом! Четче команды выполняем, фурьер! Почему коса мукой не напудренная! Почему букли, как у потасканной публичной девки, висят! В глаза мне смотреть, дурачина! В глаза мне гляди, говорю! Смирно, я сказал! Во фрунт стоять! Отожрался тут в тылу на инвалидах?! Небось, уже даже, как строевым ходить, забыл?! А я тебе сейчас здесь напомню! Напра-аво! Смирно, фурьер! Команда «смирно» была! С места строевым — шаго-ом марш! Раз, раз, раз, два, три! Левой, левой! Четче шаг печатать! Раз, раз, раз, два, три! Ногу тянем! Выше ногу, я сказал! Стопа идет параллельно плацу, дубина! Из казармы высыпали увечные, солдаты и унтеры гарнизонной роты и, открыв рот, с величайшим изумлением глядели на этот необычный парад. Грозный фурьер Игнатка, весь багровый и в поту, шлепал что есть сил по плацу сапогами. А за ним по пятам вышагивал невысокий капитан в егерской форме с саблей в руке и орал, словно заправский капрал. Через десять минут откуда-то из-за казарм выскочил немолодой поручик и тоже застыл в удивлении. — На месте стой, раз, два! Команды «смирно» никто не отменял, бестолочь! — продолжал издеваться капитан. — Слюну с подбородка подбери, дурачина! Нале-ево! Смирно, я сказал, стоять! — и, оглядев замершего с выпученными глазами унтера, вложив саблю в ножны, направился в сторону поручика. — Командир особой отдельной роты главного квартирмейстерства Первой армии генерал-фельдмаршала Румянцева, капитан Егоров! — вскинул он ладонь к головному убору. — А вы, я полагаю, будете Лядов Александр Васильевич? Командир вот этого дуралея? — кивнул он себе за спину. — Да-а, так точно, — ошарашенный поручик оглядывал стоявшего в вальяжной позе егерского капитана. — Жарко у вас тут, господин поручик. Весна наступает, уже месяц май совсем скоро будет, — улыбнулся егерь и как бы невзначай расстегнул шинель. В лучах солнца сверкнул на мундире ярким серебром орден на Георгиевской ленте. Командир гарнизонной роты разом подобрался и сам принял вид бравого служаки. — Пройдемте ко мне в дом, господин капитан? Вы здесь по делу службы или изволите по личному быть? — Александр Васильевич, ну какие могут быть здесь личные дела? — улыбнулся снисходительно Егоров. — Я полагаю, мы и здесь с вами можем все формальности уладить. И я с чистым сердцем смогу доложиться наверх, что в вашей гарнизонной роте наблюдал отменный порядок. Только вот как с этим дуралеем теперь быть, ума себе не приложу, — огорченно кивнул он на застывшего истуканом унтера. — Дерзкий, устава не знает, службу несет спустя рукава. Я тут забрать человека к вам приехал, того, который особым геройством самим, кхм… — и он кивнул наверх… — Самим… ну вы уже поняли, о ком я, вот именно им он высочайше отмечен был. А этот дурень его в землю при всех втаптывает! О-хо-хо-о, — и он горестно покачал головой. — Может, его под трибунал отдать с сопроводительным рапортом? Так ведь и сюда потом приедут разбираться, да еще и ревизоров, к тому же ведь, пришлют. — Господин капитан, а может, не нужно трибунала, ну его?! — заискивающе глядя в глаза Егорову, пробормотал поручик. — Уж мы здесь и сами его сплавим в строевой полк. Пусть-ка он теперь там службу несет. Да нет, не нужно никаких рапортов! — Думаете, не нужно, да, поручик? — переспросил его рассеянно Алексей. — Нет-нет, даю вам слово, завтра же под особой командой я его в губернский Киев к пехотному полку отправлю, — пообещал Лядов. — Вы даже не извольте беспокоиться о том! И правда ведь, чего это он тут так разжирел на тыловых-то харчах. Пущай настоящую службу, как и положено, теперь вот несет! — Ну вот и хорошо, — улыбнулся доброжелательно Лешка. — Приятно общаться с умным и правильным офицером. Вот вам бумага, и я забираю того человека, про которого вам говорил. Почитайте, почитайте, там все, что нужно, прописано. И, главное, вы на подпись внизу взгляните. Ну? Вы видите чья? Может быть, у вас вопросы какие-нибудь еще ко мне остались? — Нет-нет! Что вы?! — вытянулся поручик, дочитав до конца документ. — Ну какие же могут быть теперь вопросы! Буду рад вам хоть чем-нибудь помочь! И даже отблагодарить за вашу к нам снисходительность. — Полноте, поручик, пустое. К сожалению, мы сейчас несколько стеснены временными рамками, поэтому хотели бы отбыть от вас немедленно! Разве что осталось еще одно небольшое, но важное дело, — и Лешка, оглядев большую толпу служивых, что собрались у плаца, кивнул головой, как бы соглашаясь со своими мыслями. — Да, все верно, есть еще одно дело! Фурьер Афанасьев, ко мне! — и показал егерю на стоявший в отдалении тарантас. — А ну-ка, братец, принеси сюда мешок с имуществом сержанта Зубова! Только чтобы быстро, одна твоя нога здесь, а другая там! — Есть, ваше благородие! — гаркнул рыжеволосый здоровяк и понесся к повозке.