Я иду к кровати, смотрю на себя, подавляя дрожь, глядя на свое спящее лицо. Моя одежда мокрая от дождя, простыни пропитаны водой, волосы прилипли к лицу. Я жду, пока грудь поднимется и опадет, радуюсь, увидев это. Я выгляжу хорошо, но пяток на ботинках нет. Я вижу носки, обрамленные неровной резиной. Она будто растаяла… — Меня ударила молния, — я вспоминаю заряженный воздух, как кожу покалывало, когда я увидела отражение Аида за собой. Резкий запах озона. Вспышка света. А потом я вспоминаю, как Аид смотрел на небо, и в голову приходит другая мысль. — Это было намеренно? Гермес понимает мой вопрос. — Отчасти, — он снова улыбается. — Но это не было попыткой убить тебя. — Это должно меня успокоить? Он не отвечает, и я поворачиваюсь. Он заглядывает в мой выдвинутый ящик с нижним бельем, на лице радость. Абсурд того, что бог смотрит на мои лифчики, приковывает меня к месту, и я все еще первым делом думаю, что хочу рассказать Бри, потому что ей это понравится. А потом я вспоминаю, что не могу, что я видела ее в Подземном мире, и это приводит меня в чувство. Я пересекаю комнату и задвигаю ящик бедром, скрещивая руки. — Ты не против? Ямочки появляются на его щеках, он лениво ведет плечом. — Прости. Просто смертные вещи восхищают. — Хм, — хмыкаю я. — Так, послание? — Ах, да, — его глаза сверкают. — Я тут, потому что ты видела то, что не должна была. Ты заметила то, что дальше — спойлер на современном языке, — говорит он, склоняясь ко мне, словно раскрывает серьезную тайну. Приходится вытянуть шею, чтобы видеть его. — Хорошо. Но как я увидела то, что не должна была? — На это у меня нет ответа. Есть только послание. — И что тогда? Впервые улыбка пропадает с его лица, он почти с горечью говорит: — Без понятия. Как я и сказал, я — только гонец. Вот, что я знаю о богах: они своенравные; они не забирают свои дары и не могут снять свои проклятия; они защищают то, что для них священно, и их легко оскорбить. Они любят судьбу. Они любят лезть к смертным. Так что я знаю, что с ними всегда есть уловка. Они не передают сообщения или предупреждения. Они превращают в деревья или зверей. Они проклинают всегда говорить правду, которой не верят, или говорить только в рифму, пока кто-то не разозлится из-за этого так, что убьет вас. Боги не знают тонкости. Или снисходительности. Я изображаю недоверие. — Клянусь, — он поднимает серебристые ладони. — На своей чести, как бог. Своим именем, как Гермес, сын Зевса. Я тут только для передачи предупреждения. — После предупреждения я нормально проснусь и смогу вернуться к жизни, какой она была? — спрашиваю я. — Ты будешь жить, как отмерили тебе богини судьбы. — Это не ответ. — Я могу дать только такой, — еще широкая улыбка. У него слишком много зубов. Я взвешиваю это. Если бы Аид хотел мне навредить, он мог. Он мог послать Танатоса, а не Гермеса, утащить меня в Подземный мир, чтобы я была в его власти. А Зевс — если это он послал молнию — не медлил бы и убил меня, если бы он хотел мне смерти. Так что, может, Гермес говорит правду, и я как-то отделаюсь предупреждением. Только дура спорила бы с этим. Только дура спорила бы с ними. — Хорошо, — говорю я, будто у меня есть выбор. — Что за предупреждение? Его лицо тут же меняется, ямочки пропадают, выражение становится строгим и отдаленным, как лицо статуи. Его ореховые глаза бледнеют до янтаря, потом загораются алым. Я хочу отвести взгляд, но не могу. Его игривость пропала, сгорела в огне бессмертного, и я становлюсь ледяной от страха. — Я тут с предупреждением от Получателя Многих, Короля Подземного мира. Твоя подруга — уже не твое дело. С этого мига ты ничего не видела. Ты ничего не знаешь. Ты ни с кем не будешь об этом говорить, вычеркнешь это из своих мыслей. Это должно быть глупо, плохой актер читал плохой сценарий, парень с кожей цвета металла в белом одеянии говорит жуткие слова в моей грязной смертной спальне. Это должна быть шутка. Это не должно происходить. Если я думала миг ранее, что он был почти человеком, я понимаю ошибку теперь. Он не был, никогда не был и не мог быть. Если захочет, он сможет раздавить меня, как муравья, растолочь в жирный порошок под большим пальцем. Я для него — лишь миг. Хрупкое глупое создание. Его голос — железный кулак на моем сердце, сжимающийся все сильнее с каждым словом. — Ну? — спрашивает он, звон приказа пропал из его голоса. Он снова звучит как парень. Я не могу шевелиться. Не могу говорить. Его улыбка робкая. — Я перегнул? Я давно не давал предупреждения. Я умудряюсь покачать головой. — Хорошо. Почему бы тебе не выпить воды? — он нежно касается моей руки и выводит меня из комнаты, и я позволяю это, не нахожу силы остановить его. Мы спускаемся вместе, и я ощущаю его за собой весь путь, жар исходит от него, хотя он не очень близко, воздух пахнет апельсинами и гвоздикой. Я не знаю, что будет, если Мерри или папа выйдут из их комнаты и увидят нас, как это будет выглядеть для них — я выхожу с парнем на рассвете, но потом я вспоминаю, что он — не парень, а это — сон. «Кошмар, — исправляюсь я. — Это кошмар». — Как ты? — спрашивает Гермес, прислоняясь к шкафу, пока я иду к шкафчику за чистым стаканом. — Нормально, — я нахожу слова. — Рад слышать. Прости, если прозвучало сильно. — Ничего, — говорю я, еще потрясенная. — Пожалуй, я должна быть польщена, что ты подумал, что я стоила всего шока и восторга. Он смеется, а я открываю холодильник. — Лучше воду, — говорит Гермес. Я беру бутылку с дверцы и показываю ему. — Это вода. — Нет. Бегущая вода, — он кивает на рукомойник. — Я не пью это. Не нравится вкус. Он прищуривается, глядя на меня. Тревога, мягкая, но настойчивая поднимается звоном в моем разуме. Он не улыбается. — Это проблема? — спрашиваю я. — Извиняюсь. Я не успеваю узнать, за что, он бросается на меня. Стакан падает на пол, разбиваясь, его рука обвивает меня, ловит, а другая движется к моему лицу. Я открываю рот для крика, он толкает что-то внутрь, что-то горькое и гадкое. Он зажимает ладонью мои губы и челюсть, заставляя их закрыться. — Глотай, — приказывает он. Я качаю головой изо всех сил. — Я не могу отпустить тебя, пока ты это не сделаешь. Я пробую снова вырваться, но он неподвижен. Я будто бьюсь с деревом или горой. Почему я не просыпаюсь? — Просто глотай, — говорит он. Звучит как мольба. Я глотаю, горло дергается у его большого пальца. Он отпускает меня, и я отшатываюсь, хмуро глядя на него. — Хорошая девочка. Теперь спи, — он дует мне в лицо, и мир пропадает. 8