Я чувствую все. Я чувствую растения. Я не могу это объяснить, но, пока озираюсь, я знаю, каким нужно помочь, могу найти те, что еще не до конца проснулись, даже если их скрыли листья других. Я знаю, где они, и что им от меня нужно. Я смотрю на Аида, его глаза огромные от потрясения, и я гадаю, что он делал бы, если бы я сделала это во всем Подземном мире. Он злился бы и вырывал их или лежал бы среди растений? Притянул бы меня к себе? — Кори, — выдыхает он и качает головой, лишенный дара речи. Он поворачивается, глядя на сад. Я прохожу к ближайшему дереву, тянусь к плоду. Он легко падает в мои ладони, кожица золотая, между цветом лимона и сочного персика. Как с оригиналом, я пронзила кожицу и разделила плод, улыбнулась зернышкам внутри. Они выглядят как кусочки янтаря или топаза. Я достаю несколько, подношу ко рту. — Не надо, — говорит Аид. Я замираю. — Почему нет? — Потому что глупо есть то, что выросло в земле мертвых. — Но я это вырастила, — говорю я. — Это мое. — Кори, — предупреждает Аид. — Ты не знаешь, что случится. Я смотрю на него и съедаю зернышко. Вкус не как у граната. Вкус как соль и мед. Я съедаю еще пять. Ничего не происходит. Аид почти печален. Он протягивает руку, но вскидывает голову и смотрит на небо. Он хватает меня за ладонь. — Фурии близко. Идем. — Нет. Я хочу увидеть их. Я хочу закрыть тему, — говорю я. — Иди. — Я не оставлю тебя. Все во мне сжимается. — Тогда спрячься. Если они тебя увидят, все пройдет плохо. Он кивает. — Будь близко, — добавляю я. Он улыбается, не разжимая губ, и исчезает. Его ладонь на миг остается в моей, потом он отпускает. Я смотрю вверх, вижу Фурий — черные точки на бледном небе приближаются. Когда они приближаются, я понимаю, что с силуэтом Алекто что-то не так — она объемная, с лишними руками и ногами. — Кори, — выдыхает Аид. Но я вижу. Бри. 25 ПАРАЗИТ Фурии опускаются. Алекто бросает Бри, потом толкает ее грубо, и она передо мной. Долгий миг Бри держит голову опущенной. А потом смотрит на меня. Она как старая фотография или выцветшие на солнце шторы. Ее каштановые волосы тусклые, кудри обвисли. Но ее подбородок поднят мятежно, ее брови изогнуты в презрении, и она смотрит мне в глаза, не мигая. Глядя на нее, любой подумал бы, что ей плевать на происходящее. Но я знаю ее. Она в ужасе. И должна быть. Мы впервые смотрим так друг на друга с того дня перед тем, как Али порвал со мной. Я пошла в ее дом, хоть она избегала меня, ведь я решила, что ей просто надоело слушать от меня про Али. Я пришла, не написав ей, чтобы не получить отказ, но я все еще выбрала заднюю дверь, ведь всегда так делала. Я поздоровалась с ее братьями, которые были приклеены к чему-то неуместно кровавому по ТВ, а потом поднялась к ее спальне. В последний миг я решила постучать в дверь ее спальни, ведь она не ожидала меня, и все было неловко, так что я не могла зайти, как обычно. Когда она рявкнула «секунду!», я ждала, странно паникуя из-за того, что увижу свою лучшую подругу, какой она была почти тринадцать лет. Я не подумала, почему она звучала в панике. — Кори! — она открыла дверь и помрачнела, ее лицо из красного стало странно серым. — Что ты тут делаешь? — она осталась на пороге, держа меня на лестничной площадке. — Хотела узнать, свободна ли ты? — я улыбнулась. Я пыталась быть нормальной и веселой. Она открыла и закрыла рот, как рыба, а потом покачала головой. — Я нянчусь с малышами. — Я могу остаться, если хочешь? — Дай я… встретимся внизу через минуту. Я кивнула и ушла на кухню ждать, налила себе стакан сока. Конечно, я заметила, что она была странной, но я была так рада, что она не сказала мне уйти домой, что не переживала. Она спустилась и увела меня в задний двор, по камням среди бегоний в горшках. — У тебя платье наизнанку, — сказала я, заметив ярлычок, трепещущий на ветру. — Да? — она покраснела и нащупала его сзади. — Странно. Так чего ты хочешь? Я не говорила об Али. Я хотела, потому что вечером до этого он должен был прийти, пока папа с Мерри были в пабе, но не появился. Я была унижена, ведь сделала для нас пиццу — даже использовала молочный сыр на его половине, потому что он начал жаловаться, когда я использовала только свой сыр — но хуже было то, что я была в нижнем белье, которое заказала онлайн после тупой статьи в журнале, которую я прочла в очереди в «Спар» о том, как оживить отношения. Хотя я знала, что было ужасно наряжаться в дешёвое красное кружево, чтобы порадовать его, мне было все равно. Я хотела, чтобы все стало как прежде. Но он не пришел. Я звонила ему, телефон был выключен, и когда я пошла к нему, кружева на трусиках давили на бедра, его мама сказала, что он вышел. Она думала, что он был со мной. Если нет, она не знала, где он был, и я не знала. Казалось бы, на острове с тысячью людей кто-то должен был знать, где он был, да? Я ничего не сказала о нем. Я спросила у Бри, не хотела ли она прогуляться на континент за покупками перед началом семестра. Я выдумала глупую историю о том, что видела онлайн. Я спросила, пойдет ли она на пляжную вечеринку Астрид той ночью. Я спросила, хотела ли она поплавать с парнями в бухте. Она отказалась от всего, сказала, что ей нужно проверить братьев, и она напишет мне позже, и я все еще не понимала. А на следующий день Али бросил меня в бухте, Бри не отвечала на сообщения. Я поговорила с Мерри, и кроха Мик с малышком Энгусом пришли к моей двери со списком вещей — настоящим списком — которые нужно забрать у меня. А потом я вспомнила платье наизнанку, и как быстро она выгнала меня из дома. И теперь она снова передо мной. Я знаю, что Фурии манипулируют мной. Я знаю это. Весь гнев к ним за ложь, гнев к Аиду, Оракулу, папе и Али, к жителям Острова. И к ней. К Бри. Все приходит ко мне. Аид касается моей руки в предупреждении, и я отдергиваю руку. Или она разбила мое сердце? Да. Да, она разбила его. Она разбила меня. Место в моей груди, откуда идет сила, наполняется ненавистью. Я обращаюсь к Фуриям: — Что она тут делает? Выражение мелькает на лице Бри, и я узнаю его по последним неделям дружбы, когда я раздражала ее всем, что делала, и это распаляет мою ярость. Она имеет наглость злиться на меня, когда она была причиной всего этого. — Ну? — я шагаю вперед, и когда она сжимается, ее наглое выражение лица трещит, что-то внутри меня радостно воет. — Почему ты в моем саду? Она медлит. — Я… — Что? — я перебиваю ее. — Что ты можешь мне сказать? Она запинается, и я ощущаю еще укол триумфа. Я хотела этого так сильно на Острове. Я хотела момент, где я раздавлю ее, заставлю отплатить. Я представляла это каждую ночь, когда ложилась спать, это была моя колыбельная. Алекто, Тисифона и Мегера смотрят на нас с голодом. — Мы нашли ее для тебя, — тихо говорит Мегера. — Она ранила тебя, — говорит Тисифона. — Ты хотела ей смерти, — говорит Алекто.