Другая мачеха приняла бы это за знак, что я не была в порядке и сказала бы мне принять душ или хотя бы открыть окно. Но Мерри не такая. — Твой папа готовит тако к чаю, — говорит она. — Он сделал для тебя сейтан. Он говорит, что если ты хочешь добавить что-то из сада, нужно принести ему. Я качаю головой. — Там остались только твоя капуста и пастернак. — Не нужно, — она медлит, явно готовясь к чему-то, и я напрягаюсь. — Он ходил к Давмуа. Мое сердце сжимается. — Да, — я нежно щекочу край листика и смотрю, как он медленно закрывается. Али подарил мне ее на шестой месяц отношений, но я не могу от нее избавиться. Я поднимаю взгляд и вижу, что Мерри смотрит на меня. Она вздыхает, потом садится рядом со мной на кровати, ее вес прогибает старый матрац, и я сползаю к ней. Я опускаю растение на столик, чтобы не раздавить его. Мерри обвивает меня рукой, и я прислоняюсь к ней, вдыхаю запах розовой воды и касторового масла, которое она втирает в кожу головы, миндального крема, которым она смягчает волосы. Сейчас ее волосы заплетены, связаны белым шелковым шарфом, она помыла их для Фесмофории. — Этой ночью протезис в храме. Для Бри, — говорит она. — Экфора завтра. — Завтра? — я поворачиваюсь к ней, подавляя головокружение. — Но завтра четверг. Она… только… — слова застревают в горле. — Давмуа не хотят ждать… — она делает паузу, и я знаю, что она думает, как это выразить словами. — Чтобы упокоить ее, — выбирает она. — Ты знаешь, какие они. Они хотят делать все правильно. Я сглатываю. Я знаю, какие у Бри родители. — Да. Но разве это не быстро? Не будет расследования? Мерри хмурится. — Зачем ему быть? — Потому что никто не знает, что случилось. Как она попала в воду. Тишина в ответ подозрительна. — Или знают? — спрашиваю я. — Мерри? — звучит резче, чем я хотела. — Прости, — извиняюсь я. Она сжимает мою руку. — Мы не знали, хочешь ли ты знать. — Хочу. — Хорошо, — Мерри отпускает меня, сдвигается, чтобы мы были лицом к лицу, и я тянусь к мухоловке, держу ее в своих руках, глажу пальцами листья, и несколько еще открытых ловят меня. — Ну… Алистейр говорит, что видел ее в последний раз, когда она сказала, что пойдет в туалет. Он пошел за напитком для них. Кэлли Мартин подтвердила, что Бри была за ней в очереди, и они поболтали немного, а потом Бри сказала, что уже не могла терпеть, и ушла. Кэлли была последней, кто ее видел. Я моргаю. — И все? — спрашиваю я. — Она бросила очередь и упала в озеро? Мерри кивает. — Похоже, да. Деклан — полицейский Мортайд — думает, что она пыталась зайти за камыши, чтобы уединиться, и поскользнулась. Ее плащ нашли свернутым неподалеку. Я вспоминаю, как он развевался, когда она кружилась. Как мантия. — Нет, — говорю я. Этого не может быть. Я качаю головой и повторяю это. — Нет. Бри хорошо плавает. И озеро не такое глубокое там, где она была. Голос Мерри нежный, когда она отвечает: — Алистейр сказал, что она выпила водки — они оба выпили. И было темно, и вода была холодной. Парализовать могло за пару секунд. — Но в этом нет смысла, — мой голос срывается, и я закрываю рот, чтобы больше ничего не вылетело. Мои губы потрескавшиеся, я потираю их друг о друга, ощущаю, как облетает кожа. Глаза Мерри блестят, она вытирает их рукавом. — Знаю. Знаю, милая. Это ужасно. Не важно, что случилось между вами… Это ужасно. Она притягивает меня близко для быстрых объятий, потом встает и кашляет. — Я хотела сообщить о планах, чтобы ты решила, хочешь ли пойти. Без давления, — она разглядывает комнату. — Можно забрать пару чашек? О, и есть вода в бутылке, твой папа немного нашел. Я могу принести тебе свежий кофе? — Нет, спасибо, — выдавливаю я. — Прости, стоило унести их. — Не проблема, — Мерри печально улыбается мне и собирает чашки, зацепив ручки пальцами, стараясь ничего не пролить. Как только она уходит, я выбираюсь из-под одеял и закрываю за ней дверь. Я прислоняюсь к ней, в животе будто двигаются угри. Она не умерла бы так. Не Бри. Если она считала очередь длинной, она оставила бы ее и нашла место лучше, потому что это была Бри — она всегда делала, что хотела, когда хотела, и ей не нравилось ничего ждать. Но она не умерла бы из-за этого. «Но умерла», — думаю я. В двух сотнях метров от места, где все танцевали и смеялись, она утонула. В начале лета, пока все еще не рухнуло, я, Бри и Али были на юге Острова, у Точки Фетиды. Там был утес, откуда старшие дети прыгали в море, но мы ни разу этого не делали. Обычно мы шли по протоптанной тропе вдоль утеса к маленькой бухте с черным песком, и входили в воду оттуда. Но в тот год мы поняли, что были старшими детьми, и Бри захотела прыгнуть. И она сделала это без колебаний, бросилась с края, едва мы поднялись, нетерпеливая, сорвала платье по пути, и мне пришлось его подобрать. Я не верила, что она сделает это, пока она не сделала, замерла в воздухе на чудесный миг, вытянув руки, как крылья, а потом пропала из виду. Я сжала ладонь Али, мы поспешили вперед, выглядывая ее в блестящем море внизу. Далеко внизу. Все во мне сжалось, и я отпрянула. — Давайте! — крикнула она нам. — Это круто! Я не боюсь высоты, но боюсь упасть. Боюсь пространств с краями и лишиться связи руками или ногами с землей. Я не смогу это сделать, и я это знала. — Нам стоит спуститься, — сказал Али, когда я отошла от края. Я слышала по его голосу, что он хотел прыгнуть. И я хотела, чтобы он получил то, чего хотел, ведь мы были влюблены. — Я не против пройтись одна, — сказала я. Я была серьезной. Я переживала, что Бри будет одна в открытой воде пятнадцать минут, которые требовались на спуск. Я буду в безопасности на тропе, но если у нее будет судорога или что-то еще произойдет… казалось, мы искушали богинь судьбы, оставляя девушку одну в море. Мы знаем, люди с континента зовут нас чокнутыми, считают нас суеверными чудаками, но они не живут тут. Им просто, в их бетонных городах с шоссе и небоскребами, забыть, как живется там, где что-то в лесу наблюдает и ждет. Есть зимние дни, когда веер дует не так, и мы слышим пение далеко в море. Я видела своими глазами, как людей не пускали к замерзшей воде, а они клялись, что их звали. И люди тут все еще умирали время от времени с именем Посейдона на губах. Стоит приглядывать за богами. На всякий случай. — Прыгай, — сказала я Али. — Нельзя бросать ее одну в океане. Давай. Встретимся внизу. Он даже не стал обдумывать это. — Хорошо, — он разделся за секунды. — Увидимся внизу, — сказал он, быстро поцеловал меня в рот, был на вкус как шоколад, который мы ели по пути. А потом он пропал. Я ждала, пока он не всплыл с воплем радости, а потом я забрала его одежду и вещи Бри с обувью и поспешила по тропе, спускаясь как можно быстрее, смогла сократить спуск на пять минут. Я сняла шорты и футболку, бросила вещи кучей и поплыла к ним. Они плавали близко друг к другу, когда я приблизилась, и когда они повернулись ко мне, глаза Бри сияли. — Ох, Кор, там был тюлень! — крикнул мне Али. Я повернулась, выглядывая его. — Где? — Тут! После прыжка Али он всплыл рядом с нами, — добавила восторженно Бри. — Он был таким красивым. — Это было нереально, — сказал Али. — Он поплыл с нами. Будто плавал вокруг нас. — Уверен, что это был тюлень? — спросила я, крутясь в воде, пытаясь найти темный силуэт. — Да, — сказала Бри резким голосом. — Что еще это могло быть? Я проигнорировала это и повернулась к ней. — Ты боялась? — спросила я. — Нет, — рот Бри скривился, словно мысль была глупой. — Он был милым. Как водная собака. — Ага, — согласился Али. — Он словно хотел подружиться. — Ого, — сказала я, голос сдавила зависть, но они не заметили, или им было все равно. Они погнались друг за другом, и я отклонилась и покачивалась, глядя на небо. Тюлень не вернулся, и я задумалась, может, они выдумали это, пытаясь дразнить меня. Это звучало слишком хорошо, чтобы быть правдой, слишком удобно, что это случилось в то время, когда меня там не было, но они настаивали, что это было, говорили об этом остаток дня. Не только в тот день, но и недели спустя: «Помнишь, как мы плавали с тюленем?». Думаю, в тот день у них все началось. Когда они увидели тюленя вместе. Знала ли Бри, что происходило с ней в озере? Боролась она или сдалась? Говорили, когда тонул, перед глазами проносилась вся жизнь. Частичка меня гадала, думала ли она обо мне.