Потом я слышу шаги, громкие на камнях. Они останавливаются за мной, и я готовлюсь к его голосу. К его ярости. — Так-так, я должен был проверить, проглотила ли ты его. Хотя я не думал, что ты прибудешь сюда, не проглотив. Ты снова смогла меня удивить. Я смотрю на хитрое улыбающееся лицо Гермеса. 12 ГИБРИД Он в том же белом одеянии, что и во сне, или что это было, но теперь его кожа сияет не тускло, а как жидкий металл на его мышцах, когда он скрещивает руки, играя неодобрение, судя по его улыбке. Даже в тусклом свете Подземного мира он яркий, мне приходится щуриться и быстро моргать, глядя на него. — Что ты тут делаешь? Несмотря на его слова, он не удивлен мне. В его лице что-то радостное, знающее. «Не доверяй ему», — я напоминаю себе, что случилось, когда я видела его в прошлый раз. Он — бог воров и лжецов. — Не знаю, — выдавливаю я, поднимаясь на ноги, вода льется с моей одежды. Его улыбка становится шире. — Ты приплыла сюда? — Я сорвала цветок, — я подняла мокрый нарцисс. — И земля открылась подо мной, а потом я оказалась в море. — Не море, милая Кори. Стикс. Я кашляю. Хорошо, что я не проглотила воду. — Это еще сон? — с надеждой спрашиваю я. Гермес качает головой, и паника начинает проникать в меня. Я протягиваю запястье, проверяю пульс, радуясь, когда нахожу его. Гермес смеется. — Ты все еще не мертва, Кори. Я… — он замолкает, улыбка увядает, он оглядывается на лес за собой. Я тоже смотрю, но там ничего нет. — Слушай, ты можешь мне помочь? Я знаю… Гермес поднимает серебряную ладонь, и я замолкаю. Долгий миг слышно только мое дыхание. А потом что-то в глубине леса визжит. Тут же раздается треск веток, словно что-то большое несется по лесу на большой скорости, двигаясь сюда. Мою кожу покалывает, страх сдавливает тисками грудь. Я поворачиваюсь и бегу к берегу, скользя на камнях, бросаюсь в Стикс, пытаюсь плыть против течения, размахивая руками. Я слышу, как зовет Гермес. Я не знаю, меня ли, и не проверяю, не останавливаюсь. Волны бьют меня по лицу, я отклоняю голову, чтобы вода не попала в нос, глубоко вдыхаю и ныряю. Я не знаю, куда плыву, плана нет, но мне нужно убраться подальше от пляжа, от того, что в лесу. Что-то царапает мою спину, плащ натягивается, сковывая меня, и меня вытаскивают из Стикс. Мокрые волосы прилипают к лицу, закрывая глаза, но я не могу двигать руками и убрать их. Потом давление на спине пропадает, и я падаю. Я успеваю прикрыть лицо и падаю животом на гальку. Я переворачиваюсь, тело ноет от удара, а потом я забываю обо всем, глядя на трех существ вокруг меня. — Она тут, — говорит ближайшая ко мне, и я сжимаюсь, не могу отвести от нее взгляда. У нее красивое и спокойное лицо Моны Лизы — у них всех — но ни у одной человеческой женщины нет змей вместо волос или кожи цвета сушеного шалфея. Ее скальп покрыт извивающимися изумрудными змеями, которые сжимаются и шипят, бьются и ласкают друг друга, пока она смотрит на меня блестящими глазами. Ее голос низкий и музыкальный, голова склонена, она наблюдает за мной. — Наконец-то, — вторая говорит тихо и медленно, словно у каждого звука есть вкус, и он ей нравится. Эта в чешуе, бронзовая с черными бриллиантами, капюшон кобры обрамляет ее милое лицо, как средневековый нимб. — Вы это ощущаете, — говорит третья пылким шепотом. Ее кожа темная, и у нее перья вместо волос, мягкий пух покрывает ее грудь, где мне видно, перья тянутся по ее спине, темно-синие, перемежаются с переливающимися изумрудными и голубыми. От ее слов они придвигаются, три пары черных глаз без радужек глядят на меня. Когда они моргают, второе веко, белая пленка, задерживается, а потом сдвигается. Когти изгибаются на концах пальцев, шепча о жестокости и боли, и их лапы грубые, в чешуе, с тремя длинными когтями вместо пальцев. И за ними сложены крылья. Мой разум белеет от ужаса. — Она — наша, — говорит первая решительно, и другие кивают. — Ну-ну, леди, — Гермес шагает вперед, и они в унисон поворачиваются к нему, движения слаженные. Я использую их отвлечение, чтобы попятиться, но не удается тихо двигаться по камням, пока я стараюсь отойти от них. — Из-за вас Кори тут? Вы же знаете, что вам нельзя в мир смертных. — Ты не можешь управлять нами, — говорит существо с бронзовой чешуей. — И обманывать нас. — Тисифона, я не стал бы, — заигрывает Гермес. Все во мне сжимается, и я замираю, узнавая имя. Нет. Нет… Тисифона; месть и разрушение. — Ты стал бы, лжец, — говорит змееголовая. — Ты сильно полагаешься на свое милое лицо. — У меня почти ничего нет, Мегера. Только милое лицо. Но не такое милое, как твое, — отвечает легко Гермес. Megaera; о, зеленая и ядовитая зависть. Во рту пересыхает, и мурашки покрывают мою кожу. — Едкий парень, — говорит женщина-птица, словно он не бессмертный бог, а резвый подросток. — Твоя едкая лесть на нас не действует. — Алекто… — говорит Гермес с чарующей улыбкой. — Ладно тебе. Давай обсудим это. И Алекто. Неумолимый и губительный гнев. Я перестаю дышать. Фурии. Они поворачиваются ко мне синхронным движением, и мое сердце прыгает в горло. — Хватит болтать, — говорит Megaera. — Мы пришли за ней, и мы получим ее. Божественное возмездие. Я убила Бри и теперь заплачу за это. Я смотрю на Гермеса, мысленно молю его о помощи. В этот раз он не улыбается. Он качает головой, слезы льются из моих глаз. — Прошу, — шепчу я, тщетно вытирая лицо. — Прошу. Прошу, отпустите. Мне жаль. Прошу. Я просто хочу домой. Алекто поворачивается ко мне, не мигая, ее глаза обжигают мои, и я знаю, что она понимает, что я не раскаиваюсь, я говорю это, пытаясь спастись. Она раскрывает крылья, и поток воздуха тревожит неподвижность, другие делают то же самое. Ее крылья в перьях, но у Тисифоны они кожистые и в венах, как у летучей мыши, а у Мегеры — тонкие и в мембранах, хрупкие, как у насекомого. Я вижу Гермеса сквозь них, жалость заметна на его искаженном лице. — Помоги мне! — прошу я его. — Мне жаль, — он качает головой. — Правда. Но я не могу влезать в это. — Умница, — говорит Мегера. Я закрываю глаза, сжимаясь, словно это может защитить меня от них. Я кричу, когда меня хватают на руки, тонкие, как лапы птицы, и прижимают к холодной пернатой груди. Сердце не бьется в ней, а мое дико грохочет, пытаясь пробить путь из тела. Остальная я парализована. Я не могу шевелиться. Не могу бороться. — Прошу, — говорю я снова, зажмуриваясь. — Я не знала, что это произойдет. Я не говорила это вслух! Я просто была расстроена, и это зашло слишком далеко. Прошу, услышьте! Я все исправлю, только скажите, как! Мои мольбы ничего не меняют, она будто не слышит меня. Когда я ощущаю, как Фурия взлетает, я цепляюсь за нее, впиваясь кулаками в тонкую черную накидку на ней. Я не хочу упасть. Я не хочу умирать. Я ничего этого не хочу.