Родственники у Виктора оказались, и в самом деле, зачетные. Не то, чтобы богачи и помещики, но, в то же время, люди отнюдь непростые и, наверняка, не бедные. Начать с того, что тот самый Рощин, к которому в Шлиссельбург повезла его Рязанцева, оказался генералом-лейтенантом пластуном и совсем недавно принял командование армейским корпусом. Однако имение "Кобонский Бор" - на самом деле старинный замок с современными пристройками посреди девственного леса, - принадлежал не ему, а его жене баронессе Елизавете Аркадиевне фон дер Браге, которая на поверку оказалась контр-адмиралом Флота и носила почетный титул "княгиня Виндавская" за невероятные свои подвиги "на поле брани и в сложнейших экспедициях в неизведанные земли". Виктор читал о ней в книжке про Себерско-Киевскую войну, которая по случаю завалялась у "деда" в замке на Филипповой Горке, и позже, в журналах, которые просматривал от скуки в поездах, путешествуя по Себерии в поисках подходящего интерната. Интересная женщина, но и гости у нее оказались не менее интересные. На второй день пребывания в Кобонском Бору, Виктор познакомился с Настей Берг. Берги - брат адмирала генерал-лейтенант Григорий Берг, его супруга профессор медицины Полина Берг и дети, Настя и ее братья Дмитрий и Глеб, - приехали ближе к вечеру. Виктор как раз вернулся из леса, куда ушел исключительно от скуки, - и увидел, как въезжает во двор замка или, как здесь говорили, мызы, - роскошный локомобиль. Огромный, черного лака, с никелированными, сияющими, как начищенное серебро, деталями, на высоких обутых в натуральный каучук колесах, он был попросту неотразим. И, видит бог, Виктор, умевший ценить прекрасное, готов был залюбоваться этим чудом технического прогресса, если бы не стройная темно-русая девушка, вышедшая из просторного, отделанного кожей салона. Наверное, ей было лет шестнадцать-семнадцать. Очень женственная, высокая и зеленоглазая, она произвела на Виктора мгновенное и очень сильное впечатление. Он попросту не мог оторвать от нее глаз, хотя и заметил, что девушка та еще кокетка. Она ведь видела Виктора и наверняка заметила его к себе интерес, - не могла не заметить, - но делала вид, что не знает об этом, или, что ей это безразлично. Однако на самом деле ей это было интересно и приятно, иначе зачем бы ей было совершать все эти простые и, вроде бы, случайные движения, которые, тем не менее, позволяли увидеть то плавный изгиб бедра, то обтянутый тонкой тканью аккуратный зад, а то, и вовсе, рисунок груди в три четверти. Это чтобы у него не осталось и тени сомнения относительно того, насколько полная и высокая у нее грудь. В общем, представление получилось запоминающееся и продолжалось минут пять, пока его не позвали знакомиться. - Виктор, - представился он, заглянув в ее огромные зеленые глаза. - Я дальний родственник госпожи Рязанцевой. Одним словом, седьмая вода на киселе. - Анастасия Берг, - девушка чуть раздвинула в улыбке полные красивого рисунка губы. - А у вас, Виктор, какая фамилия? - Якунов-Загородский, - назвался Виктор, неожиданно застеснявшийся доставшегося ему по случаю титула. - Граф, - добавил, сообразив, что без титула формальное представление невозможно. - Граф Якунов-Загородский. - Ого! - искренно удивилась Анастасия Берг, - целый граф? А у нас в республике, что есть собственные графы? - На самом деле, посадник, - поморщился Виктор, - но мне сказали, что лучше использовать общеевропейский аналог... - Как все сложно! - уже более естественно улыбнулась девушка. - Пойдемте, Виктор, вы должны мне рассказать, где прятались до сих пор. А то я, вроде бы, всех родственников знаю, - и дальних, и не дальних, и, вообще, не родственников, - а вас в этом доме вижу впервые. Согласитесь, что это более чем странно. - Ничего странного в этом нет, - стушевался под ее взглядом Виктор. - Я и сам только недавно узнал, что титул перешел ко мне по наследству. А так всю жизнь был просто Якуновым и жил с дедом у черта на куличиках. В смысле, очень далеко отсюда, почти у подножия Уральских гор. Там в Пермском крае есть такая река, называется Колва... - Там у вас тайга, наверное, дикий край, - аккуратно мотивировала его девушка на продолжение рассказа. - Не наверное, - объяснил Виктор, которому наконец-то удалось взять себя в руки, - а именно тайга. Медведи, волки, кабаны... Действительно дикий край. Красиво, но сурово, да и жизнь непростая... Он вдруг вспомнил, что никакой он не "безусый въюнош", а взрослый мужик в цыплячьем теле. А вспомнив об этом, сразу сообразил, что гормоны гормонами, а голова у мужчины на плечах не только, чтобы шляпу или фуражку носить. Ею думают. Ею, а не головкой члена. Иначе любая симпатичная фемина, вроде этой вот красотки, - а то, что Настя Берг красива и дико привлекательна, спору нет, - станет крутить им, как захочет. А должно быть все с точностью до наоборот. Он должен крутить ею и вертеть, как в голову придет, но при этом так, чтобы ей казалось, что он на нее никак не надышится и готов "отсюда и до конца своих дней" не иначе, как носить любимую девушку на руках. - Я вырос без родителей, - добавил он романтического флера. - Меня воспитал дед - отставной артиллерийский бригадир... Его рассказ был выстроен в лучших традициях жанра, но при этом Виктор девушке ничего не наврал. От волков - было дело, - убегал. Переплыл тогда Колву, и даже винтовку не утопил. И на дереве всю ночь просидел, пока медведь, загнавший его туда, не плюнул и не ушел по своим медвежьим делам. И в пургу с дороги сбился, было дело. Вот только случилось это еще тогда, когда он беспризорничал, и в ту ночь замерзли насмерть четверо из их ватаги. Но Насте он об этом рассказывать не стал. Зачем? Лишнее о себе он никому не рассказывал и изменять этому правилу не собирался ни сейчас, ни в будущем. У него была своя история, и он нигде и ни с кем не позволял себе отклоняться от канона. Иди знай, где и когда всплывет нечаянно утерянная правда! В общем, Виктор развлекал Настю до самого ужина, сидел рядом с ней за общим столом и еще часа полтора выгуливал ее после этого перед сном. Других сверстников в гостях у адмирала Браге не оказалось - одни были сильно старше, другие, как братья Насти и сыновья адмирала, на несколько лет младше, - так что никого не удивил тот факт, что молодые люди проводят все время вместе. О том же, что они не только чинно прогуливаются по окультуренным просекам Кобонского бора или беседуют о книгах и фильмах, сидя в беседке у всех на виду, не знал никто. А между тем, первый раз они поцеловались на третий день знакомства. Инициатором нежного поцелуя стал Виктор, но, похоже, Настя Берг ожидала именно такого развития событий. Во всяком случае, поцелуй ее не ошеломил и не привел в трепет. Напротив, он ее воодушевил. Разумеется, в имении полном разновозрастных гостей, находить возможность остаться наедине было совсем непросто, но дом у Елизаветы Аркадиевны - старый краснокирпичный замок и новые пристройки из светлого камня, - был большой, а лес вокруг и того больше. Виктору однажды удалось даже раздеть Настю до "без трусов", уговорив искупаться в речке нагишом, но перейти к "главному блюду" им в то лето - ни в Кобонском Бору, ни на Печере в имении генерала Рощина, - так и не удалось, хотя хотели этого оба. Настя Виктору тогда прямо сказала, что не против, и боится только залететь. Но, к сожалению, хотеть не всегда означает - мочь. По-быстрому не хотелось ни ей, ни ему, а по-другому никак не выходило. В общем, не сложилось, а там уже и лето прошло. 3. Новгород, январь-сентябрь, 1946 Виктор вернулся в гимназию с двумя чемоданами обновок - новоявленные родичи, словно соревнование устроили, кто ему сделает больше подарков, - переехал в дортуар старших классов, просторную спальню на три кровати с рабочими столами и платяными шкафами, и начал снова выстраивать привычный уже для него образ жизни. Учился, как и следует быть, прилежно, дисциплину демонстрировал отменную, принципиально не участвуя в глупых детских шкодах, но зато в выходные увольнялся в город и был полностью предоставлен самому себе. Партикулярное платье, - костюм, сорочку с галстуком, пальто, шляпу и перчатки, - и небольшой кофр с мелочами, типа очков с дымчатыми стеклами, коробки папирос и зажигалки, он хранил у сторожа кафешантана "Салон де варьете" на Ниенской улице. Там он переодевался, там же чаще всего проводил вечер. Смотрел представление, обедал, выпивал немного водки или коньяка и пару раз познакомился с молодыми дамами, которые приходили сюда без кавалеров. Таких женщин здесь называли на франкский лад демимонденками, но, разумеется, эти были рангом пониже настоящих дам полусвета. Впрочем, веселые, неглупые и чистоплотные, они составляли полный контраст обычным городским шлюхам. Так что пришлось Виктору раскошелиться, но игра, как говорится, стоила свеч. Обе кокотки оказались симпатичными и умелыми, и Виктор той осенью провел в городе - в одной из небольших гостиниц городского центра, - несколько замечательных ночей. Прикрывал его при этом сосед по комнате Кирилл Манчуков. У Кирилла в городе жил родной брат - студент университета. Он официально оформил в гимназии документ, позволяющий его брату Кириллу Манчукову и другу брата Виктору Якунову-Загородскому проводить у него в гостях выходные дни, имея в виду и ночлег в его холостяцкой квартире. Чем занимался в эти дни Кирилл, Виктор не знал, но и тот особо не интересовался тем, как проводит время его гимназический приятель. А потом эти приключения закончились, но зато начались новые. Перед самым Новым Годом в Новгороде объявились Берги. Виктор всю осень переписывался с Настей, но она ему так и не сказала, что семья переезжает в Новгород. Готовила сюрприз, и он ей, следует сказать, удался. Перед самыми выходными в гимназию приехала мать Насти профессор Берг и спросила Виктора, не хочет ли он провести зимние праздники - Новый Год и Рождество - вместе с ними в Кобонском Бору. - А после праздников вернемся в Новгород вместе, - сказала она как бы, между прочим. - Ты же знаешь, мы переезжаем... О переезде и его причинах Виктор не знал, но, как тут же выяснилось, генерал Берг получил новое назначение - начальником кафедры в Новгородскую Военную Академию, и вся семья будет теперь жить здесь же, в Новгороде. - Мы уже и квартиру сняли, - рассказывала Полина Дмитриевна за чашкой кофе в близлежащей кондитерской, - а я себе работу нашла. Буду служить во 2-й Градской больнице. Так жизнь Виктора снова переменилась. Как ни странно, совершенно чужие ему Берги довольно быстро стали его семьей. Полина Дмитриевна настаивала, чтобы он проводил в их доме выходные дни и праздники, и, сама того не подозревая, потворствовала развитию довольно бурного романа между Виктором и Настей. Внешне все выглядело более, чем благопристойно, да, в общем-то, таким и являлось. Виктор ведь круглый сирота, и даже те его дальние родственники, что недавно нашлись, благодаря сложным архивным изысканиям, все поголовно жили в других, иногда далеко отстоящих от Новгорода городах. Поэтому женщины семьи Берг посчитали правильным и необходимым взять на себя заботу о Викторе, введя его в круг семьи. Ему даже выделили собственную комнату в большой двухэтажной квартире Бергов, и, разумеется, он стал непременным участником всех торжеств и званных обедов, устраиваемых Георгием Аркадиевичем, командовавшим в последнюю войну полком гвардейских пластунов, и Полиной Дмитриевной - ученой женщиной-хирургом. Однако старшие Берги были людьми занятыми и к тому же должны были уделять внимание и время двум своим младшим сыновьям-погодкам. Поэтому на прогулки по городу - с обязательным посещением разнообразных кондитерских, франкских кофеен и себерских чайных, - Виктор ходил с Настей. Она опекала его, как родственника из провинции, он сопровождал ее, как защитник и кавалер. И надо сказать, Виктору это нравилось. Конечно, походы в кафешантаны и прочие бурлески пришлось прекратить. Но зато теперь он ходил в театры и музеи, на концерты классической музыки и на выставки современных художников, читал вместе с Настей книжные новинки, обсуждал новости искусства и занимался прочими интеллигентскими глупостями. Что-то из этого было ему внове, - по-видимому, в той его первой жизни он не был страстным любителем пирожных, оперного пения и струнных квартетов, - а что-то, напротив, оказалось знакомо и близко. Виниловые пластинки с мелодиями танго и фокстрота, буги-вуги и рок-н-ролл, который он, похоже, умел танцевать и раньше, джаз, художники-модернисты и городские пейзажи северных городов. Но, главное, это, разумеется, Настя. Трудно сказать, чего здесь было больше: юношеского пыла, разогретого бурным половым созреванием, или влюбленности немолодого мужчины в совсем еще юную красавицу. Однако, по факту, отношение Виктора к Насте трудно было назвать простым увлечением. Возможно, это была любовь. Во всяком случае, проанализировав свои чувства, Виктор решил, что все именно так и обстоит. Однако сложность его ситуации заключалась в том, что, будучи человеком разумным и опытным, он понимал всю бесперспективность этих отношений. Не в смысле секса. Любить они друг друга могли сколько угодно, вернее, настолько, насколько позволяли обстоятельства. Но думать в семнадцать лет о браке было бы странно и для нее, и для него. Разумеется, чисто формально выйти замуж в этом возрасте было бы для Анастасии вполне нормально. Однако сама она предпочитала пойти по стопам матери и прежде чему-нибудь выучиться, - той же медицине, например, или дизайну платьев, как Надежда Федоровна Вербицкая, - а уж потом можно и под венец. И, кроме того, Виктор подозревал, - при том, что это никогда не было произнесено вслух, - что в перспективе Настя предполагает выйти замуж за мужчину постарше и, разумеется, состоятельного. Виктор же пока не мог предложить ей ничего достойного внимания, не считая титула, который в Себерии значил все-таки меньше, чем хороший счет в банке или пакет ценных бумаг. Но и сам он не видел возможности жениться, не имея, как говорится, ни кола, ни двора. То есть, оба они - и Виктор, и Анастасия, - не смотря на возраст и острую влюбленность, прекрасно понимали, что продолжения не будет. Однако обоим хватало ума, чтобы не поднимать эту тему в разговорах и стараться по возможности обходиться без выяснения отношений, тем более, что жизнь была прекрасна и удивительна даже в дождь и снегопад. Ведь для того, чтобы остаться наедине, не обязательно было прятаться по углам. Можно было, - что они и стали вскоре практиковать, - выйти воскресным утром из дома с официально задекларированной целью погулять по городу, пока погода позволяет, посидеть в кондитерской, съездить в парк развлечений, чтобы покататься на русских горках, навестить друзей и сходить на концерт камерной музыки, а на самом деле забраться в номер приличной гостиницы в туристическом центре города, заказать в ресторане сладости и шампанское, а позже - обед и вино, и со всей страстью юности предаваться там половым излишествам, которые ни ей, ни ему никоим образом не приедались. 4. Новгород-Псков, лето-осень, 1946 Вообще-то, после сдачи выпускных экзаменов Виктор предполагал уехать в Ниен, чтобы поступить в Политехнический институт. Но затем все повернулось так, что прежние планы вдруг потеряли актуальность, и вместо одного жизненного пути Виктор избрал другой. Инженер - это хорошая, уважаемая в Себерии, - да и не только в ней, - профессия. К тому же, у Виктора имелось в запасе где-то с дюжину научно-технических идей, проходивших по разряду "смутные воспоминания прошлого - будущего состоявшегося". Он начал записывать их еще в ту пору, когда жил в разваливающемся от старости замке на Филипповой Горке и продолжил затем, уже учась в гимназии. Парадокс состоял в том, что Виктор практически не помнил свою жизнь "до того, как", однако порой что-то всплывало вдруг в памяти по тому или иному случаю. Какой-то визуальный образ, - иногда яркий, но чаще размытый, - конструкторское решение, которое так сразу и не сформулируешь словами, или математический расчет, в котором еще предстояло разбираться. Иногда это была картинка, в другой раз, словно бы, техническое описание или вот цепочка символов и чисел, расставленных в неслучайном порядке. Скорее всего, это были знания из той прошлой жизни, которую он так и не смог толком вспомнить, но где, судя по всему, имел профессию технического профиля и являлся хорошо образованным человеком. Важным, однако, в его нынешнем положении было то, что эти странные послания из другого мира могли иметь, - и, скорее всего, действительно имели, - не только научную, но и коммерческую ценность. Ничего подобного тому, что он записывал в свою старенькую тетрадь в коленкоровой обложке, здесь, в мире, в котором он теперь жил, Виктор не встречал. Нигде не видел. Не слышал о таком. Не читал в книгах. А между тем, это были весьма любопытные и, скорее всего, невероятно полезные для науки и техники идеи, которые - после доведения их до ума, - можно было, наверное, продать за большие деньги. Собственно, поэтому Виктор и выбрал Ниенский Технологический Институт. Это учебное заведение славилось уровнем подготовки выпускавшихся из него специалистов, как, впрочем, и достижениями своих научных лабораторий, то есть оно было буквально создано для Виктора. Однако события того лета внесли в его планы существенные коррективы. Аттестат зрелости Виктор получил двадцать третьего июня, а двадцать пятого - за неделю до запланированного отъезда в Ниен, - Настя Берг сообщила ему, что выходит замуж. Если до этого момента он и предполагал, что влюблен, - хотя никогда не думал об этом всерьез, - едва девушка рассказала ему о принятом решении, Виктор понял, насколько сильно, на самом деле, он ее любит. Ему потребовалось время, чтобы переварить ее слова, и еще больше времени, чтобы осознать размеры свалившегося на него несчастья. Любовь на поверку оказалась не веселым приключением, а горьким чувством и непростым испытанием на прочность. Хорошо еще, что ему хватило ума и силы воли спрятать свое горе в себе. Он внимательно выслушал не на шутку разволновавшуюся девушку и ответил ей по видимости спокойно и рассудительно, ровным голосом и тщательно подбирая слова. Не скрывая того, что удивлен и разочарован скоропалительностью ее решения, он не стал, тем не менее, устраивать истерику. Напротив, сохраняя внешнюю невозмутимость, он расспросил Настю о подробностях, как и следовало настоящему другу и "почти родственнику". Оказалось, что девушка выходит замуж за полковника медицинской службы Селифонтова - старинного приятеля ее собственного отца. Фамилия счастливца показалась Виктору знакомой и уже на следующий день, заглянув в справочник "Кто есть Кто в республике Себерия", он понял подоплеку происходящего, хотя и был ею немало удивлен, очень уж это было непохоже на ту Настю, которую он любил. Викентий Борисович Селифонтов носил титул новгородской старшины. Природный новгородский боярин, унаследовавший несколько лет назад огромное состояние, он являлся к тому же довольно известным в Себерии и мире военным хирургом и героем-добровольцем давней уже Себерско-Польской войны, на которую пошел, будучи гражданским врачом. Фотографии его Виктор так нигде в те дни и не нашел, но зато выяснил, что мужику, слава богу, сорок шесть лет, и это к тому же его первый брак. Было несложно представить себе, что такому человеку могла приглянуться знакомая, по-видимому, едва ли не с детства юная красавица из хорошей семьи, но вот, что заставило Настю принять его предложение, было Виктору совершенно непонятно. Ну, богат и знатен, но куда ей спешить, а главное - зачем? Она ведь сама и не раз говорила, что замуж не торопится, поскольку прежде хочет выучиться и узнать жизнь. Так с чего вдруг такая спешка? Будут еще в ее жизни соискатели руки и сердца с тугим кошельком и громким титулом. Виктор и сам, если на то пошло, природный аристократ - посадник древнего новгородского рода, и денег предполагает заработать быстро и много, о чем, между прочим, Настя была хорошо осведомлена, поскольку эти свои планы он с ней обсуждал в открытую, не рассказывая лишь о том, откуда берутся его идеи. Тогда что? Любовь? Но любовь к полковнику Селифонтову казалась Виктору полным нонсенсом. Больше всего в этой истории его обижало как раз то, что Настя спала с ним практически до самого последнего момента. И более того, судя по всему, не собиралась прекращать отношений даже после того, как станет боярыней Селифонтовой. Однако дело даже не в этом. Она сообщила о том, что выходит замуж буквально за неделю до венчания, а ведь такие дела не в один день решаются, и получалось, что она Виктора обманывала, скрывая от него правду, в течении, как минимум, двух-трех месяцев. В общем, расстались они по видимости мирно, но Виктор свою позицию при этом обозначил более, чем решительно: "Умерла, так умерла!" Встретились, переговорили коротко, Виктор пожелал девушке счастья и в тот же день уехал из Новгорода. Однако отправился он не в Ниен, как планировал прежде, а в Псков, куда поехал по мгновенной прихоти, и поступил там в Академию Аэронавтики, причем сразу на два факультета - на Пилотажный, и на Инженерный. Добиться этого оказалось непросто, тем более, что для Пилотажного направления у Виктора не было ни подходящих рекомендаций, ни патента пилота легких машин. Но тут уж ему помогло знакомство с адмиралами Браге и Кенигом. Елизавета Аркадиевна, симпатизировавшая "талантливому юноше" практически с самого их знакомства два года назад, приехала по такому случаю в Псков и лично продавила необычное решение своего протеже силой своего же немереного авторитета. Помог, разумеется, и адмирал Кениг, задействовавший свои особые связи в Адмиралтействе, где он занимал должность директора отдела Документации при Набольшем Боярине, а это, как догадывался Виктор, был обычный эвфемизм, обозначающий бойцов невидимого фронта и лиц, приравненных по статусу к этим самым шпионам и прознатчикам. В результате, Виктор стал-таки инженером, хотя формально носил все-таки знаки различия флотского пилота. Пилотом он, на самом деле, и был - военным пилотом-инженером - испытателем воздухоплавательных машин. Глава 3 1. Псков, сентябрь, 1950 Атакующие "Кочи" 5-й серии давно уже не в строю. Старая машина со множеством недостатков. Аэродинамика ни к черту - тупорылый штурмовик, с толкающим трёхлопастным винтом за спиной и дурацким прямоугольным оперением, - вооружение, допустим, неплохое, но это только если выходить один на один с таким же легковесом, как он сам, а с фрегатом или крейсером в одиночку уже никак не справиться, хотя случалось и такое. Ну и скорость. Мало того, что коч похож на бочку с пропеллером, так еще и машина у него маломощная. Эти штурмовики выдают максимум триста восемьдесят километров в час и при крутом пикировании могут потерять обшивку, потому что не предназначены для больших скоростей. И тем не менее, коч - это настоящий боевой самолет или, по современной классификации, ударный истребитель-штурмовик. И, подняв его в воздух, Ара почувствовала себя настоящим авиатором. Все-таки коч - не автожир и не геликоптер и уж точно, что не планер. Коч - это коч! Конечно, Аре хотелось бы полетать на "коче" 11-й серии, которыми укомплектованы полки, базирующиеся на авиаматки, или на "гридне"-перехватчике с тянущим двухлопастным винтом. Вот где настоящая скорость, вот где драйв. От шестисот до семисот километров в час в зависимости от конфигурации. Да бог с ними с ударными истребителями-штурмовиками, сейчас Ара согласилась бы и на торпедоносец - "струг" или "лСдью" продвинутых моделей. Пятьсот пятьдесят километров в час на форсаже - тоже не фунт изюма. Но на данный момент ничего кроме старого коча пилотировать ей никто не доверит. Спасибо еще, что практически сразу пересадили со спарки на настоящую учебно-боевую машину. К слову сказать, такое счастье привалило только Аре и двум ее сокурсникам: Леше Аникееву и Мише Кону. А получилось это так. Едва она успела посадить свой коч на аэрополе, - в тот самый первый день полетов, - как ее тут же взяли в оборот инструктор, летавший с ней на спарке, начальник летной практики и командир учебной роты. - Чудес на свете не бывает, - упредил любые ее возражения лейтенант Вяземский. - Взлет с "подскоком Гущина" - это стиль палубной авиации. Посадка с изменением шага винта оттуда же. - В небе держится уверенно, - добавил свои две копейки инструктор. - Коробочку прошла, как два пальца об... асфальт. Высота, скорость, мощность машины - все, согласно инструкции и без обычного для малолеток курсантского мандража. - Значит, машину знаете, - подвел итог командир роты. - Летали. Вопрос, где? - На аэрополе Коржа-Испытательный, - признала Ара. Ей было стыдно, что она так запросто - и, в сущности, из одной своей немереной гордыни, - слила всю свою хитрожопую легенду. - Кто же вас допустил в запретную зону? - удивился лейтенант Вяземский. - Я там выросла, - тяжело вздохнула Ара, решившая, что будет врать до последней возможности. - Я из Устья-Вологодского, на аэрополе к отцу на велике ездила. Ну, и пилоты меня с детства знали. Шеф-пилот Скурихин с отцом, бывало, водку пил. - А отец у нас кто? - задал закономерный вопрос командир учебной роты лейтенант Колдузов. - Инженер. - Понятно. "Что б ты понимал!" - усмехнулась мысленно Ара, уловившая, что "вроде бы, пронесло". Ее отец действительно имел инженерный диплом. В свое время закончил в Ниене Технологический институт. И про место проживания не соврала. Дом Авенира Никифоровича Кокорева - хозяина огромной индустриальной империи, которому, собственно, и принадлежали Вологодские авиастроительные заводы, - и в самом деле, располагался в Устье-Вологодском, как раз на краю полуострова, образованного извивом рек Сухона и Вологда. Красивое место, - вода, леса, заливные луга за плесом, - и Ара действительно с семи лет гоняла на велосипеде по всей округе. Правда, о том, что ее сопровождает негласная охрана, она тогда не знала. - Так вы, курсант Бекетова, значит, уже летали на коче? - уточнил лейтенант Вяземский. - На спарке шестой и девятой серий. Одну меня, разумеется, не выпускали, - почти честно доложила начальству Ара, - но на спарке я без малого сорок часов налетала. Вот об этом ее отец не знал. Это была тайна, покрытая мраком, строго конфиденциально между шеф-пилотом испытателей Скурихиным и Варварой Авенировной Кокоревой. - Вообще-то, противозаконно... - раздумчиво протянул лейтенант Колдузов. - Да, будет тебе Василий Кузьмич! - отмахнулся от приятеля лейтенант Вяземский. - Законно или нет, но это не у нас случилось, не нам и головная боль прописана. А по факту, у нас на потоке уже третий курсант, которого хоть сейчас на сборы третьекурсников отправляй! Сорок часов налета, не кот насрал! - Не возражаю, - усмехнулся Колдузов. - Мне-то что. - Значит, решено, - подвел итог руководитель летной практики. - Три тестовых вылета на спарке по программе А-100 и может вылетать самостоятельно. Но в этот сезон исключительно на пятых. Зимой, может быть, разрешим оседлать семерку, но только при успешном завершении первой летной практики. Так все и произошло. Ей еще и то помогло, что Аникеев и Кон тоже научились летать в сходных и не слишком законных ситуациях: Миша, потому что его отец был комендантом армейского аэрополя в Ямбурге, а Леша успел отслужить срочную механиком на аэрополе в Кемской крепости, там и научился летать. Главное, однако, что их истории подтвердили правдивость той басни, которую рассказала командирам Ара. Вот никто и не стал докапываться, что там да как. Но уже через пару дней, как и обещал лейтенант Вяземский, Ара начала самостоятельные полеты. Взлет, коробочка, посадка - это, разумеется, скука смертная, но без этой рутины не было бы и всего прочего: "разведывательных" полетов по азимуту, и бреющих над гладью Псковского озера, и, наконец, подходов к фигурам простого пилотажа: к виражам, горизонтальной восьмерке и боевому развороту. А перед самым окончанием практики ей разрешили выполнить горку с углами кабрирования до 45 градусов. И это был вообще улет какой-то, потому что, выполнив все шесть фигур простого пилотажа, Ара приземлила свой штурмовик "на короткой", то есть так, как сажают самолеты на палубу авиаматки. Выпендреж, конечно, но уж очень хотелось пофорсить, тем более, что все у нее вышло на "ять". Села, вырулила к месту стоянки, встала на тормоза и заглушила машину. Привела все рычаги и тумблеры в нейтральное положение, отсоединила шнур шлемофона от разъёмной колодки, отстегнула привязные ремни, сдвинула фонарь остекления и выбралась наконец из кабины на крыло. Холодный сырой ветер с озера ударил в разгоряченное лицо, и Ара почувствовала невероятный прилив сил. По идее, должно было быть наоборот - все-таки час в воздухе, - но для Ары полет на самолете никогда не был работой, не стал ею и сейчас. Она улыбнулась, потягиваясь, спрыгнула с крыла на землю и побежала рапортовать о выполненном задании и об окончании полета. Подлетела к лейтенанту Вяземскому, бросила руку к виску и доложилась по уставу. - Добро! - кивнул руководитель полетов. - Зачет. Зимой, чаю, разрешим вам, курсант Бекетова, летать на седьмой модели. Но там, учтите, и условия будут куда тяжелее, - зима в наших краях, сами понимаете, не фунт изюму, - и пилотаж сложный. - Благодарю за оказанное доверие! - Не за что пока, - усмехнулся Вяземский. - На данный момент это всего лишь планы. Ступайте отдыхать. Заслужили.