Что это значило? И почему мама хотела уехать куда-то без папы? Этой ночью мама укладывает меня в постель и поет мне колыбельную. Она уже давно не пела мне колыбельных: с тех пор, как я пошел в подготовительный класс. Ее голос мягкий, от него будто исходит лунное сияние. Если бы у луны был голос, он бы звучал как голос моей мамы. Она поет о том, что над радугой летают синие птицы счастья. Я думаю о синих птицах и думаю о радуге. От этих слов мне становится радостно, но мама поет их так грустно. Она читает мою любимую книжку про слоненка Дамбо, а я держу в руках мягкую игрушку – пушистого серого слоненка по имени Бабблз. Мама плачет над этой книгой, как и всегда. Потом она нежно целует меня в макушку и шепчет мне при свете звезд, что льется из окна: – Я всегда буду оберегать тебя. Я с улыбкой прижимаюсь к полосатому одеялу и прислушиваюсь к ее тающим шагам. Пытаюсь уснуть, но в голове крутится столько мыслей. Думаю о Венди, о том, какая же она дура. Да и Уайетт такой же. Я думаю о щенке, которого мы заведем… Йоши. Интересно, подружится ли он с соседской собакой? Интересно, папе он будет нравиться больше, чем соседская собака? Я думаю о мамином голосе, сотканном из лунного света. Интересно, почему она сказала мне все те вещи, когда мы стояли у двери? И наконец, я думаю о сестренке Тео. Поросенок или Бабочка? Интересно, живот мамы Тео все такой же большой? Вышел ли уже ребенок из ее «лудерус»? А может быть, будет два ребенка, как Венди и Уайетт. Один для Тео, а второй для меня. Мы оба можем быть Марио. Часы тикают и тикают, мои мысли начинают успокаиваться. И меня уносит сказочный сон. Я в небе, сижу прямо на верхушке ярко-желтой луны. Здесь наверху шумно. Я утопаю в стрекоте тысяч желаний. И где-то, кажется, я слышу свое собственное. Я отдам все что угодно за младшую сестренку! * * * – Брант. Меня резко разбудил знакомый голос. Сначала я растерялся, подумав, что опоздал на школьный автобус, но потом вспомнил, что сейчас летние каникулы. Я открываю глаза, когда кто-то хватает меня за плечо. В комнате еще очень темно. За окном ночь. Я моргаю, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте. – Папа? – Просыпайся, Брант. Просыпайся. В его голосе слышится что-то странное: проскальзывают нотки страха, как будто это не он, а другой человек. Я поднимаюсь, сажусь прямо, потираю сонные глаза и прижимаю к груди слоненка. – Что-то случилось? Лицо отца блестит в тусклом свете ночника. Он весь в поту, тяжело дышит. – Я люблю тебя, Брант. Прости меня. Я молча смотрю на него, совершенно ничего не понимая. – Спрячься под кроватью, – приказывает он, потянув меня за руку. – Давай же. У меня засосало под ложечкой. На глаза наворачиваются слезы. – Мне страшно. – Пожалуйста, будь хорошим мальчиком. Я хочу быть хорошим послушным мальчиком, поэтому делаю, как он велит. Крепко сжимая Бабблза, я соскальзываю на пол. Папа хватает меня за оба плеча и сильно встряхивает. Глаза уже привыкли к темноте, и я замечаю у него на щеках несколько царапин – глубоких и красных. – Где мама? На его лице появляется странное выражение, он хмурится. Его начинает бить дрожь, когда он прикасается ко мне. Отец опускается на оба колена так, что мы оказываемся лицом к лицу. Он судорожно сглатывает и ногтями впивается мне в кожу, отчего становится больно, но страх перекрывает все остальные чувства. – Слушай меня внимательно, сынок, – говорит он словно чужим голосом, низким и хрипловатым. Грустным. – Я хочу, чтобы ты заполз под кровать и оставался там, пока не взойдет солнце, ты меня понял? – Отец кладет свой темно-синий кнопочный телефон мне в руку, сжимая мои пальцы вокруг него. – Когда солнце взойдет, набери 9-1-1. Это очень важно… пообещай мне, что сделаешь. По моим щекам текут слезы. Я киваю. Я не знаю, что мне делать. – Не спускайся вниз. Не спускайся вниз. Не спускайся вниз. Не спускайся вниз. Эти слова эхом отдаются внутри меня, снова и снова. Я должен слушаться. Я должен пообещать. – Хорошо, папа. Он немного расслабляется: – Я люблю тебя. Мы оба тебя любим. Ты же это знаешь, правда? – Да, я знаю, – отвечаю я ему сквозь слезы. Я даже не знаю, почему я плачу, но соленые капли текут сами собой. Коротко кивнув, он тянет меня под кровать. Я опускаюсь и, прижавшись животом к полу, заползаю под свое спальное место. Там очень темно, валяются потерянные игрушки и игральные карты. От пыли начинает чесаться в носу. Свернувшись калачиком, я притягиваю Бабблза к мокрой от слез щеке, а в другой руке сжимаю телефон. Папа опускается на пол, открывает рот, как будто собирается что-то сказать, но у него лишь дрожат губы, а слова так и остаются несказанными. Он проводит огромной ладонью по лицу и ерошит волосы. Я понимаю, что он собирается оставить меня здесь, поэтому выпаливаю: – Мама сказала, что всегда будет меня оберегать. Всеми фибрами души я чувствую опасность. И мамы здесь нет. На лице отца проступает еще большая печаль, но он молчит. Он не утешает меня, как это сделала бы мама. Перед тем как подняться, он тянет ко мне руку. – Еще кое-что, Брант, – произносит отец, глядя на меня своими дикими, полными слез глазами. Он словно задыхается и издает звук, который я, наверное, никогда уже не забуду. Он отдает всеми кошмарами, которые мне когда-либо снились. Сжимая мою руку в последний раз, отец снова издает этот жуткий звук, что-то похожее на кашель, на плач или на ужасное прощание. Он отползает назад и шепчет сквозь непроглядную тьму: – Закрой уши. Он вскакивает с пола, разворачивается и выходит из моей комнаты. Лежа под кроватью, я наблюдаю, как его ноги удаляются все дальше и дальше, а потом дверь закрывается. Щелчок. Комнату окутывает тишина. Мое сердце бешено колотится, дыхание учащенное, они словно работают в одном безумном ритме. Бабблз успокаивает меня единственным возможным для него способом: выполняет роль подушки, пока я лежу, прижав колени к груди. Я пытаюсь вспомнить все, что сказал мне отец. Нужно много чего запомнить. «Когда взойдет солнце, набери 911». Я сжимаю в руке телефон. «Не спускайся вниз». Почему я не могу спуститься вниз? Я хочу к маме. Мне нужно, чтобы она защитила меня от всех этих странных вещей, которые я не понимаю.