Миссис Бейли садится рядом со мной на кровать, и она поскрипывает под ее весом. – У тебя сегодня был хороший день, Брант? Она всегда спрашивает меня об этом. Я смотрю на ручки, торчащие из ее белокурого пучка волос, и про себя отмечаю, что одна из них – ручка Тео с «Марио». Это заставляет меня улыбнуться. Это делает меня счастливым. – Думаю, да – говорю я ей, перебирая пальцами край одеяла. – Доктор Шелби хочет, чтобы я подумал о вещах, которые делают меня счастливым. – Мне нравится эта идея. Держу пари, ты можешь припомнить немало всего. Забравшись под одеяло, я киваю: – Ага. – Когда я собираюсь развернуться и улечься спать, меня вдруг осеняет. Это то, что раньше делало меня очень, очень счастливым. Я моргаю и затем смотрю на миссис Бейли с любопытством: – А вы можете… спеть мне колыбельную? Ее улыбка становится шире, освещая лицо, совсем как когда улыбается Джун. – Конечно. Может быть, какую-то определенную хочешь послушать? Я сглатываю ком в горле: – Моя мама пела мне одну. Я не могу вспомнить строки… но там были синие птицы и радуга. От этих слов мне становилось радостно, но песня звучала грустно. – Кажется, я знаю эту песню. – Миссис Бейли придвигается ко мне поближе, прижимает кончики пальцев к моему лбу, убирая в сторону мою взъерошенную челку. Она прокашливается. – Скажешь мне, та ли это… В тот момент, когда она начинает напевать мелодию, меня окутывает знакомое чувство. На глаза мгновенно наворачиваются слезы. – Это она, – прохрипел я, чувствуя, как перехватывает дыхание. – Это та самая колыбельная. Она перестает напевать и говорит мне: – Она называется «Выше радуги». Одна из моих любимых. – Мама долго не пела ее, потому что говорила, что иногда от нее начинала плакать. Но она спела мне ее в ту ночь… – Мой голос дрогнул, слезы покатились по лицу. – Она спела мне ее в ту ночь. Глаза миссис Бейли блестят от слез, она прикусывает губы и тяжело вздыхает. – Хорошо, Брант, – шепчет она, осторожно проводя по моим волосам. – С этого момента я буду тебе ее петь. Я буду петь ее тебе каждую ночь до тех пор, пока ты не станешь слишком взрослым для колыбельных. * * * И она пела. Каждую ночь, пока я не стал слишком взрослым для колыбельных, Саманта Бейли укладывала меня в постель, гладила по волосам легкими прикосновениями и пела мне эту песню. Я ждал этого с нетерпением. Это словно позволяло мне быть ближе к маме, словно она никогда и не покидала меня. А потом я начал петь ее Джун. Только я немного изменил слова. «Где-то, выше радуги, летают июньские жучки…» Глава пятая «Первый танец» Брант, 10 лет – Замечательного дня. Мистер Бейли потягивает горячий кофе из стакана, стоя на краю утопающей в зелени длинной подъездной дорожки. Сегодня он в халате и тапочках-утконосах, на которые пристально смотрит водитель автобуса. Я даже не знал, как выглядит утконос, пока не увидел его тапочки. – Пока, мистер Бейли. Увидимся после школы. Тео бежит впереди меня, поднимается по ступенькам автобуса и машет, обернувшись. Я задерживаюсь на мгновение, мой взгляд прикован к парадной двери нашего дома, я жду, не помашет ли мне на прощание знакомый маленький силуэт. Иногда Джун просыпается слишком поздно, поэтому мне не всегда удается ее увидеть перед школой. Такие дни кажутся мне чуть менее замечательными. Тяжело вздохнув, я опускаю голову и поворачиваюсь к школьному автобусу. – Бвант! Подожди! Сердце начинает радостно биться. До меня доносится звук закрывающейся двери, я поворачиваюсь и вижу Джун: она, босоногая, несется изо всех сил по подъездной дорожке. Агги болтается в руке, ночная рубашка волочится по земле, а волосы разлетаются на ветру. – Брант, пора ехать, – объявляет водитель автобуса. – Одну минуту, мисс Дебби! Мистер Бейли качает головой – ему явно немного неловко за задержку, но он не говорит мне поторопиться или идти дальше. Джун бросается ко мне в объятия, чуть не сбив меня с ног. – Мечатевь дня, Бвант! – говорит она, сжимая меня так сильно, что я хриплю. «Мечатель» означает «замечательного»; в следующем месяце ей будет всего четыре года, поэтому у нее не хватает словарного запаса. Потом она активно машет рукой в сторону школьного автобуса, туда, где Тео высовывает руку через приоткрытое окно. – Пока, Тео! – Пока, Пич! – кричит Тео в ответ. – Брант… – повторяет водитель автобуса. – Последнее предупреждение. – Хорошо, извините! – Я отпускаю Джун, улыбаясь на прощание, и шагаю обратно к автобусу. – Увидимся после школы, Джунбаг. Не могу дождаться твоего завтрашнего выступления. Она перебирает пальцами подол ночной рубашки с принтом «Русалочки», ее медные волосы подпрыгивают в такт. В эти выходные у Джун состоится ее первый концерт. Она занимается с прошлой осени, и я не могу дождаться, когда увижу, как она будет выступать, наряженная в платье-леденец. – Я танцую! – говорит она, подпрыгивая вверх-вниз. – Пока! Наконец я захожу в школьный автобус, где мисс Дебби цокает языком. Она вздыхает и закрывает за мной автоматическую дверь. – Если бы вы двое не были такими чертовски милыми, я бы уехала без тебя. Я смущенно пробираюсь между сиденьями в поисках свободного места. К моему удивлению, Венди Нипперсинк постукивает по сиденью рядом с собой. – Ты можешь сесть со мной, Брант, – говорит она, глядя в мою сторону с нечитаемым выражением лица. Я медлю какое-то время, но не хочу больше задерживать автобус, поэтому опускаюсь на сиденье. Наклоняясь через Венди и ее дьявольские волосы, я машу Джун и мистеру Бейли, когда автобус начинает отъезжать. Мистер Бейли крепко сжимает Джун в одной руке, а в другой держит кружку с кофе. Они оба улыбаются нам вслед, когда автобус исчезает на тихой улице, и могу поклясться, что тапочки-утконосы тоже улыбаются. – Почему у твоего папы на ногах большие коричневые утки? Венди пристально смотрит на меня не менее большими карими глазами, ее ресницы такие длинные, что почти достигают до бровей. – Он не мой папа. – Он твой папа. – Нет. Он папа Тео. Она разворачивается и становится на сиденье, чтобы увидеть Тео, сидящего сзади. – Твой папа – это же и папа Бранта, так? Я раздраженно вздыхаю, не оборачиваясь. Тео отвечает: – Нет, он мой папа. И папа Джун. Брант просто живет с нами.