— А разве у меня есть выбор? — Ты так говоришь, будто это рабская повинность. — Это моя работа. Это я умею. — Но это не значит, что ты должна так работать. Зачем тебе это? — А зачем ты стал священником? Настала его очередь растеряться. Отец Брофи на мгновение задумался, и блеск его голубых глаз приглушила тень от ивовых ветвей. — Я принял это решение так давно, — произнес он, — что уже перестал задумываться и задавать себе вопросы. — Ты, должно быть, очень верил. — Я до сих пор верую. — Разве этого не достаточно? — Неужели ты в самом деле считаешь, что достаточно одной лишь веры? — Нет, конечно, нет. — Она развернулась и пошла дальше по тропинке, испещренной солнечными бликами. Избегая встречаться с ним взглядом, опасаясь, что он прочтет слишком много в ее глазах. — Иногда полезно оказаться лицом к лицу со смертью, — сказал он. — Это заставляет нас заново взглянуть на собственную жизнь. — Я бы предпочла не делать этого. — Почему? — Я не сильна в самоанализе. Уроки философии меня всегда раздражали. На эти вопросы нет ответов. Вот физика и химия — другое дело. Это я могу понять. Естественные науки действуют на меня успокаивающе, потому что их законы воспроизводимы и упорядочены. — Она остановилась и проводила взглядом женщину на роликах, толкавшую перед собой коляску с младенцем. — Я не люблю того, что не поддается объяснению. — Понимаю. Ты всегда стремишься решить уравнение. Вот почему убийство этой женщины выбило тебя из колеи. — Это убийство — вопрос без ответа. Именно то, что меня бесит. Она присела на скамейку лицом к реке. День угасал, и в сгущающихся тенях вода казалась черной. Даниэл опустился рядом, и, хотя они не касались друг друга, она так остро ощущала его присутствие, что, казалось, его тепло обжигало ее обнаженную руку. — Ты узнала что-нибудь новое от детектива Риццоли? — Похоже, она не очень-то хочет держать меня в курсе. — А ты ожидала, что она поступит иначе? — Как полицейский она, конечно, не имеет права посвящать меня в подробности. — А как друг? — Вот-вот, и я думала, что мы друзья… Но она сказала так мало. — Нельзя осуждать ее. Жертва была найдена убитой возле твоего дома. Вполне резонно предположить… — Что? Что я подозреваемая? — Или что хотели убить тебя. Именно так мы все и подумали той ночью. Что в машине ты. — Он устремил взгляд на воду. — Ты сказала, что не можешь забыть вскрытие. А я не могу забыть ту ночь, когда стоял возле твоего дома в окружении полицейских патрулей. Я не мог поверить, что все это происходит наяву. Я отказывался верить. Оба замолчали. Перед ними текла полноводная темная река, а за их спинами — река автомашин. — Ты поужинаешь со мной сегодня? — внезапно спросила Маура. Он ответил не сразу, и она вспыхнула от смущения. Какой глупый вопрос! Ей захотелось забрать слова назад, прожить заново последние шестьдесят секунд. Насколько проще было бы попрощаться и уйти. Но вместо этого она выпалила безумное приглашение, которое, как они оба знали, ему не следовало принимать. — Извини, — пробормотала она. — Я понимаю, это не самая удачная идея… — Отчего же, — сказал он. — С удовольствием. * * * Она резала помидоры для салата, и нож дрожал в ее руке. На плите дымилась кастрюля с цыпленком в винном соусе, и кухня постепенно наполнялась ароматами красного вина и курицы. Простое и знакомое блюдо, которое она могла приготовить быстро и легко, не заглядывая в кулинарную книгу. Да она и не смогла бы приготовить ничего более изысканного. Ее мысли были заняты мужчиной, который сейчас разливал по бокалам пино нуар. — Что еще я могу сделать? — спросил он, поставив один бокал на столик перед ней. — Ничего. — Приготовить соус для салата? Помыть зелень? — Я пригласила тебя сюда не для того, чтобы ты готовил. Просто подумала, что здесь уютнее, чем в ресторане, где так многолюдно. — Ты, должно быть, устала все время быть на виду, — сказал он. — В данном случае я больше думала о тебе. — Даже священники ужинают в ресторанах, Маура. — Нет, я имела в виду… — Она почувствовала, что краснеет, и снова занялась помидорами. — Думаю, люди удивились бы, увидев нас вместе, — сказал он и устремил взгляд на Мауру. На какое-то время на кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком ножа по разделочной доске. «Что делать со священником на кухне? — гадала она. — Попросить его благословить пищу?» Ни один мужчина так не смущал ее, ни с кем она не чувствовала себя такой уязвимой и порочной. «А есть ли у тебя пороки, Даниэл? — подумала она, высыпая нарезанные помидоры в салатницу и поливая их оливковым маслом и бальзамическим уксусом. — Защищает ли белый воротник от искушения?» — Позволь мне хотя бы нарезать огурец, — попросил он. — Ты что, не можешь по-настоящему расслабиться? — Не могу сидеть сложа руки, когда другие трудятся. Маура рассмеялась. — Тогда подключайся. — Я безнадежный трудоголик. — Он вынул нож из деревянной подставки и принялся нарезать огурец, чей свежий летний аромат тотчас наполнил кухню. — Когда у тебя пятеро братьев и сестра, все время приходится помогать. — Так вас семеро детей? Боже мой! — Уверен, то же самое говорил мой отец, когда узнавал, что на подходе очередной ребенок. — И каким по счету был ты? — Четвертым. В самой серединке. И, по утверждению психологов, это означает, что я прирожденный примиритель. Вечно пытаюсь сохранить мир и покой. — Даниэл с улыбкой взглянул на нее. — А еще это означает, что я умею быстро принимать душ. — И как же ты превратился из четвертого ребенка в священника? Он перевел взгляд на разделочную доску. — Как ты сама понимаешь, это долгая история. — О которой тебе не хочется говорить? — Возможно, мои мотивы покажутся тебе нелогичными. — Забавно, но самые важные решения, как правило, бывают совершенно нелогичными. Взять, например, выбор спутника жизни. — Она глотнула вина и снова поставила бокал на столик. — Я, например, не смогла бы найти логичные доводы, чтобы оправдать свой брак. Даниэл поднял взгляд. — Страсть? — Именно. Вот так я совершила самую большую ошибку в своей жизни. Пока самую большую. — Она снова глотнула вина. «А ты можешь стать следующей. Если бы Господь хотел от нас повиновения, Он не должен был создавать искушение». Даниэл выложил нарезанные огурцы в салатницу. Маура наблюдала за тем, как он, стоя к ней спиной, ополаскивал нож в раковине. Высокий и стройный, он напоминал марафонца. «Зачем мне все это? — думала она. — Почему я выбрала именно его из всех мужчин, достойных внимания?» — Ты спрашивала, почему я стал священником, — произнес он. — И почему же? Он обернулся и взглянул на нее.