Я почувствовал горечь. Ещё позапозавчера у меня было счастье, а теперь она его отняла. За что, спрашивается? Плотнее сомкнув губы, я уселся за опустевшую парту. Не люблю слово «страдание», слишком оно затаскано. Переживал, да. Хотя зла на Инну не держал, понимал же всё прекрасно – возраст, знаете ли… Воскресенье провёл как в чаду, даже запашок гари витал. То обида накатывала и в глазах пекло, то подступало чувство потери, и тогда меня выедала, выгрызала кручина, окуная в слепой мрак безысходности. А порой в моей бедной голове роились пленительные образы, порхали розовыми бабочками, изгибаясь округло и дразняще, хотя я не видел Инну даже в купальнике. Ну а фантазия на что?.. – Ки-ийя-я! – Чего это вы тут делаете? – поморщилась Альбина, вытирая доску. – Прямо в ухо крикнул! – Так полагается, – важно пропыхтел Андрей, неуклюже опускаясь в стойку дзенкуцу-дачи. – Это карате! – Какое ещё карате? – удивилась Ефимова. – Балет, что ли? – Фи! – Зенков манерно сморщил нос и веско добавил, снисходя к простушке: – Не путай приёмчики с фуэте. – Ой ты, подумаешь! – фыркнула Альбина, кладя тряпку. – Детский сад, штаны на лямках! Развернувшись, как по команде «кругом», она гордо продефилировала мимо. Стрельнула глазками в мою сторону, в Инкину, но смолчала, лишь незаметно для класса положила мне руку на плечо, слегка сжимая пальцы: держись, мол. Села напротив, через проход, и занялась любимым делом – Изю воспитывать. – Идёт! – придушенно крикнул Почтарь, заскакивая в дверь и падая на своё место. В класс стремительно ворвался военрук – невысокий, в меру упитанный, с пышными усами и при полном параде. – Здравствуйте, бойцы! – бодро воскликнул он. – Здравия желаем, товарищ майор! – дружно ответил класс. – Вольно, – сказал Марк Аронович с забавной важностью. – Сегодня мы будем изучать автомат Калашникова… Одноклассники оживились, подняли шум, задвигались, а Макароныч торжественно отпер самодельный облупленный сейф и вынул парочку АК‐74. Мои друзья даже привстали, чтобы лучше разглядеть настоящие огнестрелы. Мне было неинтересно – в армии насмотрелся, да и не до того. Я обдумывал действительно серьёзный проект для Центра НТТМ. Через силу обдумывал, вопреки, назло! Амурные нелады отлично мотивируют… Что там тюнингованный ИЖ да сумка на колёсиках! А не замахнуться ли нам на сверхпроводники? На высокотемпературные? ВТСП – это вам не хухры-мухры, тут Нобелевкой пахнет! Да чёрт с нею, с премией, кто ж её вручит школьнику… Но слава-то придёт! А мне известность нужна срочно, просто позарез – публичного человека куда сложнее упрятать в какое-нибудь секретное узилище со всеми удобствами. Ну не верю я, что Андропов бросил меня искать! Это же его долг, его обязанность – найти и обезвредить… Макароныч увлечённо повествовал о спусковых механизмах и прочих интересных вещах, а я погрузился в омут памяти. Проще всего сработать сверхпроводящий купрат из окиси висмута-стронция-кальция-меди. Главное, компоненты найти легко! К тому же у зёрен висмутовой керамики ровные края, они как детские кубики – хватит простого сжатия, чтобы их упорядочить… Нет, лучше по-научному – текстурировать! Всё портит один мерзопакостный изъян – ток в БИСКО[4] очень уж быстро падает с ростом внешнего магнитного поля. Ну и толку тогда? Лучше всё-таки попробовать ИБКО, хотя там кристаллы больше на бильярдные шары похожи, замучишься текстурировать. А мы их под пресс! Сдавим в «таблетку» – и вуаля… На некоторое время я выпал из реальности, блуждая по этажам мироздания, спускаясь всё ниже, туда, где кванты правят бал. Там даже «таблетка» из металлооксидной керамики, крохотная, как двухкопеечная монета, – маленький космос. Холодное дыхание жидкого азота замораживает – и сближает. Все электроны таблеточного пространства гуляют Куперовскими парами – бешено вихрясь в могучем токе, они выталкивают вон магнитное поле, справляя эффект Мейснера[5]. А ниже электронного неистовства, в тёмном подвале Вселенной, таятся чудовищные энергии, сплачивающие пространства и времена… – Гарин! – строго окликнул военрук. – Да? – очнулся я от физических грёз. По классу прокатился смех, а Зенков, мявшийся около учительского стола, с надеждой глянул на меня – в руках он держал затвор. – Разобрать, – приказал Макароныч, вручая мне «калаш», – и собрать! – Есть, товарищ майор, – хладнокровно ответил я. – Время засекать? – прищурился военрук. – А давайте! Майор поднял руку, глядя на часы, и дал отмашку. – Начали! Ухватив автомат за цевьё левой рукой, правой я взялся за рожок, большим пальцем нажимая на защёлку, и вынул его. Выставил переводчик в положение «ОД», отвёл рукоятку затворной рамы назад – ага, патронник пуст. Спустил курок с боевого взвода, выудил «пробирку» пенала, отделил шомпол, крышку ствольной коробки, затвор… Вскоре все части лежали на столе, я даже дульный тормоз-компенсатор свернул. Мельком полюбовавшись разложенными деталями убойного механизма, быстренько собрал их в обратном порядке и поставил АК на предохранитель. – Готово! Макароныч засёк время. – Однако! – крякнул он. – Тридцать шесть секунд! Пять с плюсом. Молодец, Гарин, садись! Я кивнул и вернулся на место. Пять так пять. Близняшки с передней парты оглянулись, голова к голове. – Законно! – восхитилась Маша. – Картина «Защитник Родины». Я так ни за что, ни за что не сумею! Света молча кивнула, поддерживая сестричку, и улыбнулась мне, как только она умела – мягко, ласково и в то же время с легчайшей грустинкой. – Для девушек норматив пониже, – успокоил я обеих, а глядел на одну Светланку, словно отвечая на невысказанное. Чинный порядок как будто отменили – «бойцы» толпились у стола, по очереди расчленяя бедный «калаш». Гвалт болельщиков с советчиками полнил класс, и военрук говорил на повышенных: – Аля, не отделяй затвор от рамы одной рукой! Женя, не бросай части как попало! Это оружие, а не мясорубка! Эй, эй! Вы что, совсем? Контрольный спуск делают с наклоном, а не целясь в окно! – Куда лезешь, мон шер? – куртуазно произнёс Жека, отпихивая Изину руку загребущую. – Моя очередь! – Чё это? – возмутился Динавицер. – Я первый! – Вас тут не стояло! – хохотнул Дюха, оттирая мелкого, курчавого и лупоглазого Изю. – Точка – и ша! – Дай посмотреть! – бесцеремонно вклинилась Рита. Мальчишки шарахнулись под напором её бюста, как тюлени от ледокола. Женька угодливо вручил автомат девушке, и Сулима благосклонно кивнула, принимая подношение. – А чё это? – затрепыхался Изя. – Отвали, моя черешня! – небрежно выразилась Рита, взвешивая «АК‐74» в руках. Чтобы сосредоточиться, мне понадобились ручка и листочек. «Берём окись иттрия, углекислый барий, окись меди, что там ещё… – возвращался я памятью в «святые девяностые». – Тщательно размалываем шихту, прессуем – и весь день отжигаем при девятистах градусах с хвостиком, плавно поднимая нагрев, градусов по сто в час. Снова всё перемалываем, порошок под пресс, чтобы уплотнить керамику, и отжигаем «таблетки», поддувая кислород. Только остужать надо медленно-медленно, так что весь процесс затянется надолго. Придётся ночью дежурить, за термометром следить, за подачей о-два… И будет нам счастье!» Раздражённо скомкав листок, я чуть не запулил его в угол, но вовремя тормознул замах. Какое счастье, дурака кусок? Где ты его видишь? В текстурированной бляшке сверхпроводника? Я медленно выдохнул. Всё, хватит гордыню тешить! Сегодня же поговорю с Инной. Прямо на перемене! Словно потворствуя моему желанию, грянул звонок, отзываясь гулким эхом. «Детки в клетке» разом всполошились, загомонили, готовясь вырваться на краткую волю. – А стрелять когда? – крикнул Сосна, дёргая молнию на пухлой папке. – У вас сборы двадцатого. Вот тогда и постреляете. – Макароныч сгрёб автоматы и сунул их в сейф. – Вольно! Разойтись! Одноклассники повалили вон, галдя и перекрикивая друг друга, устраивая в дверях весёлый затор, а я оглянулся на Инну. Девушка флегматично собирала портфель, обиженно надув губки. На белой лямке фартука, словно ранка, краснел комсомольский значок, а между бровей залегла печальная складочка. Бросив взгляд в спину выходившему военруку, я встал – холодок струйкою стёк по хребту. – Инна, я ни в чём не виноват перед тобой, – заговорил с чувством, подбираясь ближе. – Наташа – просто моя знакомая! Зимой я ей серьёзно помог, и с той поры мы не виделись. А тут вдруг встретились! Ну обрадовалась девушка, ну бросилась целовать… И что с того? Я никогда тебя не обманывал, ты же знаешь, и люблю одну тебя… Я… Инна стояла тихая, будто потухшая и вдруг с силой швырнула портфель на парту. – Не знаю! – тонко выкрикнула она. – Не верю! И не люблю! Я метнулся на перехват, обнял, прижал к себе. – Ну что ты такое говоришь! – забормотал, торопясь высказаться. – Инна! – Пусти! – Девушка яростно вырывалась. – Пусти сейчас же! Высвободив руку, она влепила мне пощёчину. – Ненавижу! – исказились её вздрагивающие губы. – Ненавижу тебя! – Да постой же… – Я с силой обхватил извивавшуюся Дворскую. – Ну послушай же ты меня! – Пусти, сказала!