Концы цепи в её руках превратились в длинные смертоносные щупальца – они летали по комнате, кружились и хлестали мужчин, пока те не превратились в бессознательные окровавленные тела на полу. – Идём. – Джорджия не была шокирована или удивлена, её дыхание даже не сбилось. – Надо отсюда выбираться. – Нет! – Эйприл не понимала, о чём она говорит – и что делает, встав между дверью и женщиной с цепями. – Просто скажи… почему нам нужно бежать? Джорджия посмотрела на неё так, словно вдруг осознала, что родила круглую дурочку. – Потому, что если мы останемся здесь, меня похоронят в море. – Нет, почему ты… Что такого я сделала, чтобы ты… – Эйприл обдумывала это на протяжении всей жизни, но теперь даже не могла сформулировать вопрос. В конце концов, ей и не пришлось. – Ты думала, что я тебя бросила, – Джорджия выглядела так, словно эта мысль впервые пришла к ней в голову. – Конечно, ты меня бросила! Только я не понимала почему. Но, знаешь, просто забудь. Это неважно. – Эйприл чувствовала себя глупой оттого, что спросила. Глупой оттого, что ей было не всё равно. Глупой во всех возможных смыслах. Девочка подошла к двери и попыталась сдвинуть тяжёлую ногу одного из лежащих без сознания мужчин, когда услышала: – Когда мне было пятнадцать лет, мой дядя Иверт нанял кого-то, чтобы взорвать семейную яхту. – Я в курсе, – огрызнулась Эйприл. – Когда я очнулась, у меня по всему телу были ожоги. Одну из ног я смогла согнуть только через несколько месяцев. Я ничего не помнила, кроме громкого звука и белой вспышки, а потом – пустота. Я не знала, сколько времени пролежала без сознания. Я не понимала, где нахожусь – только чувствовала холод. Постоянный сильный холод. Мне сказали, что моя семья погибла, а дома больше не безопасно, и что я осталась одна во всём мире. Я осталась совсем одна, – последние слова были произнесены едва различимым шёпотом. – Где ты была? – спросила Эйприл. – Что это были за люди? Почему ты не пошла к Габриэлю? Как… – Габриэль умер! Я осталась последней из Винтерборнов, и мне постоянно грозила бы опасность, если бы только я не… – Джорджия потрясла головой, словно ей было физически больно вспоминать. – Я попала в школу. В… Институт. Мне сказали, что… меня научат. – Научат чему? – Как защитить себя. Как отомстить Иверту. Как стать кем-то другим. Нужно идти, Эйприл. Нам некогда… – Я ждала этого десять лет! – громко воскликнула Эйприл. – Он правда мой отец? По лицу Джорджии было ясно, что она предпочла бы солгать. – Да. Я не знала, кто они такие. Кто он такой. Я не знала… – И кем они были? – Людьми, которые установили бомбу, – ответила Джорджия, пожав плечами. – Очевидно, Иверт нанял лучших. Когда я всё выяснила, то сбежала. Понимаешь, они искали женщину с ребёнком. Они бы никогда не перестали искать женщину с ребёнком. Поэтому… мне показалось, что это лучший способ обеспечить твою безопасность. От Реджи. От Иверта. От Института. Весь мир охотился за Винтерборнами. Я тебя не бросала. Я тебя спрятала. Теперь ты понимаешь? – женщина нахмурилась и очень по-Винтерборновски зарычала: – А потом тебе вздумалось публично упасть с балкона. Эйприл молчала. Джорджия открыла дверь и прошептала: – Держись рядом. Веди себя тихо. Не делай глупостей. Но Эйприл не удержалась и всё-таки спросила: – А что, если у меня получится только два из трёх? 29 Худшее. Воссоединение. В мире Неважно, насколько роскошна яхта, – если тебе приходится красться по ней в компании женщины с цепями в руках, она будет казаться скорее тюрьмой, чем дворцом. Так думала Эйприл, пробираясь по коридорам, а потом шагая вверх по лестнице. Впереди был выход на палубу. Воздух становился влажным и холодным. И Эйприл больше всего на свете хотелось поскорее оказаться под открытым небом, на свежем воздухе. Свободной. Но Джорджия остановилась и посмотрела на девочку сверху вниз. – Когда мы выйдем, будешь делать всё, что я скажу. – Эм… ладно? – Неважно, что именно я скажу. Ты делаешь это сразу же. Без споров. Без вопросов. Я говорю – ты выполняешь. Ты меня поняла? Было слишком поздно вести себя по-матерински. Когда-то Эйприл могла бы обрадоваться такой заботе, но сейчас это было уже неважно. Девочка перестала ждать, скучать и искать маму много месяцев назад. Ведь все её надежды обычно оканчивались разочарованием. – Эйприл! Пообещай мне, – сейчас Джорджия не походила на маму – скорее, на сестру Габриэля. А Винтерборнам удавалось вполне успешно спасать Эйприл. – Да. Хорошо. Я обещаю. – Пригнись. Двигайся быстро. Двигайся тихо. – Двигаться куда? – спросила Эйприл, но слишком поздно; Джорджия уже выбежала за дверь и теперь летела по палубе как призрак. В Эйприл не было и половины её грациозности. Огромные волны разбивались о корпус яхты, скользившей сквозь ледяную воду, которая, казалось, пыталась вытолкнуть судно обратно на берег. Эйприл пошатывалась, спотыкалась и цеплялась за борт, стараясь двигаться так быстро и тихо, как только могла, вслед за фигурой, напоминавшей тень. Глаза Эйприл только начали привыкать к темноте, когда Джорджия перегнулась через борт и жестом указала на спасательную лодку, висевшую снаружи. – Поплывём на ней, – прошептала женщина. – Залезай. Дело было не в обещании, которое вынуждало Эйприл не спорить. Просто она хотела поскорее убраться отсюда. Поэтому девочка без лишних разговоров перелезла через борт и спрыгнула в лодку. – Идём, – сказала Эйприл Джорджии, но тут в темноте послышался тихий щелчок. Палубу залил свет, исходивший откуда-то сверху, и Эйприл прикрыла глаза рукой, едва не выпав из лодки. Голос, который раздался следом, был ей безошибочно знаком. – Боже мой. Я надеялся, что до этого не дойдёт. Эйприл не могла пошевелиться – не могла даже вздохнуть, потому что Реджи Дюпре больше не улыбался. – Эйприл, иди в свою комнату. Нам с твоей мамой нужно поговорить. И тогда, несмотря на холодный ветер, бушующее море и мужчин с оружием, Эйприл захотелось смеяться. Потому что здесь был её отец. Который говорил о её матери. Но они не были семьёй. И никогда не станут. – А если я откажусь, ты всё равно купишь мне пони? – Может быть, дорогая, – сказал Реджи, потому что роль плохого парня явно давалась ему не очень хорошо. Или он просто был ужасным отцом. Но это не имело никакого значения, потому что и сама Эйприл не претендовала на звание лучшей дочери года. Спасательная лодка качалась, и казалось, что яхта снова ускорила ход. Или, может, просто море стало бушевать сильнее. Ледяные брызги, взлетавшие от волн, били Эйприл по лицу, смачивали волосы и оседали каплями под глазами. Или девочка просто плакала. Нет, она совершенно точно не плакала. – Не заставляй меня, – сказала Эйприл, не понимая, к кому именно она обращается – к мужчине или к женщине; к матери или к отцу. – Пожалуйста, не заставляй меня это делать. Свобода была буквально в двух шагах. Так близко. Реджи стоял на другом конце палубы, а яхта раскачивалась и тряслась, двигаясь слишком быстро. Да, Реджи будет стрелять, но ведь есть шанс, что он промахнётся? Тогда шанс выжить будет гораздо больше, чем если они останутся здесь. Поэтому Эйприл посмотрела на свою маму и взмолилась: – Пожалуйста. Но Джорджия просто произнесла: – Ты мне пообещала. И Эйприл поняла. Она всё поняла. – Мама! – закричала она, но Джорджия уже дёрнула рычаг. – Я люблю тебя. Не оглядывайся. И Эйприл ухнула вниз. Лодка ударилась о воду, подняв фонтан ледяных брызг. Маленькое судёнышко осталось позади гигантской яхты, уходившей на огромной скорости всё дальше и дальше. И Эйприл снова очутилась в том положении, в котором провела всю свою жизнь: одинокая, брошенная и предоставленная самой себе. 30 Ночь, когда горела вода