О, а ещё были парики. Очень. Много. Париков. – Серьёзный аргумент, – сказала Сэйди. О! Я всегда хотела обрезать чёлку, – она натянула чёрный парик, пока Вайолет пыталась поправить рыжий, который оказался ей слишком велик и сползал на глаза. Эйприл вымылась и согрелась, но всё равно была слишком уставшей и нервной для маскарада, поэтому просто уселась рядом с Тимом, который пересчитывал найденные в убежище деньги. – Здесь чуть больше десяти тысяч, – сказал он. – Долларов? – потрясённо спросила Сэйди. – Ага. Не считая вот этого, – мальчик указал на пачки евро, песо и других купюр, которые Эйприл даже не узнавала. – Знаете, я думаю, скрываться у неё получается лучше, чем у Габриэля, – восхищённо сказал Колин, сидя со скрещёнными ногами. – Габриэль мог бы взять у неё пару уроков, потому что это, – мальчик бросил что-то на пол перед собой, – чертовски хорошо. Нет. Не хорошо. Замечательно. Потрясающе, даже слишком, – он пристально посмотрел на Тима. – Пугающе хорошо. – Что это? – спросила Вайолет. – Паспорта. Шесть… нет, даже семь штук, – Колин начал перебирать стопку. – Здесь у нас Великобритания. Америка. Австралия. Евросоюз. Южная Африка. Япония. И Бразилия. Есть даже водительские права. И в два раза больше кредиток. Сомневаюсь, что она использовала хотя бы половину, но я уверен, что все они рабочие. Клянусь своей безупречной репутацией. Здесь есть даже читательский билет! Такое количество деталей просто… – он жестом изобразил, как взрывается голова. Затем сложил всё в аккуратную стопочку. – Не знаю, на кого она работает или с кем, но все документы настоящие, и… – мальчик внезапно замолчал и осмотрелся по сторонам, почему-то не желая продолжать. – И что? – спросила Сэйди. – Страшно. Это страшно, Сэй. Я знаю кучу людей, которые хороши в плохих вещах, но… но это другое. Совершенно невозможный уровень. Эйприл, наверное, впервые с момента знакомства увидела Колина таким – мальчик не шутил и не дразнился, и не пытался разрядить атмосферу. Колин был по-настоящему напуган, а это означало, что и Эйприл стоило прийти в ужас. Но девочка уже давно привыкла делать совсем не то, что от неё ожидали. Поэтому она просто спросила: – Как… – в горле внезапно пересохло, и Эйприл едва могла говорить. – Как её зовут? – Здесь семь паспортов, дорогуша. Семь имён. И все фальшивые. Но, Эйприл, в чём я точно уверен, так это в том, что её фамилия – Винтерборн. Или, по крайней мере, когда-то была. – Мне больше интересно, кто она сейчас, – сказал Тим, и остальные были с ним согласны. Но тут Эйприл заметила восьмой паспорт и спросила: – А это какой? Колин поднял его осторожно, словно документ мог взорваться. А затем протянул его Эйприл, и девочка медленно раскрыла паспорт. – Этот она сделала для тебя. Эйприл не знала, который час. Она даже не знала, какое сейчас время суток. Снаружи бушевал холодный ветер, в старые окна барабанил мокрый снег, и только свет из коридора прорезал темноту комнаты, пахнущей потом и медицинским спиртом. – Эйприл? – Уже поздно, Ви. Иди спать. Возможно, Эйприл не знала, сколько сейчас времени, но её тело было слишком уставшим и казалось тяжелее, чем обычно. – Но я пришла позвать тебя спать. Эйприл краем глаза видела на полу тень приближающейся Вайолет, но почему-то не могла оторвать взгляд от женщины. – Как думаешь, я похожа на неё? Эйприл не знала, почему её голос дрожит. Не понимала, отчего щиплет глаза. Вот она смотрит на лицо, покрытое ранами, царапинами и синяками, а вот уже говорит: – Я не могу понять, насколько мы похожи. Я никогда не сравнивала себя с другими. Ни с кем. Но теперь я думаю… если она моя… тогда я должна быть… – Вы похожи, – сказала Вайолет. – Немного. Вот тут. – Эйприл почувствовала мягкое прикосновение пальцев к носу, а затем к подбородку. – И здесь. Я не видела её глаза, но… – Но что? – Я уверена, что они печальнее, чем твои. Эйприл могла бы сказать, что у кого угодно могли быть глаза печальнее, чем у неё. Но затем девочка напомнила себе, что в важных вещах ей всё-таки везло. Может, у неё не было матери, но это не значило, что у неё не было семьи. – Нет! – женщина на кровати внезапно закричала и начала метаться, пытаясь избавиться от пут. Затем так же неожиданно замерла и снова потеряла сознание, постанывая в беспамятстве. Вайолет, похоже, совсем не боялась, поправляя на ней одеяло. – Всё хорошо. Ты в безопасности, Джорджия. – Как ты её назвала? – спросила Эйприл. – Джорджия. Это её имя. Я видела его на старых фотографиях. Мать Эйприл звали Джорджия. Джорджия Винтерборн. Сестра Габриэля. – Где она пропадала? – сейчас Эйприл даже не думала о десяти годах, проведённых сиротой. Она злилась не на это. – Габриэлю было десять лет, и он думал, что вся его семья умерла. Это было двадцать лет назад! Где она была всё это время? Почему не возвращалась? И как вообще выжила, в конце концов? – И только тогда Эйприл подняла взгляд на Вайолет. – Что, если она не очнётся? Но Вайолет просто пожала плечами, словно этот вопрос был самым лёгким в мире. – Конечно, очнётся. С ней всё будет в порядке. Ты не потеряешь маму, Эйприл. – Я знаю, – Эйприл натянуто улыбнулась. Она не стала высказывать вслух свои настоящие мысли: нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было. * * * – Эйприл! Девочка не узнала этот голос, но, вскочив на кровати, она вспомнила. Она не на своей кровати в доме Винтерборнов. Иззи не придёт, чтобы позвать их на уроки. Смиттерс не поджарит бекон на кухне. А Габриэль, возможно, больше никогда на неё не зарычит. Эйприл уставилась на узкий луч лунного света, проникавший через щель между тяжёлыми шторами, и подождала, когда глаза привыкнут к темноте. А затем посмотрела на женщину, которая заворочалась на кровати и сказала: – Прости меня. Мне так жаль. Женщина выглядела маленькой и хрупкой. Её руки были связаны, а над губой блестели капельки пота. – Прости меня, – повторила она дрожащим голосом. – За что? – Эйприл села на диване и стала разглядывать женщину. Та отвернулась. – За ожидание, – сказала она, а затем продолжила голосом, который словно принадлежал другому человеку: – Тебе больше не придётся ждать, синичка. Смех, который прозвучал после этих слов, был воплощением зла. – Не слушай её. Эйприл вздрогнула от звука этого голоса – слишком близкого, слишком низкого, и когда девочка попыталась вскочить на ноги… – Ай! – воскликнул кто-то, и она поняла, что голос принадлежал Тиму, который лежал на полу возле дивана, накрывшись пледом, с маленькой подушечкой под головой. – Что ты тут делаешь? Иди в кровать. Тим повернулся, чтобы лучше её видеть. – Я в кровати. – Иди в настоящую кровать. Тим попытался взбить подушку, но та всё равно была слишком маленькой и плоской. – Я не оставлю тебя с ней наедине. Эйприл было лень даже закатить глаза. – Она связана. К тому же, если она действительно моя… ну, ты знаешь… и если бы она хотела мне навредить, то сделала бы это, когда мне было два года. – Как знаешь, – Тим закрыл глаза и подтянул плед. – Тогда это ты не бросаешь меня с ней наедине. Спасибо. Мне уже спокойнее. А теперь давай спать. Но Эйприл уже уснула.