Возле дома и поодаль торчали какие-то деревья, но — сбоку, на пути гипотетической пули ни одно из них не стояло. В основном же за балконом простирался пустырь. Туда они все и переместились после столь же быстрого, сколь безрезультатного осмотра балкона. Хорошо хоть дождя давно не было, все так же сердито думала Арина, не то мы бы тут вовсе застряли. Хлама в заполонявших пустырь зарослях бурьяна и амброзии попадалось изрядно, в том числе и металлического, так что детекторы пищали почти не переставая, сообщая о пивных банках, бутылочных пробках и прочем бесхозном железе. Мусор, так сказать, человеческого происхождения мешался со следами жизнедеятельности домашних питомцев — похоже, на пустыре собирались собачники со всего микрорайона. Неширокой же, метров в десять, полосы, украшенной чахлыми островками боярышника и американского клена, вдоль тыльной стороны шубинского дома собачники, похоже, избегали. Это пространство явно облюбовал местный, так сказать, бомонд. Вместо собачьих экскрементов землю густо покрывали полусгнившие окурки. В более теплое время тут, должно быть, собиралось местное общество подвального пошиба. Алкаши, наркоманы и прочие бомжи. Хотя наркоманы сюда, похоже, забредали нечасто, пустых шприцев Арина насчитала всего пять. Зато пузырьки из-под аптечных настоек — перца, коры дуба и того же боярышника — поблескивали отовсюду. Кое-где виднелись и мятые пластиковые бутылки. Одна громко хрустнула под Арининой ногой, гадко присвистнув дыркой в донышке. Арина уже почти уверилась, что найти что-то в этом хаосе — затея безнадежная — когда Зверев помахал рукой с дальнего края пустыря: — Эй, Марковна! Есть! Вижу! — и, пока Арина к нему шла, добавил, хмыкнув. — Три штуки, как заказывали. Не рядом, но вполне в шаговой доступности. Две предположительно от «макарова», третья, поближе, та, что мы из «беретты» отстреляли. Разве что местные жители любят палить из чего попало, но это вряд ли. — Почему «как заказывали»? — удивилась она. — Ну я же примерно представлял, куда наши сегодняшние пульки полетели, вот и рассчитывал, что рядом с ними что-то обнаружится. Помните, как Том Сойер потерянный шарик отыскивал? Кидал такой же и приговаривал: «Брат пойди найди брата», — он подмигнул. — Или следователи только УПК читают? Нехорошо, Арина Марковна, надо поддерживать культурный уровень, — ерничал довольный криминалист. Арина разглядывала находки почти с восторгом. Она ведь уже решила, что искать что-то на захламленном пустыре бесполезно, чуть не отдала команду сворачиваться. Ну надо же — все-таки повезло! Из «макаровских» пуль одна и впрямь была ясно сегодняшней — яркая, чистая, свеженькая. Вторая лежала наверняка дольше, потеряв блеск, потускнев, поблекнув. Пуля от «беретты» поблескивала поближе к дому. — В точном соответствии с законами баллистики, — пояснил Лерыч. — Изымаем. Все три, — вздохнула Арина. — А это точно та, которую мы в квартире не нашли? Зверев только хмыкнул и пальцем у виска покрутил. — Может, тогда еще поискать? — предложил, сверкая от сыщицкого азарта глазами, Клюшкин. — Может, тут и вправду залежи? Мало ли кто развлекается. — Но тогда соседи хоть что-то хоть когда-нибудь слышали бы, разве не так? А никто ни про какую стрельбу — ни полсловечка. Кроме ночи смерти Шубина, — Арина старательно избегала любой предварительной квалификации: мало ли что Плюшкин сказал, черт его, в самом деле, знает, что тут, убийство, самоубийство или вовсе несчастный случай. — Да и про тогда все, кто хоть что-то слышал: соседка эта, из второго подъезда мужик, у которого балкон рядом, мамаша молодая из квартиры наискось над Шубиным — все говорят, что слышали «ба-бах» примерно в полночь. А медики утверждают, что смерть наступила часа в четыре утра. — А если кто-то… — с еще большим азартом продолжал Клюшкин. — Ну вот я только что кино смотрел, там покойника в холодильник сунули, и медики ошиблись на несколько часов. — Тело не перемещали, — устало возразила Арина. — К тому же в шубинский холодильник даже поросенка не очень-то засунешь, тем более взрослого мужика. А самое главное, — она укоризненно посмотрела на кинолюбителя, — в таком случае медики ошиблись бы в другую сторону. Ясно? Ну то есть тело остыло бы сильнее, чем оно остыло. — А если, — не унимался «кинолюбитель», — его наоборот, согрели? Ну чтоб медленнее остывал? — Угу, — буркнула Арина. — Грелками обложили. А потом эти самые грелки благополучно самоликвидировались. Потому что убирать их было некому — следов постороннего присутствия в квартире нет. И, кстати, заключение о времени смерти медики делают на основании не только температуры тела, а еще массы показателей. В комплексе. И на четырех утра — ну плюс-минус час — настаивают вполне категорически. Зря она сорвалась на этого… любителя кино. На самом деле он просто под руку попался: злилась она на себя. Еще по Питеру она помнила это ощущение: собираешь факты, собираешь, а дело не складывается. Даже кажется, что каждый новый факт отодвигает от разгадки. Потом-то все наверняка сложится, но пока что — полный туман. А тут еще этот Клюшкин. Зачем Молодцов со Стрелецким прихватили с собой этого юнца, Арина особо не интересовалась — у оперов свои резоны. А тот, похоже, впервые попав в расследование более серьезное, чем кража соседской простыни, прямо-таки излучал энтузиазм. На фоне его азартно горящих глаз она чувствовала себя чуть ли не патриархом следствия. Точнее сказать, старой перечницей. Причем довольно тупой перечницей. И потому раздраженной. Но не сдавать же назад — так и вовсе лицо потеряешь. И она прицепилась к очевидному, буркнув кипящему жаждой деятельности Клюшкину: — За интеллектуальную подмогу спасибо, конечно, но как насчет понятых? Мне самой… Договорить она не успела. — Мы уже туточки! — раздался за спиной знакомый голос шубинской соседки-собачницы. — А это Динара, уборщица наша. Господи, у нее хоть регистрация-то в порядке, охнула мысленно Арина, взглянув на худенькую черноглазую Динару, которая робко улыбалась и непрерывно кивала. Но Молодцов уже переписывал паспортные данные, так что с регистрацией у Динары все было, видимо, в порядке. Эх, подумала Арина, вот если бы и со всем остальным было так же легко. * * * Факты, говорите, превыше всего, сердилась Арина, торопливо шагая к «милицейскому» тиру. От шубинского дома идти было далековато, но она решила пройтись — успокоиться и подумать. Обнаружение «макаровской» пули подтверждало, в общем, рассказ соседки о выстреле в полночь. Но ясности это не прибавляло. Собрав только что разобранные часы, вспомнилась ей старая шутка, вы непременно обнаружите на столе несколько «лишних» деталей — причем часы еще и ходить будут. Вот и с Шубиным та же история: часы идут, а рядом, однако ж, «лишние» факты разлеглись во всей своей красе. И куда их приткнуть?. Почему в квартире, где царил порядок, подтяжки валялись едва ли не посреди комнаты? Откуда взялся лишний — полуночный — выстрел? В кого стрелял Шубин из своего «макарова»? Зачем он, взяв в руки «беретту», обернул ладонь манжетой рубашки? Только так можно объяснить хлопковые волокна на ее рукоятке и отсутствие потожировых следов на ней же. Но — зачем? Если из «беретты» стрелял неведомый убийца, то почему он не сделал самое простое — не приложил к рукоятке ладонь мертвеца? Сам по себе каждое из этих обстоятельств — мелочь, пустяк. Но вместе они производят впечатление… странное. Даже если забыть о предсмертном «признании». А про него еще поди забудь! Неужели у старого опера и впрямь попросту поехала крыша? И никаких рациональных объяснений просто нет, а она мучается, собирает «часы», пытаясь впихнуть в них детали от, к примеру, кофемолки. Разогнавшись, Арина едва не проскочила мимо нужного места. Если бы возле серой, с ржавыми потеками двери не возился пожилой полноватый мужик в серой форменной куртке — точно бы проскочила. — Добрый день! — обратилась она к спине, раскрывая удостоверение и заводя привычную формулу. — Арина Вершина, следователь Кировского… Мужик обернулся — довольно резко — смерил ее оценивающим взглядом: — Ты, дочка, со спины-то к операм бы так не подскакивала. Даже к бывшим. Рефлексы — такая штука… неприятность может случиться. Капитан Макаров, — представился он, коротко хохотнув. — Подходящую я себе работенку подобрал, а? Прямо к фамилии. А ты потренироваться, что ли, хотела? Так у нас сегодня короткий день, опоздала ты. — Побеседовать бы… — Иван Ильич, — подсказал капитан, правильно истолковав ее паузу. — Тебя-то как по батюшке? — Марковна, — сообщила она. — Можно просто Арина. — Ну добре. Побеседовать, значит… Непременно там? — он кивнул на серую дверь. — Я ведь уж и на пульт сдал. Наверху действительно помигивала красная лампочка — мол, сигнализация включена. — Не обязательно, Иван Ильич. И даже не под протокол. Просто поговорить. — Ну пошли хоть чайку попьем тогда. Под чай оно как-то легче разговоры разговаривать. Годится? Она кивнула, соображая, что пойдет «тезка пистолета», небось, в облюбованную половиной местного оперсостава чебуречную — вон она, наискось через дорогу — и как бы ему помягче намекнуть, что это не самая лучшая идея. Капитан Макаров, однако, в конспирации, похоже, понимал, потому что повел Арину не в чебуречную, а в другую сторону, за угол. Через полтора квартала, еще раз свернув, он распахнул желтую дощатую дверь, из-за которой так вкусно и убедительно потянуло свежим тестом и нагретым маслом, что можно было даже не задирать голову, чтобы прочитать витиеватую надпись «Блин!» над входом. Когда стол перед ними — такой же дощато-желтый, как дверь заведения — заполнился тарелками, тарелочками, мисочками и плошками, окружавшими здоровенный кувшин с рубиново-алым клюквенным морсом, Макаров усмехнулся: — Вершина, ты сказала? Значит, про Степаныча, небось, расспросить хочешь? Вот уж воистину — все всё про всё знают. Недели не прошло с момента смерти Шубина, а даже заведующий служебным тиром в курсе. — Вы его знали? — Ну а как ты думаешь? Работать-то вместе не пришлось, я давно уж комиссовался, сильно меня один клиент зацепил, — хоть и выговаривали операм за то, что подозреваемых «клиентами» именуют, но традиция эта была неистребима. — При тире я состою уж и не вспомню сколько. Так что знал-то я его не близко, светлая ему память. Золотой был мужик. Хоть и непростой, чего уж там. А как стрелял, боже ты мой! Расписаться мог на стенде! — Иван Ильич, а в последние два года он заходил к вам? Ну в тир то есть? Тот как-то вдруг выпрямился, развел плечи — даже лицо стало официальное: — Не положено это, Арина Марковна. Ну да, ну да. Последние два года — это уже после выхода Шубина в отставку, понятно, чего этот Макаров так встрепенулся. — Иван Ильич! Ну что вы, в самом деле? Мы ж не под запись беседуем. Он вздохнул: — Ну а как не пустишь, сама посуди. — То есть заходил? — Ну да. Нечасто, но… бывал. — А стрелял из того оружия, что в тире, или свое приносил? — Арина Марковна! — Ну Иван Ильич! Я же действительно не под запись спрашиваю. И не пойдет это никуда дальше, честное слово! Мне просто самой понять бы, как все произошло. Почему оба его пистолета стреляные. Из одного он застрелился. А второй? — Один… второй… темнишь. Я тебе вот как скажу. Стрелял он у меня из своего ПМ — из моего, значит, тезки. Но! Не бывал уже давно. Полгода, а то и больше. И нечищенным ствол не бросил бы. Да и ты ж говоришь, недавно из него стреляли? Или не из «макарова»? Я ж степанычевский арсенал лично не досматривал, кто его знает, сколько там стволов имелось. Но, опять же, ты сказала «оба», значит — что? Значит, два их было. Правильно я рассуждаю? — Абсолютно так, Иван Ильич. И стреляли из обоих недавно. Там запах свежий, прямо шибало. Криминалисты говорят, что, похоже, из ПМ Шубин стрелял в тот же день. — Криминалисты? — со странной интонацией протянул тезка пистолета. — А следователи теперь что, совсем в таком не понимают? — Иван Ильич, УПК велит у экспертов спрашивать. Хотя если не на протокол, я тоже сказала бы, что шубинский «макаров» свежеотстрелянный. — Ну добре, коли так. Только это точно не у меня.