– Молодой человек прав, пусть приведут пленного! Затем он отвел де Гиша в сторону и расспросил, каким образом был захвачен испанец, а также – кто этот молодой человек. – Виконт, – сказал он, обращаясь к Раулю, – оказывается, у вас есть письмо ко мне от моей сестры, герцогини де Лонгвиль, но я вижу, что вы предпочли зарекомендовать себя сами, дав мне хороший совет. – Монсеньор, – ответил Рауль, снова краснея, – я не хотел прерывать важного разговора вашего высочества с графом. Вот письмо. – Хорошо, – сказал принц, – вы отдадите мне его после. Пленный здесь; займемся наиболее спешным. Действительно, привели пленного. Это был один из водившихся еще в то время наемников, которые продавали свою кровь всем, желавшим ее купить, и вся жизнь которых проходила в плутовстве и грабежах. С того момента как он был взят в плен, он не произнес ни одного слова, так что захватившие его даже не знали, к какой нации он принадлежит. Принц посмотрел на него с чрезвычайным недоверием. – Какой ты нации? – спросил он. Пленный произнес несколько слов на иностранном языке. – Aгa! Он, кажется, испанец. Говорите вы по-испански, Граммон? – По правде сказать, монсеньор, очень плохо. – А я совсем не говорю, – со смехом сказал принц. – Господа, – прибавил он, обращаясь к окружающим, – не найдется ли между вами кто-нибудь, кто говорил бы по-испански и согласился быть переводчиком? – Я, монсеньор, – ответил Рауль. – А, вы говорите по-испански? – Я думаю, достаточно для того, чтобы исполнить приказание вашего высочества в настоящем случае. Все это время пленный стоял с самым равнодушным и невозмутимым видом, словно вовсе не понимал, о чем идет речь. – Монсеньор спрашивает вас, какой вы нации, – произнес молодой человек на чистейшем кастильском наречии. – Ich bin ein Deutscher,[17] – отвечал пленный. – Что он бормочет? – воскликнул принц. – Что это еще за новая тарабарщина? – Он говорит, что он немец, монсеньор, – отвечал Рауль. – Но я в этом сомневаюсь, так как акцент у него плохой и произношение неправильное. – Значит, вы говорите и по-немецки? – спросил принц. – Да, монсеньор, – отвечал Рауль. – Достаточно, чтобы допросить его на этом языке? – Да, монсеньор. – Допросите его в таком случае. Рауль начал допрос, который только подтвердил его предположение. Пленный не понимал или делал вид, что не понимает вопросов Рауля, а Рауль тоже плохо понимал его ответы, представлявшие какую-то смесь фламандского и эльзасского наречий. Тем не менее, несмотря на все усилия пленного увернуться от настоящего допроса, Рауль понял наконец по его произношению, к какой нации он принадлежит. – Non siete spagnuolo, – сказал он, – non siete tedesсо, siete italiano.[18] Пленный вздрогнул и закусил губу. – Ага, это и я понимаю отлично, – сказал принц Конде, – и раз он итальянец, то я буду продолжать допрос сам. Благодарю вас, виконт, – продолжал он, смеясь, – отныне я назначаю вас своим переводчиком. Но пленник был так же мало расположен отвечать на итальянском языке, как и на других. Он хотел одного – увернуться от вопросов и потому делал вид, что не знает ничего: ни численности неприятеля, ни имени командующего, ни направления, в котором движется армия. – Хорошо, – сказал принц, который понял причину этого поведения. – Этот человек был схвачен во время грабежа и убийства. Он мог бы спасти свою жизнь, если бы отвечал на вопросы, но он не хочет говорить. Увести его и расстрелять. Пленник побледнел. Два солдата, сопровождавшие его, взяли его под руки и повели к двери, между тем как принц обратился к маршалу де Граммону и, казалось, уже забыл о данном им приказании. Дойдя до порога, пленник остановился. Солдаты, знавшие только данный им приказ, хотели силой вести его дальше. – Одну минуту, – сказал вдруг пленный по-французски, – я готов отвечать, монсеньор. – Ага! – воскликнул принц, рассмеявшись. – Я знал, что этим кончится. Мне известен отличный способ развязывать языки. Молодые люди, воспользуйтесь им, когда сами будете командовать. – Но при условии, – продолжал пленный, – чтобы ваше высочество обещали даровать мне жизнь. – Честное слово дворянина, – сказал принц. – В таком случае спрашивайте меня, монсеньор. – Где армия перешла Лис? – Между Сен-Венаном и Эром. – Кто командует армией? – Граф Фуонсальданья, генерал Бек и сам эрцгерцог. – Какова ее численность? – Восемнадцать тысяч человек при тридцати шести орудиях. – Куда она идет? – На Ланс. – Вы видите, господа? – воскликнул принц с торжествующим видом, обращаясь к маршалу де Граммону и другим офицерам. – Да, монсеньор, – сказал маршал, – вы угадали все, что только может угадать человеческий ум. – Призовите Ле Плеси, Бельевра, Вилькье и д’Эрлака, – сказал принц. – Соберите войска, находящиеся по эту сторону Лиса, и пусть они будут готовы выступить сегодня ночью; завтра, по всей вероятности, мы нападем на неприятеля. – Но, монсеньор, – заметил маршал де Граммон, – подумайте о том, что если мы даже соберем все наши наличные силы, то у нас будет едва тринадцать тысяч человек. – Господин маршал, – возразил принц, бросая на де Граммона особенный, ему одному свойственный взгляд, – малыми армиями выигрываются большие сражения. Затем он обернулся к пленному. – Увести этого человека и не спускать с него глаз. Его жизнь зависит от тех сведений, которые он нам сообщил; если они верны, он получит свободу; если же нет, он будет расстрелян. Пленного увели. – Граф де Гиш, – продолжал принц, – вы давно не виделись с вашим отцом. Останьтесь при нем. А вы, – обратился он к Раулю, – если не очень устали, то следуйте за мной. – Хоть на край света, монсеньор! – пылко воскликнул Рауль, успевший уже проникнуться восхищением к этому молодому полководцу, казавшемуся ему столь достойным своей славы. Принц улыбнулся. Он презирал лесть, но очень ценил горячность. – Пойдемте, сударь, – сказал он, – вы хороший советчик, в этом мы только что убедились. Завтра мы увидим, каковы вы в деле. – А что вы мне прикажете сейчас, монсеньор? – спросил маршал. – Останьтесь, чтобы принять войска, я сам явлюсь за ними или дам вам знать через курьера, чтобы вы их привели. Двадцать гвардейцев на лучших лошадях – вот все, что мне сейчас нужно для конвоя. – Этого очень мало, – заметил маршал. – Достаточно, – возразил принц. – У вас хорошая лошадь, господин де Бражелон? – Моя лошадь была убита сегодня утром, монсеньор, и я пока взял лошадь моего слуги. – Выберите себе лошадь из моей конюшни. Только не стесняйтесь! Возьмите ту, какая покажется вам лучшей. Сегодня вечером она, может быть, вам понадобится, а завтра уже наверное. Рауль не заставил просить себя дважды; он знал, что истинная учтивость по отношению к начальнику, в особенности если этот начальник – принц, – повиноваться немедленно и беспрекословно. Он прошел в конюшню, выбрал себе андалузского, буланой масти коня, сам оседлал и взнуздал его, – так как Атос советовал ему в серьезных случаях не доверять никому этого важного дела, – и явился к принцу. Принц уже садился на коня. – Теперь, сударь, – сказал он Раулю, – дайте письмо, которое вы привезли. Рауль подал письмо принцу. – Держитесь близ меня, – сказал тот. Затем принц дал шпоры, зацепил поводья за луку седла (как он делал всегда, когда желал иметь руки свободными), распечатал письмо г-жи де Лонгвиль и помчался галопом по дороге в Ланс. Рауль и небольшой конвой следовали за ним. Между тем нарочные с приказом собрать войска неслись карьером по всем направлениям.