– Я готова исполнить вашу просьбу, граф, – с любезной улыбкой ответила герцогиня де Шеврез. – Но это еще не все. Простите, я знаю и сам, что требую слишком многого. Я прошу у вас беседы без свидетелей, и мне бы не хотелось, чтобы нас прерывали. – Меня ни для кого нет дома, – сказала герцогиня лакею. – Можете идти. Лакей вышел. На минуту наступило молчание. Герцогиня и ее гость, с первого взгляда увидевшие, что принадлежат к одному кругу людей, спокойно смотрели друг на друга. Герцогиня первая прервала молчание. – Ну что же, граф? – сказала она, улыбаясь. – Разве вы не видите, с каким нетерпением я жду? – А я, герцогиня, я смотрю и восхищаюсь, – ответил Атос. – Извините меня, – продолжала герцогиня, – но мне хочется поскорее узнать, с кем я имею удовольствие говорить. Нет никакого сомнения, что вы бываете при дворе. Почему я никогда не встречала вас там? Может быть, вы только что вышли из Бастилии? – Нет, герцогиня, – с улыбкой сказал Атос, – но, может быть, я стою на дороге, которая туда ведет. – Да? В таком случае скажите мне поскорее, кто вы, и уходите! – воскликнула герцогиня с той живостью, которая была в ней так пленительна. – Я и без того уже достаточно скомпрометировала себя, чтобы запутываться еще больше. – Кто я, герцогиня? Вам доложили обо мне как о графе де Ла Фер, но вы никогда не слыхали этого имени. В прежнее время я носил другое имя, которое вы, может быть, и знали, но, конечно, забыли уже. – Все равно, скажите его мне, граф. – Когда-то меня звали Атосом. Герцогиня взглянула на него удивленными, широко раскрытыми глазами. Было очевидно, что это имя не вполне изгладилось у нее из памяти, хотя и затерялось среди старых воспоминаний. – Атос? – сказала она. – Постойте… Она приложила обе руки ко лбу как бы для того, чтобы задержать на мгновение множество мелькающих мыслей и разобраться в их сверкающем и пестром рое. – Не помочь ли вам, герцогиня? – с улыбкой спросил Атос. – Да, да, – сказала г-жа де Шеврез, уже утомленная этими поисками, – вы сделаете мне большое одолжение. – Этот Атос был очень дружен с тремя молодыми мушкетерами: д’Артаньяном, Портосом и… Атос остановился. – И Арамисом, – быстро договорила герцогиня. – И Арамисом, совершенно верно. Значит, вы еще не забыли этого имени? – Нет, – ответила она, – нет. Бедный Арамис! Он был такой красивый, изящный и скромный молодой человек, писавший прелестные стихи. Говорят, он плохо кончил? – Совсем плохо. Он сделался аббатом. – Ах, какая жалость! – сказала герцогиня, небрежно играя своим веером. – Но я, право, очень благодарна вам, граф. – За что же? – За то, что вы вызвали одно из самых приятных воспоминаний моей молодости. – А могу я напомнить вам другое? – Имеющее связь с этим? – И да и нет. – Что ж, – сказала г-жа де Шеврез, – говорите. С таким человеком, как вы, можно ничего не бояться. Атос поклонился. – Арамис был в очень близких отношениях с одной молоденькой белошвейкой из Тура, – сказал он. – С белошвейкой из Тура? – Да. Ее звали Мари Мишон, и она приходилась ему кузиной. – Ах, я знаю ee! – воскликнула герцогиня. – Это та, которой он писал во время осады Ла-Рошели, предупреждая ее о заговоре против бедного Бекингэма! – Она самая. Позвольте мне говорить о ней? Герцогиня взглянула на него. – Да, если вы не будете отзываться о ней слишком дурно, – сказала она. – Это было бы черной неблагодарностью с моей стороны, – сказал Атос. – А по-моему, неблагодарность не недостаток и не грех, а порок, что гораздо хуже. – Неблагодарность по отношению к Мари Мишон? И с вашей стороны, граф? – воскликнула герцогиня, пристально смотря на Атоса и как бы стараясь прочесть его тайные мысли. – Но разве это возможно? Ведь вы даже не были знакомы с ней. – Кто знает, сударыня? Может быть, и был, – сказал Атос. – Народная пословица гласит, что только гора с горой не сходится, а народные пословицы иной раз изумительно верны. – О, продолжайте, продолжайте, – быстро проговорила герцогиня. – Вы не можете себе представить, с каким любопытством я вас слушаю. – Вы придаете мне смелости, сударыня, – я буду продолжать. Эта кузина Арамиса, эта Мари Мишон, эта молоденькая белошвейка, несмотря на свое низкое общественное положение, была знакома с блестящей знатью. Самые важные придворные дамы считали ее своим другом, а королева, несмотря на всю свою гордость – двойную гордость испанки и австриячки, – называла ее своей сестрою. – Увы! – проговорила герцогиня с легким вздохом и чуть заметным, свойственным ей одной движением бровей. – С тех пор многое изменилось. – И королева была права, – продолжал Атос. – Мари Мишон была действительно глубоко предана ей, предана до такой степени, что решилась быть посредницей между нею и ее братом, испанским королем. – А теперь это вменяют ей в преступление, – заметила герцогиня. – Тогда кардинал – настоящий кардинал, не этот – решил в один прекрасный день арестовать бедную Мари Мишон и отправить ее в замок Лош. К счастью, об этом замысле узнали вовремя. Его даже предвидели и заранее условились: королева должна была прислать Мари Мишон молитвенник в зеленом бархатном переплете, если той будет грозить какая-нибудь опасность. – Да, именно так, вы хорошо осведомлены. – Однажды утром принц де Марсильяк принес Мари книгу в зеленом переплете. Нельзя было терять ни минуты. К счастью, Мари Мишон и ее служанка Кэтти отлично умели носить мужской наряд. Принц доставил им платье – дорожный костюм для Мари и ливрею для Кэтти, а также двух отличных лошадей. Беглянки поспешно оставили Тур и направились в Испанию. Не решаясь показываться на больших дорогах, они ехали проселочными, вздрагивая от страха при малейшем шуме, и часто, когда на пути не встречалось гостиниц, пользовались случайным приютом. – Все это правда, истинная правда! – воскликнула герцогиня, хлопая в ладоши. – Было бы очень любопытно… Она остановилась. – Если б я проследил за путешественницами до самого конца? – спросил Атос. – Нет, герцогиня, я не позволю себе так злоупотреблять вашим временем. Мы доберемся с ними только до маленького селения Рош-Лабейль, лежащего между Тюллем и Ангулемом. Герцогиня вскрикнула и с таким изумлением взглянула на Атоса, что бывший мушкетер не мог удержаться от улыбки. – Подождите, сударыня, – сказал он, – теперь мне остается рассказать вам нечто, еще более необычайное. – Вы колдун, сударь! – воскликнула герцогиня. – Я ко всему готова, но, право же… Впрочем, продолжайте. – В тот день они ехали долго, дорога была трудная. Стояла холодная погода – это было одиннадцатого октября. В селении не было ни гостиницы, ни замка, одни только жалкие грязные крестьянские домишки. Между тем у Мари Мишон были самые аристократические привычки: подобно своей сестре-королеве, она привыкла к проветренной спальне и тонкому белью. Она решилась просить гостеприимства у священника. Атос остановился. – Продолжайте, – сказала герцогиня. – Я уже говорила вам, что готова ко всему. – Путешественницы постучались в дверь. Было поздно. Священник уже лег. Он крикнул им: «Войдите!» Они вошли, так как дверь была незаперта. В деревнях люди доверчивы. В спальне священника горела лампа. Мари Мишон, очаровательная в мужском платье, толкнула дверь, просунула голову в комнату и попросила позволения переночевать. «Пожалуйста, молодой человек, – сказал священник, – если вы согласны удовольствоваться остатками моего ужина и половиною моей комнаты». Путешественницы пошептались между собой, и священник слышал, как они громко смеялись. А потом раздался голос молодого господина или, вернее, госпожи: «Благодарю вас, господин кюре. Мне это подходит». – «В таком случае ужинайте, но постарайтесь поменьше шуметь. Я тоже не сходил с седла весь день и не прочь хорошенько выспаться». Удивление герцогини де Шеврез сперва сменилось изумлением, а теперь она была просто ошеломлена. Лицо ее приобрело выражение, которое невозможно описать никакими словами: видно было, что ей хочется сказать что-то, но она молчит из опасения пропустить хоть одно слово своего собеседника. – А дальше? – спросила она. – Дальше? Вот это действительно самое трудное. – Говорите, говорите! Мне можно сказать все. К тому же это меня нисколько не касается, – это дело Мари Мишон. – Ах да, совершенно верно! Итак, Мари Мишон поужинала со своей служанкой, а после ужина, пользуясь данным ей позволением, вошла в спальню священника. Кэтти уже устроилась на ночь в кресле в передней комнате, то есть там, где они ужинали. – Послушайте! – воскликнула герцогиня. – Если только вы не сам сатана, то я не могу понять, каким образом узнали вы все эти подробности! – Мари Мишон была прелестная женщина, – продолжал Атос, – одно из тех сумасбродных созданий, которым постоянно приходят в голову самые странные причуды и которые созданы всем нам на погибель. И вот, когда эта кокетка подумала, что ее хозяин – священник, ей пришло на ум, что под старость забавно будет иметь в числе многих веселых воспоминаний еще лишнее веселое воспоминание о священнике, попавшем по ее милости в ад. – Честное слово, граф, вы меня приводите в ужас. – Увы! Бедный священник был не святой Амвросий, а Мари Мишон, повторяю, была очаровательная женщина.