– Чавес не уходит! – скандировали толпы на улицах и площадях. Маурисио и его агенты сразу зафиксировали внезапный подъем народных протестов и быстро стали принимать меры, чтобы поддержать их, расширить и сделать более эффективными. Из Гаваны по сотовому телефону Маурисио получил зашифрованный и очень четкий приказ: Поддерживать активность чавистов из народа и уличные протесты. Сделай для этого все необходимое и сообщи, чего тебе не хватает. Мы окажем тебе любую помощь. И еще одно: проверь, не угрожает ли опасность семье Уго. Если надо, переправь ее сюда. Говоривший не представился. Но Маурисио знал: он только что слышал голос Фиделя Кастро. Краткосрочное президентство Эстевеса Ему не пришлось проводить избирательную кампанию и ездить по деревням, обнимая старушек и раздавая поцелуи их внукам. Не пришлось вести дискуссии с представителями всех слоев венесуэльского общества и обещать радикальные реформы. Сальвадор Эстевес и вообразить никогда не мог, что нежданно-негаданно станет президентом страны. Он был слишком далек от всего этого, занимая не более чем пост главы Ассоциации предпринимателей. И вполне искренне заявлял, что никогда не стремился обосноваться в президентском дворце. Но обстоятельства сложились таким образом, что его подхватил поток чьих-то эмоций, поступков и ошибок и поставил во главе страны, у которой уже имелся хозяин. Вот так и вышло, что ни с того ни с сего Сальвадор Эстевес очутился в роли контрреволюционного подопытного кролика, и судьба – злая судьба – заставила его возглавить временное правительство. Он и сам был не меньше, чем Уго Чавес, изумлен таким поворотом дел. Полной неожиданностью это стало и для Эвы Лопес. По общему мнению, за путчем, который привел к смещению венесуэльского лидера, так агрессивно нападавшего на Соединенные Штаты, стоял Вашингтон вместе с его главным “президентосвергательным” орудием – ЦРУ. Но это не было правдой. Череда сумбурных, непредсказуемых и непродуманных действий оппозиции застала Эву и ее агентов врасплох. Ни она сама, ни наиболее информированные осведомители не сумели заранее предсказать такой поворот событий, мало того, они и до сих пор не до конца разобрались в том, что же в действительности произошло. И наверняка знали только одно – сами они тут ни при чем. Что, разумеется, создавало для Эвы определенные проблемы, поскольку ее недоброжелатели в аппарате ЦРУ непременно воспользуются случаем, чтобы в очередной раз заявить: этой женщине не по силам контролировать столь изменчивую ситуацию, какая складывается в Венесуэле, стране очень важной с точки зрения интересов Соединенных Штатов. А ведь сколько раз она слышала на тренировочных занятиях в Управлении: “Хороший разведчик – это не тот, кто удивляется, а тот, кто удивляет”. Сейчас Эва с тревогой вспоминала такого рода наставления, поскольку сама уже дважды успела удивиться. Но не только Эва сомневалась в прочности своего служебного положения, новый и самопровозглашенный президент Республики Сальвадор Эстевес тоже чувствовал себя скверно. – У нас в Венесуэле утратить контроль над президентским дворцом значит утратить власть, – утверждал он с улыбкой, за которой пытался скрыть нервозность. Некая словно выросшая из-под земли коалиция сумела выставить прежнего президента из дворца, и теперь Эстевес невольно оказался в самой гуще событий. Однако… – Бог мой! – вздыхал он. – Чего они все от меня хотят? Все чего-то требуют, но никто не желает рисковать. У всех у них, видите ли, свои принципы. Нет, так я долго не выдержу. Йог на вертолете Генерал Энрике Мухика, который десять лет назад вместе с Уго Чавесом участвовал в неудавшемся военном перевороте, получил из рук ординарца факс с текстом, подписанным Чавесом, где говорилось, что тот от власти не отрекался. Генерал сразу узнал как его почерк, так и подпись и недолго думая начал действовать. Мухика командовал хорошо вооруженной и хорошо обученной элитной частью, расквартированной в городе Маракае, в двух часах езды от Каракаса. Ему подчинялись несколько армейских и парашютных бригад, а также ударные вертолеты. Мухика, которого товарищи издавна прозвали Йогом из-за его увлечения восточными духовными практиками, понимал, что медлить нельзя. Но даже сейчас поискать верный путь он захотел в книге “Дао Дэ Цзин” и нашел там следующее наставление Лао-цзы: “Нет беды тяжелее, чем недооценивать противника. Недооценка противника повредит моему сокровенному средству [дао]. В результате сражений те, кто скорбят, одерживают победу”. Если до этого он еще колебался, то теперь сразу принял решение. Быстро составил команду из лучших своих людей, потом собрал верных офицеров, чтобы наметить детальный план действий. Этот план основывался на твердой уверенности, что те, кто руководил мятежом против Чавеса, плохо организованы и не обладают ни нужными способностями, ни нужной огневой мощью, чтобы отбить атаку тех, кто хочет вернуть президенту власть. И в первую очередь это касалось Сальвадора Эстевеса. – А не получится ли так, что мы их недооцениваем, господин генерал? – явно нервничая, спросил один из офицеров. – Нет. Мы всего лишь воспользуемся тем, что они недооценивают нас и моего товарища Уго. Как недооценивают и любовь, какой пользуется у нашего народа Уго Чавес. Прежде чем сесть в один из трех вертолетов, готовых вылететь на остров и освободить президента, Мухика посетил некую радиостанцию и объявил, что Уго Чавес не подавал в отставку и что верные ему войска намерены освободить его. – Наш настоящий и законный президент, единственный, кого избрал на этот пост народ, очень скоро вернется во дворец Мирафлорес, – пообещал генерал, не слишком вдаваясь в подробности. Потом он зачитал записку, полученную от Чавеса по факсу, и призвал радиослушателей пересказать всем, кому можно, послание арестованного лидера, чтобы потом люди вышли на улицу и защитили своего конституционного президента. Десятки радиостанций по всей стране ретранслировали это выступление. Быстрорастущая волна надежды заставила сторонников Чавеса перейти к решительным действиям. Среди ночи простые столичные жители забегали по городу, разнося добрую весть. Народ любил Уго и хотел, чтобы он снова правил страной. Тем временем частные телеканалы, поддержавшие мятеж, согласованно устроили информационный blackout в надежде, что пока еще нестабильная ситуация стабилизируется в пользу тех, кто уже захватил власть. А положение и на самом деле было более чем неопределенным. Именно так охарактеризовала его Моника Паркер в беседах с иностранными журналистами, которые расспрашивали ее, пытаясь понять, что же происходит в Венесуэле. По мнению Паркер, ситуация становилась неконтролируемой и дело могло закончиться чем угодно. Ее изумляло, что новое правительство, вместо того чтобы озаботиться установлением военного контроля над страной, занялось мелкими и бессмысленными склоками и дележкой постов и сфер влияния между разными группами, поддержавшими путч. Но ни они, ни временный президент, ни остальные заговорщики не знали, что на рассвете три вертолета приземлились на далеком острове, где содержался Чавес. А тамошние военные, как офицеры, так и солдаты, даже не попытались оказать сопротивление освободителям президента. Мало того, они, стараясь воздержаться от слишком бурного проявления чувств, всячески показывали, что сочувствуют прибывшим, и даже помогли их вертолетам совершить посадку. Уго воспринял все это как чудо, буквально свалившееся с небес. Он попрощался со своими охранниками, выразив им благодарность и самые дружеские чувства. Те приветствовали его радостными криками. Все обнимались. – Счастья тебе, президент, не забывай о нас, – крикнул один из солдат. Так Уго, подобный птице фениксу, вместе с генералом Мухикой покинул остров и полетел в Каракас. Власть принадлежит народу, он завоевал ее на улицах Ребенку еще не исполнилось и трех лет, когда Лус Амелия нарядила его в красную рубашку и повела с собой в центр города на манифестацию. Как и миллионы венесуэльцев, молодая мать отозвалась на призыв президента, брошенный за несколько дней до устроенного против него путча: “Для революции начался самый трудный этап, потому что мы стали углублять ее. И народ должен защитить революцию!” И вот теперь в приют для жертв стихийного бедствия, где так до сих пор и жила Лус Амелия, по радио дошло известие: оказывается, их президент и не думал отрекаться от власти. Услышав это, женщина бросилась туда, где обычно собирался боливарианский кружок, в котором она состояла, чтобы присоединить свой голос к голосам тех, кто требовал освобождения их лидера и роспуска правительства путчистов. Лус Амелия поступала так по велению сердца. Она выбежала на улицу, потому что слепо верила в Чавеса и в его революцию. Она была уверена: защищать революцию значит бороться за будущее ее маленького сына, за достойное жилье, которое ей клятвенно пообещали предоставить, за качественные здравоохранение, образование и работу, которую ей непременно дадут в каком-нибудь министерстве. Однако, вопреки ее убеждению, то, что выглядело как проявление беспредельной любви народа к Чавесу, в действительности не всегда являлось таким уж чистым и бескорыстным чувством. В большинстве своем “колективос” превратились в жестокие банды, которые действительно поддерживали режим, но одновременно еще и безжалостно орудовали на столичных улицах. Многие из них получали деньги от организации Прана, других подталкивали к активным действиям люди, подчиненные Маурисио Боско. Например, агенты, действующие под прикрытием бутиков “Элита”, собирали ценнейшую и достоверную информацию “изнутри”. Они раньше других узнавали, что происходит в каждом городе, а главное – в каждом военном гарнизоне. “Кто на чьей стороне?” – этот вопрос то и дело звучал в военной среде. Наиболее достоверные ответы на него можно было услышать из уст некоторых клиенток “Элиты”. Ведь речь шла об их мужьях. Но Маурисио управлял не только этой сетью. Существовали и другие, куда более засекреченные. Люди там были хорошо вооружены и хорошо подготовлены. И Маурисио знал, как им следует поступать в такой ситуации, как нынешняя. Неслучайно они загодя тщательно прорабатывали несколько вариантов развития событий, чтобы не допустить гипотетического свержения президента Чавеса. Как всегда, оберегая тайну своей подлинной личности, Маурисио сказал Монике, что в Панаме возникли проблемы, связанные с учетом товарных запасов в магазинах сети “Элита”. К тому же в Венесуэле царит такая неразбериха, что ему лучше на несколько недель покинуть страну. Но на самом деле он и не думал никуда уезжать. Используя накладные усы, парик, очки и надвинув на лоб бейсболку, он целые дни проводил на улицах Каракаса. Смешавшись с толпой сторонников Чавеса, Боско по собственным впечатлениям оценивал размах протестов. При этом строго соблюдал правило: никогда лично не выходить на связь с теми, кто образует его агентурную сеть. Еще до рассвета он привел в действие план, детально отработанный вместе с кубинцами, внедренными в бедные районы Каракаса под видом спортивных тренеров, младшего медицинского персонала или работников культуры. При этом все их действия контролировались непосредственно самим Фиделем Кастро из обрудованного специальной техникой зала в Гаване. Пран и Вилли Гарсиа тоже не сидели сложа руки. Но прежде Вилли отправил всю свою семью на личном самолете в Майами, а сам перебрался в тюрьму к Прану. Находясь там, эти двое делали все возможное, чтобы дестабилизировать новое временное правительство и помочь Уго вернуться к власти. Лус Амелия и ее сын казались всего лишь двумя маленькими красными рыбками в людской реке, хлынувшей на главные улицы столицы. Некоторые потоки направились к военной базе, где пребывали генералы-путчисты. Люди полагали, что именно там содержат их законного президента. Самые решительные хотели взять базу штурмом, хотя у них не было никакого оружия и их всех могли легко перебить. Но они вознамерились стоять до конца – пока Уго не окажется на свободе и не вернется во дворец Милафлорес. Другие группы – ими руководили люди Маурисио Боско – двинулись к правительственному дворцу и к тем радио- и телестудиям, которые в эти тревожные часы показывали исключительно новое правительство и хранили подозрительно дружное молчание о судьбе человека, до недавнего времени правившего страной. Людская река несла Лус Амелию, которая одной рукой крепко держала сына, а другую со сжатым кулаком тянула вверх, изредка ею же вытирая слезы, выступавшие от избытка чувств. Люди вокруг выкрикивали революционные лозунги. – Свободу! Свободу! Свободу Уго! – кричал и ее малыш, подражая тысячам одетых в красное взрослых, шедших рядом с ним и его мамой. Дворец отбит Наступил второй день президентства Эстевеса. Ни он, ни его товарищи-путчисты еще не знают, что генерал Мухика со своими людьми уже освободил Уго Чавеса и что сейчас тот летит на вертолете в Каракас. Не знают они и того, что охрана дворца, которую еще не успели заменить, остается верной Чавесу и уже получила от своих тайных “координаторов” указание быть готовой к решительным действиям по первому же сигналу. Но вопреки тому, что вокруг дворца собрались тысячи чавистов, не желающих ничего слышать о новом правительстве, что главы многих государств выражают свое возмущение и осуждают случившийся в Венесуэле переворот как нарушающий Конституцию, Сальвадор Эстевес и его окружение продолжают, импровизируя по ходу дела, укреплять свою власть и намерены в самое ближайшее время привести к присяге министров. Церемония принятия присяги новым правительством даже отдаленно не напоминает праздник. Собравшиеся выглядят растерянными и озабоченными. Документ о составе нового правительства подписали более четырехсот человек, однако это отнюдь не значит, что между ними существует хоть какое-нибудь согласие. Как, по сути, не существует и самого правительства. Часть сторонников Эстевеса недовольна тем, что в его состав не вошли представители некоторых оппозиционных партий и общественных организаций. Сразу бросается в глаза отсутствие в нем профсоюзных деятелей, независимых граждан или организаций, занимающихся защитой прав человека. А главное – отсутствие руководителей нефтяной отрасли, чья активная протестная позиция сыграла решающую роль в свержении Чавеса. Один из высокопоставленных военных покинул мероприятие, узнав, что пост министра обороны отдан другому. Он обижен до такой степени, что немедленно связывается со сторонниками Уго и переходит в их лагерь. Члены временного правительства чувствуют себя весьма неуверенно. Сил оппозиционного альянса хватило лишь на то, чтобы лишить Чавеса власти. Создается впечатление, будто они боятся продвинуться вперед хотя бы еще на один шаг, понимая, что при малейшем их движении все может рухнуть. И вот наступает момент принесения присяги. Однако человек, ведущий церемонию, заметно нервничая и заикаясь, произносит: – Мы просим всех присутствующих покинуть дворец. Церемония переносится на другое время. Бутылки шампанского так и остаются стоять на столах, их не успели даже открыть, потому что неожиданная новость о возвращении Уго Чавеса в столицу вызывает панику. Коридоры Мирафлореса сразу превращаются в беговые дорожки. Временного президента нигде не видно. И никто не знает, куда он подевался. По-парадному одетые мужчины и разряженные дамы несутся к дверям как слепые зайцы. А тем временем рота, состоящая всего из сотни с небольшим солдат, захватывает дворец, иначе говоря, захватывает власть. Группа министров, которых сопровождает оператор с камерой, быстро шествует в главный дворцовый зал. Кто-то из них объявляет, что Уго Чавес прибудет сюда через несколько часов. Тот же человек садится в президентское кресло со словами: – Мы пришли, чтобы сохранить это кресло для Чавеса. И не двинемся с места, пока он не явится во дворец сам. Снаружи Лус Амелия и ее маленький сын вместе с толпой кричат: “Да здравствует Чавес! Да здравствует Чавес! Ура Чавесу!” С этого момента зрители частных телеканалов обречены смотреть исключительно мультфильмы. Политическая комедия приближается к своему финалу. Но очень скоро на экраны телевизоров вернется революция. Я все еще словно в дурмане После нескольких часов полета, показавшихся возбужденному Чавесу вечностью, вертолет приземлился на территории президентского дворца, уже покинутого путчистами и теперь окруженного ликующей толпой. Решительно, но и не без опаски Уго вместе со своими людьми, как военными, так и гражданскими, прошел по коридорам и залам, опустевшим после бегства его противников. Сальвадор Эстевес попросил убежища в посольстве Колумбии. Временные министры его недолговечного правительства тоже попрятались и мечтали выехать за границу. Оппозиционеры по всей стране предусмотрительно покидали те места, где они еще недавно собирались. Итак, президент вернулся с триумфом, он расточает улыбки, народ приветствует его ликующими криками, личная охрана, министры и близкие друзья душат Уго в объятиях. Светлое воскресенье! Славный день начинается с радостных толп, празднующих возвращение Чавеса: “Он вернулся! Вернулся! Вернулся!” Сохранившие верность президенту войска вновь занимают государственные телекомпании, и на экраны возвращаются министры и члены “демократического правительства, которое возглавляет Уго Чавес”. Его сторонники в мгновение ока выбираются из своих убежищ, чтобы удостовериться, что Чавес опять с ними. Раннее утро. Без двадцати пять. Закончилась Страстная неделя. День Господень. Но сегодня “Господь” для многих – это Чавес, а произнесенные им слова – Евангелие. Он смотрит в телекамеру так, словно смотрит в глаза каждому жителю страны. Начинает Уго очень серьезно: – Богу Богово, кесарю кесарево, а народу народово. – Он делает долгую паузу, она длится несколько минут. Потом тишину взрывают оглушительные аплодисменты и счастливые крики. – Должен признаться, что я до сих пор словно в дурмане. И уж поверьте мне: того, что я испытал, хватит не на одну книгу… Но нынче утром я хочу быть кратким, потому что пережил все равно что воскрешение. И теперь прошу всех венесуэльцев вернуться в свои дома, прошу всех успокоиться. Произошли ужасные события, они принесли нам горе, принесли кровь, принесли слезы и растерянность. Но мы еще проанализуем причины того, что с нами случилось.