— Ты убьёшь его, — предупреждает резкий голос. Не знаю чей. Мне плевать, кто это может быть. Это не имеет значения. Существо, нависающее надо мной, рычит и швыряет меня на каменную поверхность. — Хочешь занять его место? — Хочу, чтобы он выжил. Как и твоя госпожа. От нового рыка я содрогаюсь всем телом. — Его тело столько не выдержит. — Я едва начал! — возмутился мучитель. — Он не может быть настолько слабым. — Ты проделал отличную работу… наказывая его. Если остановишься сейчас, то, вероятно, у тебя ещё будет шанс помучить его потом. Если же продолжишь, то разрушишь его разум или тело. Твоя госпожа, возможно, оценит повреждённый разум, но ты его уже не сможешь наказывать. Если же испортишь тело, она спустит с тебя шкуру. Должно быть, незнакомец победил в этом споре, потому что земля начинает трястись, грохот постепенно отдаляется. — Рев, — шепчет голос. Я пытаюсь разлепить глаза, но безуспешно. Пытаюсь заговорить, но губы не открываются. — Это я, — заявляет голос. — Рихган. Имя моего брата мгновенно отзывается во мне. Рихган. Мой брат. Пришёл меня спасти. — Ты поправишься, — заверяет он. Я никогда ещё не испытывал такой боли. Это длилось недолго… вроде бы. Мантикора просто швырнул меня о камень несколько раз, а дальше я не помню. — Можешь исцелить себя? Станет легче. Я стону. Шевелиться слишком больно. Магия бурлит под кожей, но у меня нет сил направить её. — Кейлин, — бормочу я. Я слышу раздражение в голосе Рихгана, когда он произносит следующие слова: — Она пока ещё в порядке. Не знаю, почему ты вообще за неё переживаешь. Она бросила тебя, и теперь тебя пытают. Я быстро моргаю. Сложно сказать, что с моим зрением, потому что я вижу лишь кромешную тьму. Постепенно ко мне возвращается контроль над телом. Я уже могу двигать руками и ногами, хотя боль всё ещё сильна. Живот сводит при попытке подняться. — Лежи на месте, дурак, — говорит Рихган. — Сначала залечи разум, а затем кости. У тебя наверняка сильное сотрясение, а то и внутреннее кровотечение. Этой твари повезло, что у тебя целительский дар, иначе ты был бы уже мёртв. Я мычу, пытаясь вернуть контроль над кружащейся головой. Наконец, моя магия вспыхивает тёплым светом в моём разуме. Рихган прав, мой мозг пострадал больше всего. Тяжело дыша, я использую магию, чтобы исправить сотрясение. Мои конечности ноют от боли, перед глазами всё кружится. Но спустя несколько минут разум возвращается… в относительно нормальное состояние. Мне всё ещё тяжело думать о чём-либо, пока тело так сильно болит. Я не могу пошевелиться, потому что сломанные кости тут же дают о себе знать. На то, чтобы исцелить всё остальное, уйдёт немало времени. И, чёрт побери, я не хочу расходовать весь резерв. Что ещё я могу сделать? — Возможно, — выдавливаю я между тяжёлыми вздохами, — ты захочешь сообщить своей хозяйке, что если мантикора сделает это снова, то у меня уже не останется магии на исцеление. — Моей хозяйке? — А разве нет? — Нет. Я заключил с ней сделку, чтобы спасти тебе жизнь, только и всего. — Ммм, — мычу я. Не знаю всех намерений Рихгана, но не верю, что он правда целиком и полностью на моей стороне. — Кейлин? — повторяю я. Мне нужно знать, как она. — Она никогда тебя не полюбит. — Я не спрашивал твоего мнения о наших отношениях, — со стоном огрызаюсь я. — Ты вообще ничего не спрашивал. Просто бормочешь имя этой шлюхи снова и снова. Слабый рык вырывается из моего горла, ярость кипит в груди, но сил на большее нет. — Не смей… — шпилю я. — Ладно, ладно. Она святая. Подумаешь, хладнокровно меня убила. — После того, как ты угрожал ей. Причинил ей боль. — Мелочи. — Факты. — И всё-таки она вонзила кинжал мне в сердце. Я ведь имею право злиться? — Злись. Но не обзывай её. Он раздражённо вздыхает, и я пользуюсь моментом, чтобы направить магию в пострадавшие места. У меня сломано несколько рёбер и бедренная кость, но сначала мне нужно вправить плечо. — Твоя суженая жива. Вселяющая Ужас ещё не добралась до неё. Пока что. Она никогда тебя не полюбит. Чёрт. Как же бесит, что эти слова въелись в подкорку. — Почему ты сказал, что она никогда меня не полюбит? Рихган усмехается. — Не смог удержаться, да? Да, конечно, она по-своему тебя любит, иначе бы не хотела пожертвовать всем, что у неё есть, ради тебя. Но она не может любить тебя так, как ты того хочешь. Так, как любят друг друга истинные. Сглатываю. — Почему? — Потому что она сломлена. — Нет, — возражаю я, но моё сердце болит, и часть меня задаётся вопросом: а вдруг он прав? Сейчас она сломлена, её сердце было разбито больше десяти лет. Но это можно исцелить… — Она никогда не примет твою любовь, потому что ещё не простила себя. Моё сердце сжимается от осознания этой правды. Она никогда не видела надежды для себя. Всегда была готова умереть. Не потому что не хочет жить, а потому считает, что заслуживает этого. Кейлин Я бегу по каменистой тропе, усыпанной пеплом. Тёмные хлопья падают с неба, точно снег, но только вместо приятного морозца они приносят разъедающую кислоту. Жгучая боль опаляет каждый сантиметр моей открытой кожи, оставляя красные пятна, но я, стиснув зубы, терплю этот зуд. Воздух здесь горячий и плотной, яд в атмосфере всё более сконцентрированный. Пойму ли я, когда доберусь до зоны, где живое существо не протянет и часа? Или это всего лишь преувеличение? Этот кислотный боль причиняет боль, но я уже здесь больше часа. Может, я умираю, даже не осознавая этого? Позволит ли вообще Несущий Ночь умереть мне вот так? Я нужна ему. И Вселяющей Ужас. Я не знаю ответов ни на один из этих вопросов. Знаю только, что я должна сделать. Каждый глоток воздуха вызывает новую волну боли в груди, но я не могу фокусироваться сейчас на этом. «Помнишь, как это было?» Я спотыкаюсь, но удерживаю равновесие и продолжаю бежать вверх по склону. «Когда я продырявил тебя насквозь? Когда я пытал тебя? Разрывал в клочья твою душу?» «Нет!» — мысленно ору я. — «Ты не добрался до моей души». Нездоровый хохот — не мой — гремит в моей груди. «Нет, я просто дал тебе свою». Я сдерживаю всхлип, слёзы жгут глаза. — Ты меня не получишь, — шепчу я между тяжёлыми вдохами. — Что? — спрашивает Даррен. — Ничего! — выкрикиваю я.