Он лишь покачал головой и подался вперед. – Тайлер. – Вспомнив о присутствии моего сына, он понизил голос до шепота: – Я могу скормить газетчикам все, что пожелаешь, но перед камерами тебе лучше вести себя более открыто. На дворе двадцать первый век, и люди… избиратели, – уточнил он, – хотят знать все. – То, что их не касается, – тихим голосом возразил я, прислушиваясь, как Кристиан продолжает спокойно играть. В моем прошлом нет никаких позорных поступков или преступлений, но пресса начала интересоваться моим сыном – какое место я занимаю в его жизни, – и моими интимными отношениями. Черт возьми, это никого не касается. А Джей хотел выложить меня перед ними как на ладони. Брат откинулся обратно на сиденье. – Ким Кардашьян выкладывает в «Инстаграм» фото своей задницы, – процедил он сквозь зубы. – В таком уж мире мы живем, да поможет нам Бог, и клянусь, одна фотка того, что ты ел на завтрак, привлечет к тебе больше сторонников, чем любая предвыборная речь или рекламный ролик. Будь общительнее. «Твиттер», «Фейсбук»… – У тебя есть люди для выполнения этого дерь… – Я умолк, бросил взгляд на сына, а затем снова на Джея. – Для этой ерунды, – поправил себя я, не желая выражаться в присутствии Кристиана. От плохой привычки трудно избавиться, и поскольку Кристиан всегда – всегда – жил со своей матерью, я не беспокоился о том, какие выражения употребляю. Теперь мне приходилось постоянно следить за языком в его присутствии – все равно что находиться на публичном мероприятии или перед камерами. Себя настоящего не всегда нужно показывать. Первое, что я сделал прошлой зимой, когда решил начать подготовку к выборам, – это набрал команду специально обученных людей, чтобы те занимались моим сайтом и социальными сетями и избавили меня от этой необходимости. Официально свою кандидатуру я еще не выдвигал, и предвыборная кампания должна была стартовать только через полгода, но мы уже закладывали фундамент. Брат кивнул. – Да, у нас есть люди, которые ведут твои аккаунты в соцсетях, но было бы неплохо, если бы ты добавил их постам немного индивидуальности. Выкладывай истории об отцовстве, смешные анекдоты, селфи… что угодно. – Он отмахнулся от меня. – Люди крепко подсаживаются на эту дрянь. Они проглотят наживку. Я закрыл глаза и потер виски. До выборов осталось больше года, но в случае победы меня ждет еще более активное вторжение в личную жизнь. – Серьезно, посмотри на него. – Джей указал на Кристиана. Я увидел, как тот, горизонтально развернув телефон и зажав его между ладоней, с невероятной скоростью постукивает по экрану двумя большими пальцами. Он занимался этим круглыми сутками, и я не мог припомнить, когда последний раз мы смотрели друг другу в глаза. При каждой моей попытке завязать разговор и поинтересоваться, чем он занимается, он вел себя так, словно плохо меня слышит. Джей прав. Кристиан крепко подсел. Как и все остальные. – Тебе обязательно все время торчать в этой штуке? – Я не сумел скрыть раздражения в голосе. Судя по тому, что сын почти не потрудился скрыть красноречивую гримасу, он меня слышал. – Кристиан, – окликнул я мальчишку и выхватил телефон из его рук в попытке привлечь внимание. Или, возможно, получить хоть какую-то ответную реакцию. Он стиснул челюсти и выдохнул с таким видом, словно терпеть меня не может. С тех пор, как неделю назад его мать и отчим отправились в исследовательскую экспедицию, а Кристиан перебрался ко мне, он игнорировал меня. – Ладно, – с вызовом произнес он, уронив руки на колени и презрительно глядя на меня. – О чем ты хочешь поговорить? Я приподнял бровь, в некотором роде застигнутый врасплох. Я ожидал, что он начнет спорить – или, возможно, проигнорирует меня, как обычно, – но хотелось ли мне с ним поговорить? Много лет я пытался поговорить с ним, установить контакт, однако теперь понял, что не знаю, о чем вести беседу. И Кристиан это понял. Он догадался, что я понятия не имею, какого черта делаю. Он усмехнулся и одарил меня снисходительным взглядом. – Да ладно тебе, – проворчал Кристиан. – Вряд ли мы похожи на разлученных в детстве братьев, тем более – на отца и сына. Не начинай того, что, как мы оба знаем, не закончишь. Он потянулся за телефоном, но я выразительно посмотрел на него и отдернул руку. – Отдай! – с напряженным выражением лица выпалил сын. – Мисс Брэдбери – или как там ее зовут – одолжила мне свою батарею, и я должен вернуть ее завтра. – Очень жаль, – рявкнул я, засовывая его телефон в карман и прожигая взглядом брата. – Видишь, в этом-то и вся проблема. Какой пример подают учителя, которые позволяют детям зависать в гаджетах?! – Кто бы говорил, – огрызнулся Кристиан. – Ты все время где-то зависаешь, и для этого тебе не нужны гаджеты. Я опустил голову и стиснул челюсти. Господи Боже. Если бы я не был так чертовски зол, то, возможно, рассмеялся бы. В детстве и сам не раз доводил отца. Кристиан очень похож на меня внешне, но даже если бы это было не так, в нашем родстве не возникло бы никаких сомнений. В его возрасте я вел себя столь же вызывающе. – Направь энергию в нужное русло, – заметил Джей, пытаясь образумить меня, и напомнил: – Времени мало. Направить энергию в нужное русло. У меня мало времени. Другими словами, брат не считает заведомо проигранный спор с сыном хорошей тратой времени. Я посмотрел на Кристиана, который бесцельно уставился в окно, и ощутил тяжесть в груди. Наши отношения сложились дерьмово лишь по моей вине. Меня не удивило, что он сопротивлялся принятому мной и его матерью решению оставить его здесь на год, вместо того чтобы ехать в Африку. Ему требовалось время. Само собой, у меня этого времени не было, но даже когда я старался установить контакт, он закрывался от меня. Меня, конечно, нельзя назвать отцом года, но я поддерживал его всю жизнь и всегда хорошо к нему относился. Меня заботили его желания и потребности, и пусть, быть может, я недостаточно старался и не ставил сына превыше всего остального, но я и понятия не имел, что будет так трудно общаться с ним. Я и сам не всегда ладил с отцом, но уважал его. О Кристиане нельзя было сказать того же. Становилось все труднее и труднее игнорировать голос разума, который твердил, что уже слишком поздно. Машина свернула на Пританиа-стрит, вырулив на одну из множества разбитых, покрытых выбоинами дорог Нового Орлеана, и я отвернулся к окну, потому что беседа прекратилась. На улицах, полных бутиков, магазинов и уютных ресторанов, царила вечерняя суета. Среди всех районов города – Французского квартала, Мариньи, Центрального делового района, района Складов, средней и верхней части города – именно район Садов пленил меня больше всего. Расположенная между Сент-Чарльз-авеню и Мэгэзин-стрит, Притания считалась одной из красивейших по архитектуре улиц в районе. Ее украшали пестрые краски, цветы и зелень, а также популярные рестораны, расположенные в зданиях, которые, вероятно, не выдержали бы никакой санитарной проверки. Роскошь и самобытность здесь легко смешивались с трещинами и стариной, и это называлось характером. Такое нельзя купить или описать словами. Тем же самым определяется и понятие родного дома. Особняки девятнадцатого века возвышались по обеим сторонам улицы, спрятавшись за коваными железными воротами и чередой громадных зеленых дубов. Газовое пламя мерцало в фонарях, висевших у парадных дверей, и мимо проезжали велосипедисты с рюкзаками на плечах – вероятно, студенты – или с закинутыми за спину музыкальными инструментами – уличные артисты. В небе, озарив кипящие жизнью улицы, сверкнула молния, а затем прогремел гром, напомнив, что сезон ураганов еще не окончен. В ближайшие недели обрушатся обильные ливни. Мы въехали в более спокойный и живописный район, а затем замедлили ход и свернули на подъездную дорожку, уводящую нас все дальше за стену деревьев, к моему дому. Старый викторианский особняк, расположенный на большом участке земли, имел три этажа, бассейн и гостевой дом на территории. Хотя десять лет назад я приобрел его в ужасном состоянии, уже тогда покупка казалась мне выгодной. Вся прелесть заключалась в тихом, уединенном месте расположения, хотя находился он в самом центре города. До баров, ресторанов и магазинов было рукой подать, но их шум сюда не долетал. Вокруг простирался акр земли, покрытой самой пышной растительностью, которую я когда-либо видел, а по периметру росли старые дубы, чьи раскидистые ветви скрывали дом от любопытных глаз. Хотя мы с сыном почти не разговаривали, я знал, что ему здесь тоже нравится. Его мать проживала со своим мужем в более спокойной верхней части города, расположенной неподалеку отсюда – всего в нескольких кварталах, – но находящейся в ином мире с точки зрения оживленности и культуры. Заехав в гараж, мой водитель вышел, чтобы открыть нам двери, но Кристиан распахнул свою первым и выскочил, наверняка все еще злой от того, что лишился телефона. Я не собирался оставлять гаджет у себя, но раз уж сын решил проявить неуважение, то, в конце концов, и мне можно ответить ему тем же. Его мать сказала, что я должен заслужить его любовь, и, возможно, она права – понятное дело, Кристиану не за что любить меня, – но и нянчиться с ним я не собирался. Уважение к старшим – признак хорошего воспитания. Если я начну пытаться завоевать его любовь, не добившись уважения, он никогда не воспримет меня всерьез. А может, и воспринял бы. На самом деле я действовал наугад. Я увидел, как Кристиан влетел в дом через боковую дверь, и отмахнулся от Патрика, который собрался открыть мне дверь. Достал бумаги, полученные во время обхода учителей Кристиана, и передал их брату. – Это его учебные планы, – объяснил я. – Найди их в интернете и скачай на мой телефон, а затем отметь основные даты в моем ежедневнике, а также сохрани контактные данные всех учителей, – распорядился я. Джей коротко кивнул. – Считай, уже готово, – ответил он, просматривая бумаги. Прошлой весной Джей оставил работу в моей фирме и стал руководителем моей предвыборной кампании, чтобы бросить все силы на защиту моих политических интересов. Он также пытался сделать все, чтобы облегчить мне жизнь. – Это ведь она? – спросил брат, задержав взгляд на одной из бумаг. – Истон Брэдбери? Она? И тут я вспомнил, что Кристиан упоминал ее имя, говоря о батарее. Джей сунул бумаги в портфель и начал быстро набирать текст в телефоне. – Что ты делаешь? – поинтересовался я. – Ищу ее в интернете, – заявил как ни в чем не бывало он. Я тихонько рассмеялся, чтобы Джей меня не услышал. Спасибо Господу за моего брата и его техническую смекалку. Он собирал информацию обо всем и всех, и мне от этого была лишь польза. Но с сыном я предпочитал разбираться без его помощи. Я уже собирался выйти из машины, но задержался, когда Джей заговорил: – Двадцать три года, окончила с отличием университет Лойолы… – Мне все равно, – перебил я Джея, выходя из машины. По правде говоря, мне было не все равно. Мне нравилось вспоминать о ней, и с момента нашей встречи ни с одной женщиной я не испытывал такого удовольствия, как с ней, а ведь мы только разговаривали. Ее загадочность забавляла и привлекала меня, и я не хотел все разрушить. Я бы с огромной охотой переспал с Истон, но с мисс Брэдбери такое было недопустимо. Границы здесь очевидны, и их нельзя нарушать. Ради моего сына и карьеры. – Какие у меня планы на неделю? – сменил я тему разговора, войдя через боковую дверь в просторную кухню. – С понедельника по среду ты занят работой в офисе и проведением встреч. – Джей захлопнул за собой дверь и направился за мной через кухню и дальше по коридору, мимо гостиной и комнаты отдыха. – Но в четверг и пятницу все спокойно, – продолжил брат, – и я подтвердил твой ужин в эти выходные с мисс Маколифф. Если ты не решил его отменить, – добавил он. – Ни в коем случае. – Я снял галстук, вошел в свой кабинет и скинул пиджак. Тесса Маколифф вела себя нетребовательно и неприхотливо. Она была красива, скромна и хороша в постели, но, несмотря на рекомендации моего брата завязать с ней серьезные отношения – или с любой другой женщиной – для улучшения политической репутации, я не собирался ничего менять в своей жизни ради голосования. Избрание в сенат имело для меня большое значение, но Тессу я не любил, да и некогда было влюбляться. Похоже, ее это тоже вполне устраивало. Она работала продюсером и ведущей утреннего шоу на местном канале, и с самого первого дня у нас ни разу не возникало ложных представлений о том, чего ожидать друг от друга. Время от времени мы встречались за ужином, а потом заканчивали вечер в гостиничном номере. Вот и все. Я звонил ей, когда чувствовал в этом необходимость. Или она – мне. Дальше этого дело никогда не заходило. Еще в самом начале предвыборной кампании я задумывался о поиске серьезных отношений. Большинству избирателей нравятся кандидаты, которые на личном примере пропагандируют правильные семейные ценности – имеют супругу и детей, – но меня больше интересовала работа, и я решил не устраивать свою личную жизнь через силу. Мой сын, холостяцкий образ жизни, размышления о том, чтобы когда-нибудь завести еще детей – само собой, после того, как докажу, что способен воспитать уже имеющегося ребенка, – это мое личное дело и никого больше не касается. Какое, черт возьми, это имеет отношение к моей способности занимать высокий пост? – Парень ведь ужинал, верно? – спросил я у брата, обойдя стол и включив компьютер. Он расстегнул пиджак и бросил портфель на один из двух стульев, расположенных по другую сторону стола.