Эдмунд Спенсер. Королева фей 8 Сколь жутки были скорбные страницы, Что он прочел… Эдмунд Спенсер. Королева фей Когда Страйк и Робин сообщили весть о двоеженце-муже бледной женщине, которую между собой прозвали «миссис Хохолок-вторая», в комнате на пару минут воцарилось молчание. Во вторник утром весь ее небольшой, но уютнейший дом в центре Виндзора будто притих: сын с дочкой были в детском саду, а сама она перед приходом посетителей занималась уборкой. В воздухе пахло средством для полировки мебели, а на ковре виднелись следы от пылесоса. На сверкающем кофейном столике лежали десять сделанных в Торки снимков Хохолка, на которых он (без накладного хохолка), смеясь, выходил из пиццерии с двумя подростками, как две капли воды похожими на детишек, прижитых им в Виндзоре, и на ходу обнимал улыбающуюся женщину почти такого же вида, как и клиентка детективного агентства, только постарше. Робин отчетливо помнила, каково ей было увидеть выпавшую из супружеской постели сережку Сары Шедлок, и понимала, какие муки стыда и унижения скрываются сейчас за этой неподвижной бледностью. Страйк произносил вежливо-сочувственные фразы, но Робин готова была поспорить на всю сумму своего банковского счета, что миссис Хохолок его не слышит; словно в доказательство ее правоты миссис Хохолок резко вскочила с места и едва устояла на ногах от сильнейшего озноба. Прервавшись на полуслове, Страйк тяжело поднялся со стула, готовый ее подхватить. Но женщина, даже не глядя на него, шаткой походкой вышла из комнаты. Вскоре распахнулась парадная дверь, и детективы увидели, как их клиентка, вооруженная клюшкой для гольфа, подходит к припаркованной у дома красной «ауди Q3». – Дьявольщина! – вырвалось у Робин. Когда они подоспели, миссис Хохолок-вторая уже разбила лобовое стекло и несколько раз ударила по крыше, оставив на ней глубокие вмятины. Из всех окон глазели соседи, а в доме через дорогу захлебывались истерическим лаем два шпица. Страйк вырвал из женской руки клюшку номер четыре; миссис Хохолок бросила ему в лицо ругательство, попыталась вернуть себе орудие мести, а потом залилась неудержимыми слезами. Робин обхватила клиентку за плечи и решительно повела в дом; Страйк поспевал сзади, сжимая клюшку. В кухне Робин поручила ему приготовить кофе и найти где-нибудь бренди. По ее совету миссис Хохолок позвонила брату и упросила его приехать как можно скорее, но, когда она начала скролить список контактов, чтобы набрать номер Хохолка, Робин выхватила мобильный из ее ухоженных пальцев. – Отдайте! – выпучив глаза, потребовала миссис Хохолок, готовая ввязаться в драку. – Подлец… скотина… хочу с ним поговорить… дайте сюда! – Вы не о том думаете. – Страйк поставил перед ней кофе и бренди. – Он уже доказал, что ловко скрывает от вас и недвижимость, и деньги. Вам сейчас нужен самый прожженный адвокат. Они посидели с клиенткой, пока не приехал ее брат – одетый в дорогой костюм руководитель кадровой службы. Досадуя, что его выдернули из кресла в середине рабочего дня, он никак не мог взять в толк, о чем идет речь, и уже довел Страйка до белого каления. Если бы не вмешательство Робин, скандала было бы не избежать. – Вот баран! – возмущался Страйк на обратном пути. – Когда этот сукин сын женился на твоей сестре, он был женат на другой. Что тут непонятного? – Очень много непонятного, – с резкими нотками в голосе сказала Робин. – Человек не может предвидеть такого стечения обстоятельств. – Как думаешь, они меня услышали, когда я попросил не ссылаться на наше агентство? – Не услышали, – ответила Робин. И оказалась права. Через две недели после той поездки в Виндзор утренние газеты разместили на первых полосах красноречивые фотографии Хохолка и трех его женщин, на внутренних полосах – портреты Страйка, а в одном из таблоидов имя частного сыщика даже фигурировало в заголовке. Ему посвящались отдельные новостные сюжеты – уж очень эффектно смотрелись рядом знаменитый детектив и приземистый, лысеющий толстосум, ухитрившийся завести себе две семьи и любовницу. В тех редких случаях, когда Страйку приходилось давать свидетельские показания на громких процессах, он отпускал окладистую бороду, которая росла на удивление быстро, а газетчикам предоставлял старый снимок, изображавший его в военной форме. Нынешняя профессия не предполагала узнаваемости, и когда в агентство ломились требующие комментариев представители прессы, он вовсе не жаждал их видеть. Но ураган публичности, достигший небывалой силы, сместился в сторону обманутых жен Хохолка, которые образовали агрессивный союз против изменника-мужа. Распробовав вкус известности, они не только дали совместное интервью одному женскому журналу, но и сообща поучаствовали в дневных телеэфирах, где обсудили свою непростительную слепоту, потрясение и нежданную дружбу, дали слово, что Хохолок еще попомнит те дни, когда встретил первую и вторую, а также адресовали плохо завуалированное предупреждение его любовнице из Глазго (которая, кстати, не отступилась от Хохолка), чтобы та ни на что не рассчитывала, потому как официальные жены уж точно оберут этого негодяя до нитки. Стоял сентябрь, прохладный и переменчивый. Страйк позвонил Люси, чтобы извиниться за грубость в адрес ее детей, но она не смягчилась – очевидно, рассудила, что брат извинился лишь за слетевшие с языка слова, но даже не подумал забрать их назад. У Страйка гора свалилась с плеч, когда он узнал, что с началом учебного года мальчишки стали посещать спортивные секции выходного дня, а потому во время следующего визита в Сент-Моз он уже получил другое спальное место и возможность общения с Тедом и Джоан без прокурорского присутствия Люси. Тетушка порывалась, как прежде, кормить его домашними обедами, но заметно ослабела от химиотерапии. Больно было видеть, как она едва передвигается по кухне, но никакая сила не могла заставить ее присесть, и даже уговоры Теда не действовали. В субботу вечером, уложив жену спать, дядя разрыдался у Страйка на плече. Тед, всегда служивший для племянника нерушимым, незыблемым бастионом стойкости, и Страйк, способный заснуть в любой обстановке, не смыкали глаз до половины третьего ночи; глядя в темноту, несравнимую с лондонской, Страйк раздумывал, не побыть ли у стариков подольше, и презирал себя за решение вернуться в Лондон. Но если честно, в агентстве накопилось столько работы, что ему было совестно вновь перекладывать ее на плечи Робин и внештатных сотрудников, а самому прохлаждаться в Корнуолле. Не считая пяти текущих расследований, они с Робин постоянно занимались административными вопросами, связанными с привлечением дополнительной рабочей силы и продлением договора аренды хотя бы на год – помещение принадлежало застройщику, который выкупил все здание целиком. Много времени отнимали также попытки возобновить связи в полиции, чтобы раздобыть материалы дела сорокалетней давности об исчезновении Марго Бамборо. Моррис раньше служил в Главном полицейском управлении, равно как и Энди Хатчинс, их самый преданный внештатный сотрудник, неприметный, мрачноватый человек, которому, к счастью, удалось замедлить течение хронического заболевания, и оба они, каждый со своей стороны, тоже искали подходы к бывшим коллегам, но все запросы агентства разбивались о глухую стену – ответы варьировали от «Мыши сгрызли, не иначе» до «Отцепись, Страйк, не до тебя сейчас». Как-то дождливым вечером, когда Страйк пешком ходил по Сити за Жуком, стараясь не выдать себя хромотой и молча проклиная уже второго торговца дешевыми зонтами, разложившего свой товар посреди тротуара, у него зазвонил мобильный. Решив, что в агентстве возникла очередная проблема, требующая неотложного решения, он был застигнут врасплох незнакомым голосом: – Здорово, Страйк. Это Джордж. Слыхал я, ты решил копнуть дело Бамборо? С инспектором уголовной полиции Лэйборном они сталкивались лишь однажды, и, хотя в тот раз помощь Главному управлению оказало агентство, а не наоборот, Страйк не считал это знакомство достаточно тесным, чтобы просить Лэйборна об одолжении. – Здорово, Джордж. Ты правильно слыхал, – отвечал Страйк, глядя в спину Жука, входящего в винный бар. – Если интересно, можем пересечься завтра в шесть вечера. В «Фезерс», пойдет? – предложил Лэйборн. Страйк попросил Барклая, чтобы тот его подменил, и на другой день отправился в паб неподалеку от Скотленд-Ярда, где за стойкой уже сидел Лэйборн. С брюшком, седой, в годах, Лэйборн взял две пинты «Лондон прайд», и мужчины перешли за угловой стол. – Мой старик еще при Билле Тэлботе работал по делу Бамборо, – сообщил Лэйборн. – От него я и узнал. Какие у тебя подвижки? – Никаких. Просматриваю старые газеты, пытаюсь найти персонал той амбулатории, откуда она пропала. А чем еще заниматься, не видя полицейского досье? Вот только никто навстречу не идет. Лэйборн, который, как помнилось Страйку, любил вставить в разговор крепкое словцо, на сей раз вел себя более сдержанно. – В этом деле Бамборо черт ногу сломит, – тихо сказал он. – Тебе насчет Тэлбота уже шепнули? – Продолжай. – Крыша съехала, – сказал Лэйборн. – Натурально мозгами трахнулся. Он и раньше с тараканами был, но в семидесятые годы на это сквозь пальцы смотрели. Причем, заметь, для своего времени следователь был классный. Младшие офицеры замечали, что он не в себе, но когда по начальству доложили, им быстренько заткнули рты. Корпел он над делом Бамборо полгода, и вдруг среди ночи жена вызывает ему «скорую» – и отправляет в дурдом. Потом его на пенсию спровадили, и к этому делу он уже не вернулся – время было упущено. Вот уж десять лет с гаком, как его нет в живых, но слыхал я, он так и не простил себе, что запорол расследование. Когда подлечился, чуть от стыда не помер. – А как он расследование запорол? – Переоценивал свою интуицию, на улики болт забивал, свидетелей не опрашивал, за исключением тех, что вписывались в его версию… – …которая сводилась к тому, что Бамборо похитил Крид, так? – Точно, – сказал Лэйборн. – Хотя Крида в ту пору еще называли Эссекский Мясник – трупы первых двух жертв он вывез в Эппинг-Форест и в Чигуэлл. – Лэйборн сделал длинный глоток. – А Джеки Эйлетт по частям собирали на свалке промышленных отходов. Он – животное, другого слова нет. Животное. – А кому поручили следствие после Тэлбота? – спросил Страйк. – Был там один, Лоусон. Кен Лоусон, но он полгода потерял, следы остыли – досталось ему не дело, а натуральный бардак… Да и момент она неудачно выбрала, эта Марго Бамборо, – добавил Лэйборн. – Знаешь, что случилось месяц спустя после ее исчезновения? – Что? – Исчез лорд Лукан, – ответил Лэйборн. – Попробуй-ка удержать на первых полосах пропавшую докторшу, когда нянюшку члена палаты лордов нашли забитой насмерть, а сам он пустился в бега. Тогда как раз всплыли фотки из клуба «Плейбой» – тебе известно, что Бамборо снималась в костюме зайчика? – Ну да, – подтвердил Страйк. – Ей надо было за учебу платить, – продолжал Лэйборн, – но, если верить моему старику, родня ее не хотела полоскать грязное белье. Уперлись рогом, хотя эти фотки определенно могли помочь следствию. Ну, против родни не попрешь, так ведь? – А как считает твой отец: что на самом деле с ней произошло? – спросил Страйк. – Ну, если честно, – вздохнул Лэйборн, – он считает, что Тэлбот, скорее всего, был прав: Крид ее похитил. Ничто не предвещало ее бегства: паспорт дома оставила, ни чемодана, ни сумки с собой не взяла, ни даже смены одежды. Работа стабильная, деньги капали, опять же дитя малое. – В голове не укладывается, – заговорил Страйк. – Здоровая женщина двадцати девяти лет как сквозь землю провалилась на людной улице – и никто ничего не заметил. – Это верно, – кивнул Лэйборн. – Крид обычно хмельных подбирал. Но с другой-то стороны: вечер был темный, дождливый. Этим он тоже раньше пользовался. Ловко девиц убалтывал, сочувствие к себе вызывал. Две-три сами к нему на квартиру пришли. – В том районе видели такой же фургон, как у Крида, верно? – Ага, – подтвердил Лэйборн, – и, если верить моему папаше, никто этот фургон толком не проверил. Тэлбот слышать не желал, что водила мог спешить к себе домой чай пить. Уж казалось бы, чего проще, но нет, не стали заморачиваться. А я вот, к примеру, слышал, что прежний хахаль этой Бамборо поблизости ошивался. Не хочу сказать, что он ее и убил, но, по отцовским рассказам, Тэлбот, когда с этого перца показания снимал, половину времени допытывался, где тот был в ночь нападения на Хелен Уордроп. – Кого-кого? – Да проститутки. Которую Крид пытался похитить в семьдесят третьем. Ты же знаешь, он пару раз обломался. Взять хотя бы Пегги Хискетт – эта от него еще в семьдесят первом сбежала, в полицию пришла, словесный портрет составила, да только это не помогло. Крид ей запомнился как чернявый, плотного сложения, но это лишь потому, что он парик носил и в подбитое ватой бабье пальто кутался. А взяли его в конце концов благодаря Мелоди Бауэр. Певичка из ночного клуба, вылитая Дайана Росс. Крид подвалил к ней на автобусной остановке, предложил подвезти, стал в фургон подсаживать, а она ни в какую. Сбежала, примчалась в полицию, дала его точное описание и еще вспомнила, что у него жилье вроде бы в районе Парадиз-парка. Он с годами утратил нюх. Слишком много о себе возомнил. – Ты, я вижу, в полном курсе, Джордж. – Видишь ли, какая штука: после ареста Крида отец мой в числе первых к нему в подвал зашел. Так вот, он даже говорить не мог о том, что там творилось, хотя за годы службы всякое повидал: и заказуху, и бандитские разборки… Крид так и не признался в убийстве Бамборо, хотя само по себе это ничего не значит. Этот сучонок много загадок нам подбросил – до самой его смерти не разгадать. Кровопийца, ублюдок. Годами играл в кошки-мышки с родственниками убитых. Намекает, что еще многих женщин прикончил, но подробностей не раскрывает. В начале восьмидесятых какой-то щелкопер брал у него интервью, но с той поры никого больше к нему не допускают. Министерство юстиции запретило. А Криду огласка нужна, чтобы семьи жертв еще помучились. Только эта власть у него и осталась. – Лэйборн допил пиво и посмотрел на часы. – Все силы положу, чтоб помочь тебе это досье раздобыть. Старик мой будет доволен. Это расследование ему всю душу вымотало. Когда Страйк поднялся к себе в мансарду, ветер уже бушевал вовсю; в оконных рамах дребезжали залитые дождем, плохо подогнанные стекла. Первым делом он тщательно рассортировал чеки, которые для отчетности складывал в отдельный бумажник. В девять часов, разогрев на одноконфорочной плитке ужин, он вытянулся на кровати и взял с тумбочки подержанную биографию Денниса Крида «Демон Райского парка», которую заказал месяц назад и до сих пор не удосужился открыть. Расстегнув пояс брюк, который перетягивал набитый макаронами живот, Страйк громко и свободно рыгнул, закурил сигарету, откинулся на подушки и открыл книгу на первой странице, где в хронологической последовательности сухо перечислялись этапы долгого пути насильника и убийцы. 1937 Родился в Гринуэлл-Террас, Майл-Энд. 1954 Апрель: поступление на военную службу. Ноябрь: изнасилование школьницы Викки Хорнчерч, 15 лет. Приговорен к 2 годам колонии для несовершеннолетних. 1955–1961 Выполнял временные неквалифицированные работы на стройках и в учреждениях. Часто пользовался услугами проституток. 1961 Июль: изнасилование и истязание продавщицы Шейлы Гаскинс, 22 года. Приговорен к 5 годам лишения свободы с отбыванием срока в тюрьме Пентонвиль.