– Она все знала. Это все ресляндская магия! – сказала Уна и снова оказалась рядом. – Не на это ли рассчитывал Хитрый Лев? Ты бежишь, а Ярвин умирает. – Тогда и я бы умерла. – Я бы не сожалела, как и твой отец, – с чуть меньшей злостью ответила Уна и резко от нее отвернулась. Вся прямая и острая, как клинок. Она отошла к окну и уставилась во двор. – Ты бежала, хотя знала, чем все закончится, – уверенно сказал Ярвин. Он с силой сжал ее пальцы, Эйслинг вздрогнула, но промолчала, не зря училась не показывать свой страх. Хотя сейчас вроде бы бояться Ярвина стоило меньше всего. До нее долетало тяжелое дыхание, ей передавалась дрожь руки, еще немного – и он просто упадет! Такой почти слабый и даже беззащитный, но почему-то от испуга сердце все время сбивалось. Вдруг недалеко от кровати поднялся на ноги барс. Эйслинг не поверила своим глазам. Он казался почти прозрачным, но все равно угадывался. Огромный лобастый зверь сразу остановил взгляд на ней. Будто ему кто-то шепнул, где находится враг. Он зарычал и медленно пошел в сторону Эйслинг. – С этого дня ты не покидаешь замок, – глухо проговорил варвар. Он стиснул зубы, словно поднимал глыбу, и ему не хватало сил. Ярган рвано выдохнул, и барс медленно растаял. Снова просто исчез, не оставив за собой даже призрачной дымки. Это пугало больше, чем окровавленный варвар, но Эйслинг снова не опустила головы. Так и смотрела на то место, где недавно стоял полупрозрачный зверь. Как с таким сражаются? Могут ли люди противостоять вот этому? – Ты будешь сидеть здесь, пока я не разрешу тебе выйти или не прикажу ехать со мной, – повторил Ярвин. Глухим, чересчур холодным голосом. Он даже будто перестал рычать. Эйслинг подняла на него глаза. – Будешь сидеть здесь, пока не родишь наследника. Эйслинг сглотнула и отступила на шаг. Варвар поморщился и сам тоже сделал два шага назад. Еще поднимаясь к замку, принцесса хотела с ним поговорить и выторговать себе свободу. Наивная. Хотя, казалось бы, уже столько в ее жизни произошло, надо было набраться ума. Оказалось, Ярвин не собирается договариваться. Ему нужна кроткая жена и наследник. – Подойди сюда, принцесса, – вдруг сказала Уна. Она стояла к ним спиной и рассматривала что-то за окном. И Эйслинг пошла, обогнула Ярвина, встала тоже у окна, но посмотрела на Уну. Принцессу уже порядком потряхивало от брата и сестры. Если бы рядом снова появился барс, она бы закричала. В комнате, где всегда свободно дышалось, сейчас будто давили стены. Еще немного – и Эйслинг вспомнила бы, что такое страх. Быть запертой и выполнять все распоряжения варваров – страшнее, чем жить с драконом. Скрипнула кровать, на которую повалился Ярвин. В этот момент Уна почти ласково положила ладонь ей на плечо. – Ярвин бывает слишком добр, но я хочу, чтобы ты запомнила: я не он. Если ты еще раз выйдешь из замка без моего брата, я убью ее. Палец Уны показывал на улицу. Там, во дворе у конюшни, на низкой лавочке сидела Варна. Бледная, но решительная. – Если ты как-то попытаешь избавиться от браслета или навредишь моему брату, я убью ее. – Рука сестры яргана сильнее сдавила плечо. – Очередная твоя глупость, ресляндка, и она будет мертва. В глазах защипало от злости. Варна пришла сюда из-за нее. Боялась, но вернулась в замок, а здесь теперь Уна… Как же жаль, что у них нет дракона. Глава 4 Ярвин вторую ночь спал в шатре сестры у ворот замка. Его раны закрывались хуже, чем в прошлый раз, и Уна не прогоняла. Не требовала идти и исполнять долг перед своим народом. Хотя на вторую ночь он справился бы с «долгом», но к жене не пошел. Раньше любой островитянин назвал бы Эйслинг врагом. Она покушалась на жизнь яргана! Такое народ не прощал и с врагами не нянчился, их просто убивали и ни о чем не думали. Но сейчас принцесса им нужна, и Ярвину следовало бы поразмыслить на этот счет. Хотя, в отличие от Уны, яргана больше волновали его люди, чем собственная жена. И занимали мысли, далекие от принцессы. С ней-то ничего не случится, она сидит в замке, а вот люди… Пока Ярвин лежал в беспамятстве, народ ничего не делал. Гундриг ходил от одного шатра к другому и, кажется, уже забыл, у какой женщины побывал. Остальные просто пили. Никто не задумывался ни о земле, ни о новых домах, будто и дальше все хотели ехать куда глаза глядят и биться каждый день с новыми противниками. А после праздновать победы, как сейчас, днями напролет. Пиры в честь богов еще можно понять, пока выпьешь за каждого хранителя и отпляшешь у его костра, так и пройдет десяток дней. Но сейчас-то что? Ярвин не хотел думать, что его народ забыл о мирной жизни и одичал в бесконечном пути. И, поразмыслив еще одну ночь, он попросил Уну созвать самых уважаемых мужчин и женщин Северного острова в замке. Пора решать, где жить, нужно поторапливаться и занять землю. Когда он вышел из шатра, солнце только взошло. Под ногами хрустела покрытая инеем белесая трава, в небе из-за облаков то и дело выныривали ласковые лучи. В другое время Ярвин еще раз окинул бы взглядом свою землю и восхитился. Его земля, его маленький мир и пристанище для погибающего народа. В другое время он бы так и думал, а сейчас только и делал, что хмурился. Шатры стояли вкривь, а кони паслись без присмотра и привязи на полувытоптанной траве. Ярвин прищурился, разглядывая лошадей у самых стен, и прошел через ворота. От быстрого шага сердце застучало сильнее и по телу растеклось приятное тепло. Давно нужно было размяться, а он все лежал. Влажный ветер обдувал лицо, и захотелось вдруг побежать. Вдохнуть полной грудью бодрящий воздух и устремиться вперед. Он сделал два широких шага и тут же остановился: заболела и начала тянуть рана на груди, не вовремя открывшаяся из-за глупости Эйслинг. Даже про себя Ярвин не мог назвать ее врагом. Худенькая девушка с длинным носом и белыми, как он думал, от страха губами – враг? Что-то непохоже. Уна считала иначе. Говорила, что принцесса хотела убить, но не знала, как далеко нужно уехать. Или испугалась, что сама умрет раньше, чем муж, поэтому вернулась. Но раз не удалось убить так, она попробует по-другому. «Отравит, а сама не пострадает», – шептала Уна. Победить дракона второй раз сейчас казалось проще, чем даже думать о принцессе. «Пес с ней», – решил Ярвин, сплюнул у порога и дернул двери замка. Тяжелые створки со скрипом распахнулись и дохнуло холодом. На улице оказалось теплее, чем в этом каменном мешке. Шатер вдруг представился жилищем богов. Вроде шкуры, тряпки, а спать можно в одной рубахе. Тянуло вернуться туда и полежать еще до следующего восхода. Будь его воля, Ярвин насовсем поселился бы в прогретом костром шатре, но Замок-на-скале считался сердцем Хилбора, а сердце всегда надо оберегать. Прежде чем идти к Уне и остальным, он быстро поднялся по каменным ступеням до комнаты принцессы. На табурете у двери спал Гундриг, по уши завернутый в шкуру. Крошево и пыль громко шуршали под ногами Ярвина, и любой давно проснулся бы, но не его друг. Бывало, Гундриг дремал и под барабанный бой. Вот и сейчас, сидя на табурете, он бессовестно спал, хотя сам вызвался сторожить принцессу! Ярвин толкнул его в плечо, и тот, не проснувшись, махнул кулаком. Мимо, к счастью. – Ты поднял руку на своего яргана, – сказал Ярвин и покачал головой. – Ярвин, это ты? – Гундриг несколько раз моргнул. – А я думал, муха или комар, что-то летало тут рядом. – Бьешь муху кулаком? – посмеялся ярган. – Здесь летает только ветер. Гундриг совершенно серьезно кивнул, сел ровнее, а шкуру натянул повыше. – Идем в башню, Уна должна была всех собрать, – велел Ярвин. – А принцесса? – Пусть спит. Хотя ясно, Гундрига волновало, надо ли и дальше сидеть у дверей. Ярвин считал, что это вовсе не нужно, но Уна настояла на стороже для принцессы. Он не спорил, знал – сестру не переубедить вот так, с наскока. Да Ярвин и не пытался, он уже понял, что почувствует, если принцесса куда-то отправится. В прошлый раз все начиналось с легкого жжения, на которое он плюнул, и очень зря, как понял позже. А потом его настигла выворачивающая наизнанку боль: его сердце разрывалось, и на груди открылись раны еще времен юности. Теперь острее воспринималось любое изменение. И он точно знал – принцесса в замке. С такими браслетами ей никакой сторож не нужен. Ярвин указал Гундригу, куда идти, и сам пошел лестнице. Его друг очень медленно просыпался, а надо спешить. Где-то в груди будто ширилась тьма, которая давила и предвещала беду. О таком обычно поют в песнях, а в жизни все как-то проще и незаметнее. Пока настоящая беда не придет, ее не увидишь. Но сегодня было по-другому, Ярвин чувствовал, что им нельзя пировать, им нужно действовать. В башне дракона пахло пеплом еще больше, чем во дворе. Правда, огромный зал с побеленными когда-то стенами не вязался со словом «башня». Но отчего-то люди быстро привыкли так называть это просторное и светлое место. Солнце сюда заглядывало через провал в стене. Два узких окна вместе с каменной кладкой когда-то давно выпали наружу, отчего здесь казалось и светлее, и свежее. Легкий ветер кружил по полу и с шуршанием гонял обрывки ткани и бумаги. Когда-то красивый зал сейчас выглядел печально. Зато вид открывался завораживающий. Ярвин приостановился, чтобы рассмотреть выглядывающий край моря, в котором золотом пылало солнце. – Эй, а тут ничего нет. – На корточках у дальней стены сидел Гелат и задумчиво почесывал бороду. Ярвин еще раз кинул взгляд на проблески синевы и пошел к своим людям. – У дракона должно же быть золото? – спросил Харон. Он неодобрительно посмотрел на панцири и шлемы у себя под ногами и скрестил руки на могучей груди. Да, логово дракона было слишком пустым. Будто кто-то заранее вынес отсюда все вместе со стульями и тумбами, которые в Ресляндии любили ставить по углам. На них обычно громоздились фигуры, и Ярвин раньше думал, что это местные боги. Но оказалось, лишь статуэтки никому не известных женщин или воинов. Опять звякнул металл, и Ярвин остановился рядом с Гелатом. Пнул обломок меча и пошел дальше к месту, где он видел сундук. Небольшой, с камнями на крышке и крохотным навесным замком. После боя с драконом он сюда не поднимался. Хотя еще тогда заметил скудность «сокровищницы». Только в тот момент он думал, как бы выжить и добраться до принцессы, а по сторонам почти не смотрел. Ни он, ни его люди так и не проверили, что лежит в башне. А здесь ничего нет! Они надеялись, что будет золото, но вместо него пустота. Отстраивать новую жизнь придется своими руками и опять, сцепив зубы. Ярвин запнулся о шлем и остановился. Он прошел вдоль внутренней стены, уперся в пустой угол и не увидел сундука. Вокруг лежали ржавые мечи, остатки доспехов и гнутые пластины. Но ничего блестящего или ценного и ни следа сундука с камнями на крышке. Исчезло единственное, мать его, сокровище! – Хреново дело, – вторя его мыслям, сказал Гелат и отбросил шлем, который крутил в руках. – Ничего не купим, придется как-то самим. – А все ж куда делось золото? – снова спросил Харон. Ярвин тоже искал ответ. Он со злостью пнул подвернувшийся нагрудник, отчего тот распался на части. Лежал, похоже, не один десяток лет. Его людям теперь придется сложнее. У кого-то водились деньги, но их вряд ли хватит на инструменты или скот. – Ладно, нам не впервой начинать жизнь сначала, – сказал Ярвин, оборачиваясь к своим людям. Здесь их было всего пятнадцать – главы больших семейств, воители и несколько уважаемых женщин. Они ближе подошли к Ярвину и будто поглядывали на него с сочувствием. Оно порой злило больше всего. Половина этих людей жили на десять, а то и двадцать зим дольше самого Ярвина. Они видели, как он рос, и, наверное, потому часто не воспринимали всерьез. Все немного изменилось только пять зим назад, когда он призвал барсов в бою на северной гряде. До этого народ не верил, что Ярвин сможет заменить своего погибшего отца. – У нас есть земля, а руки, я знаю, у всех золотые, – сказал он и начал ходить перед своими людьми. – Нам нужно только выбрать места. Селиться лучше ближе друг к другу… – Ярвин, не торопись, – перебила его Асара. Ее узловатые пальцы сейчас были сплетены на груди.