Таким, каким уже не будет. Я это понимала. Я сбегала от людей и репортеров, пряталась в скалах, ибо только драконы казались мне надежной защитой, но и они в последние дни сделались беспокойны. Молодняк то и дело поднимался над морем, кружил. Старики выползали на берег, растягивали полотнища крыльев и, раззявив пасти, грелись на осеннем солнце. Я устраивалась рядом. Здесь, на берегу, все равно было не в пример спокойней. И если кто мог найти, то Томас. Первым его услышал Гранит и заурчал, приподнял крыло, под которым я укрывалась от ветра. Тонкая шея его развернулась, щелкнул по камням хвост. – Слышу, – проворчала я. Под крылом было тепло. Драконы вообще горячие. И надежные. И… ни один идиот в здравом уме не сунется. По первости, конечно, пробовали, но хватило одного предупреждающего рыка, чтобы до самых тупых дошло – драконы понятия не имеют, что такое первая поправка.[5] – Прячешься? Томас не изменился. Внешне. Разве что ветер волосы растрепал да костюм исчез, сменившись обычными джинсами и курткой. – Прячусь. – Я перекинула косу через плечо. – А ты? – А у меня не получится. Я пока на службе. – Пока? – Заявление уже подал. Держать не станут. Меня считают виноватым, хотя… все понимают, что объективно моей вины нет. Объективно и я не при делах, но разве люди когда-то были объективны? Я поморщилась, вспомнив недовольное лицо миссис Клопельски, которая в спину прошипела, что таких, как я, надобно на стул сажать, на тот, который электрический. – Им просто нужен кто-то виноватый. – Томас соскочил с тропы и покачнулся. – Здесь ветрено. – Ага. – Я подвинулась и похлопала рядом с собой. – И жестко, но зато людей нет. – Совсем достали? – А то… представляешь, мне предложили две штуки, если я расскажу, как мистер Эшби меня соблазнил. И про оргии. Кровавые. Откуда вообще эта чушь пошла? – Понятия не имею. – Он сел рядом и с удовольствием вытянул ноги. – Думаю, это только начало. Чем дальше, тем оно бредовей. Потом и туристы потянутся. Будут смотреть. – На оргии? Крыло опустилось, закрывая нас от ветра. Драконий бок был горячим, что печка, и на удивление мягким. Я почесала подбрюшье, и Гранит вздохнул. Он тоже совершенно не понимал людей. – А… на самом деле что будет? – Наверное, ничего. Нет доказательств, что Ник убил отца. – А ты думаешь, убил? – Я уверен. Он молчит, но факты… Смотри, Чучельник появился и исчез в тридцать шестом. Тогда-то Джонни начал выезжать на рыбалку. Никто особо не обратил внимания. Мало ли у кого какие привычки. Да и к магам иначе относятся, им позволено больше, чем обычным людям. Он купил дом неподалеку. Фактически неподалеку, если брать от старого шоссе, но территориально выходит, что другой штат. Да, на берегу моря… – Нашли что? – Нет, он не настолько глуп, чтобы хранить в своем доме хоть что-то, что могло бы навести на след. Был не настолько глуп, – уточнил Томас, подвигаясь ближе. И не потому, что холодно и ветер. Просто… И прошло почти две недели, первую из которых я только и делала, что давала показания то одним агентам, то другим, то третьим, и каждый норовил закопаться в мелочи. Откуда я знаю, когда в тридцать шестом году расцвели розы? Или какая погода стояла осенью сорок второго? Это ж хрен знает когда было… а они не верили. Копали. Давили. Пугали. Уговаривали. Утомили до крайности. А когда отпустили, когда все-таки согласились с тем, что я в этом деле лишь свидетель и немного жертва, на меня набросились газетчики. – Хорошо, что был… Томас обнял меня, а я положила голову на его плечо. Вдвоем и вправду веселей. – Ник вернулся в сорок втором. А уже через полтора года его отец скончался. Как и Дерри. Тот Дерри, который учил меня говорить с драконами. И снимал с них шкуры. – И он… – Поговори с ним. – Томас взял меня за руку. У него ладони теплые, а кожа жесткая и шершавая, на левом запястье мелкие шрамы, почти как у меня, только у меня шрамов куда больше. И он гладит их, изучая. А мне впервые неловко за то, что они есть. У женщин руки должны быть гладкими. – Поговорю. Я могла бы. Его задержали. А потом отпустили, приказав не покидать округа, будто он мог это сделать. Его адвокаты оспорили предписание. У Эшби хорошие адвокаты. И много денег. А улик нет. И Ника не привлекут. Он ведь не знал. Про Джонни точно, а про Гевина?.. и про опалы. И про источник. И… про все остальное. – Поговори, – повторил Томас. – Ради себя же. Ладно? Я кивнула. Потом. Когда смогу вообще об этом думать. – Он предложил мне работу. Место шерифа. – И только? – Еще имя. От имени я отказался. Мне и собственное нравится, а работа лишней не будет. – Значит… – Я же говорил, что тут останусь. Твое предложение еще в силе? Или дом искать? – Ищи, – я прижалась к нему. – И тогда я поселюсь в нем. Я… я просто не могу туда вернуться! Это прозвучало жалко. Но, проклятье, это было правдой! Я действительно не могла. Я подходила к дому, открывала дверь и отступала, потому что сам он, от подвала до покосившейся крыши, которая точно не выдержит очередной бури, казался чужим. Лживым. Он смотрел на меня, словно нашептывал, спрашивал, готова ли я притвориться, что ничего не знаю, что забыла и… – У меня есть на примете пара. – Томас ничуть не удивился. – Один на окраине города, прямо на дороге, тебе будет легко до гор добираться. Только крыша старовата, править надо. А моих сбережений вряд ли хватит. Ник денег даст. – Нет. – Вот и я о том… но справимся? Справимся. Наверное. Деньги у меня имелись. Лежали себе в драконьих пещерах, и если сильно прижмет, то триста тысяч… это ведь много, верно? На крышу точно хватит. Или хватит и без них? Если вдвоем. Я не знаю, получится ли у меня с кем-нибудь вдвоем. Я уже пыталась, и ребра до сих пор ноют к перемене погоды. Но если и пробовать снова, то с тем, кто знает, каково это – вместе сидеть под драконьим крылом. А дождь все-таки зарядил. Мелкий, холодный и со снегом смешанный. Он стучал по тонкой перепонке, однако Гранит и не думал уходить в пещеры, то ли из-за нас, то ли просто нравилось ему, растянувшись на камнях, любоваться предзимним морем. Камень у Луки забрали. Улика. И артефакт. Да, древний, мать его, и ценный, и неизученный, а значит, теоретически представляющий опасность. Впрочем, он смутно подозревал, что вне источника камень весьма скоро станет обыкновенным камнем, может, дорогим, но и только. Луке же остались отчеты. Много отчетов. А писать он ненавидел, потому как его пальцы к швырянию драгоценных булыжников были приспособлены куда лучше, чем к удержанию тонкого пера. Ладно, не совсем уж тонкого, но все равно. И в голове вечно пустота, вроде и понимаешь, что надобно написать, а все одно пустота. Бесит. И потому, когда Милдред сдвинула в сторону стопку изуродованных бумаг – почерк Луки оставлял желать лучшего, он просто закрыл глаза. Мягкие руки легли на шею. – Успокойся. – Я спокоен.