Жизни блаженство в одной лишь любви. * А вот это скажу. И почему только вспомнил? Опять стихи. Странное человеческое звучание мыслей. Но ничего. Теперь я помню все. Я обязательно со всем справлюсь, ведь я знаю, кем был… И кем хочу стать. Правда же? А еще спрошу все то, о чем должен был спросить раньше. – Как ты меня нашла? Там, в Вальте? – Там – легко. До Вальты долго искала. Может, потом? У нас будет много времени, а ты, наверно, устал… – Я хочу тебя слушать. Всегда, или почти всегда. Расскажи… И Рика рассказывала. Про конец войны. Про падение антигравов из-за сверхмощных электромагнитных импульсов и уничтожение незащищенной техники. Про исчезнувшую связь и сбитые спутники. Про хаос и самоорганизацию. Что все это было уже после того, как она лишилась крыльев. После того, как погиб Мику. Рика рассказывала, как их нашли сначала Азур и Есения, а потом – помощник Алана. С его поддержкой крылатые вернулись на полуостров, даже будучи теперь бескрылыми. И продолжили искать тех, кто не погиб… Рика рассказывала про то, что я исчез на одной из старых северных границ. А потом кто-то из добравшихся до полуострова беглецов упомянул о крылатом путнике, посетившем город на пути к морю. Я действительно был слишком заметен со своими крыльями. И именно они помогли Арии меня найти. Но при встрече я ее не узнал… Несколько дней я спал, ел и слушал рассказы Рики о мире и всем, что произошло без меня. Оказалось, что теперь мы уже на другой стороне залива. Действительно в медкомплексе. Потому что антиграв все-таки удалось отбить и даже поднять в воздух. Многие образцы техники, что оставались на земле, а еще лучше – под землей, от электромагнитного импульса не пострадали. Норман – так звали реактива, с которым мы вместе упали, тоже выжил. С ним я смог поговорить гораздо позже. Автономный дрон удалось уничтожить, а связь обрубить окончательно. А спутникового канала у ИИ не было вовсе. Хотя, наверно, тут все-таки дело в том, что самих спутников и правда больше нет. Из башни "Кей-си" много чего можно было бы вывезти, там осталась еще техника. Многие из тех, кто участвовали в захвате антиграва, теперь планируют вернуться за ценными образцами. А нам – в другую сторону. Вперед, ведь по сравнению с уже пройденным осталось дойти совсем чуть-чуть. До приморского полуострова, где все началось. Ария и немногие уцелевшие крылатые и морские теперь считают это место домом. Туда она и вела меня все это время. Да, там мы и выросли… Почему я не спросил? Почему Рика все мне не рассказала, когда заметила, что я не помню? Или так важно, чтобы я понял все сам? Пожалуй – это действительно было важно. * Федор Тютчев “Из Гете” Глава 22. Взгляни на дом свой, ангел Поначалу редкую ночь я не просыпался от боли в крыльях. В крыльях, которых у меня больше не было. Вновь и вновь я падал с вавилонской башни и просыпался от боли в сломанных костях. Живя каждый день, за рутинными делами я мог заставить себя забыть о потерянном. Но ночь была временем памяти. Мог ли я подумать раньше, что память может быть столь кровожадным монстром? Я ведь хотел помнить… Сейчас же – жаждал забыть. Мы дошли до нужного места на побережье примерно через месяц после того, как я окончательно смог встать на ноги. Пусть в этих теплых землях зимы толком и не было. Не было морозов и снегов, как там, откуда я ушел, все же времена года менялись достаточно отчетливо. Начиналась весна. Цвело и зеленело все кругом так нежно, так самозабвенно и искренне, стягивая шрамы пожарищ и рытвин. Мы шли пешком, и теперь я еще больше наслаждался окружающей красотой. Весна совсем не то, что осень. Она словно зовет следовать за собой даже против воли. Тогда как красота осени и зимы, казалось, всегда требовала пристально всматриваться и искать глубину в своих образах. Мне показалось, что я понял чувства Эрика, которого привлекало все на нашем недолгом пути. На полуострове жили другие измененные, как я и Рика. Немного, людей и реактивов все равно больше. А еще здесь был Рофон. Он поддерживал Алана, но всегда был в его тени. Расстраивало ли его это? Кажется, совсем нет. Возможно, это помогло ему не исчезнуть, как Алану… Лаборатория, уцелевшая на полуострове, восстанавливалась под контролем Рофона понемногу нашими общими усилиями. Даже удалось запустить один модулятор синто-клеток. Может, со временем получится довести медцентр хотя бы до половины его реальных возможностей. С одной стороны, мы могли бы тогда вылечить почти что угодно, но с другой… Хорошо бы нам не пришлось защищать полуостров с оружием в руках. Рофон сказал, что никакие биомодуляторы не отрастят нам новые крылья. Слишком сложно это рассчитать, а записей Алана, которые могли бы помочь – больше нет. Остается смириться и быть людьми. Или почти людьми. Наша скорость реакции и регенерация все равно лучше человеческих и даже лучше, чем у реактивов. Хотя, кажется, это было не главное. Однажды я все же рискнул спросить про свободу воли. Про то, что мы никогда и не думали жить иначе, чем нам скажут. Рофон недолго размышлял, ответил: – А что ты хотел? Вы сильнее людей. Конечно, каких только систем безопасности не придумали ваши “создатели”. Кодовые слова – одна из них. Я, правда, сомневаюсь в их надежности. Война окончена, и теперь мы на руинах империй просто играем в чет-нечет с историей. Что-то осталось, что-то исчезло, что-то нужно восстанавливать огромными усилиями. Можешь считать себя свободным, просто потому что… создавшим тебя от тебя ничего больше не нужно. Потом покой и монотонность человеческой жизни понемногу помогли затянуться былым ранам. Серый кокон памяти и забывчивости все больше разделял меня с прошлым. А реальность была такой яркой и почти безмятежной... За окном билось о скалы море. Убаюкивал меня шум прибоя, будил – лай собаки и гомон чаек, переходящий в одиночные крики к полудню. Рика была невероятно человечной. Я раз за разом спрашивал о том, что же ей так нравится в этой жизни мелких фермеров, их хозяек, возне с птицами, животными и растениями. Всем тем, что теперь занимало время, место и умы жителей полуострова. И каждый раз засыпал под бесконечные перечисления, восторженные, искренние. Мы жили подобно людям. Возможно, мы оба хотели забыть о том, кем были рождены. Смирились почти со всем. Предпочли вести жизнь тихую и невзрачную. Но вместе с тем, пожалуй, впервые истинно живую. Почти обретенный рай, подобно описанному в книгах. Я снова много читал. Много работал. С любимой техникой – как мог много. И немного – чисто физически. Сейчас я учился не по принуждению, а с искренним желанием. Но только тому, что хотел. И тому, чему мог научиться у жителей полуострова и из пособий, которые здесь сохранились… Первый раз все изменилось в тот день, когда мы поняли, что у нас должен родиться ребенок. Странное и новое чувство. Доктор посоветовал Рике побольше общаться с теми женщинами, кто вырос в человеческих семьях. Я тоже старался присматриваться к семьям и детям. К тому, как каждый отец ведет себя со своим ребенком. Невольно вспоминал Эрика. Вспоминал, кем был для нас Алан, и почему Кайнен его назвал тогда папашей… Но в день рождения сына… – Взгляни, – в глазах Арии стояли слезы. – У него крыло. Действительно. Неоперившееся, крошечное. И как только оно не изломалось при родах? У моего сына были крылья. В тот момент я не мог понять, в ужасе я или же рад. На мои глаза так и норовили набежать слезы. Я думал о том, что ждет моего ребенка. Неужели ему суждено познать всю ту же боль, что и мне? Неужели его судьба подобна моей? Подобна нашей с Арией. Так, быть может, стоит решить все прямо сейчас? Избавить его от боли, которую принесут ему эти крылья, еще до того, как он осознает их наличие. Но имею ли я право на это? Я не мог дать себе ответ. Взглянув на Арию, понял – она не знает тоже. Мне казалось, что я покинул тот белесый северный туман навсегда и вышел, наконец, к свету. К четкому знанию, чего я хочу. К простой жизни. Смирился с тем, что было, с тем, что стало и будет. Распланировал нашу жизнь, научился радоваться настоящему моменту. Я вспомнил слова Эдуарда: “В какой-то момент ты узнаешь, что весь мир кругом до этого дня врал тебе. Был ложью… Мало у кого хватает смелости перечеркнуть свое прошлое. Да еще и без надежды, что новое будущее не вскроется однажды таким же обманом…” Дважды… нет, трижды мир обманул меня. И сейчас, возможно, этот раз не последний. Что же мне сказать Рике? Что я должен сделать правильно? Я держал на руках своего крылатого сына, но сказать лишь смог: – Мы решим все завтра.