— Спасибо, что принесла мне еду, — сказала Одрейд. Щиана проглотила кусок рыбы с подливой и на лице ее появилась блаженная улыбка: — Как вкусно! Беллонда вернулась к еде: — Приемлемо. Но она явно распознала невысказанный комментарий. Тамалан спокойно ела, переводя взгляд с Шианы на Беллонду, затем на Одрейд. Казалось, Там соглашалась со смягчением ограничений на проявление эмоций. По крайней мере, она не высказывала никаких возражений, как, скорее всего, поступят старшие во возрасту Сестры. Любовь, которую Бене Джессерит пытаются отрицать, повсюду, думала Одрейд. В большом и в малом Сколько существует способов приготовления вкусной, поддерживающей жизнь пищи, рецептов, которые являются воплощением любви старой и новой. Эта осетрина, что так ласкает небо, истоки ее коренятся в глубокой любви: женщина у очага готовит то, что из своего улова не смог продать муж. Сама суть Бене Джессерит таилась в любви. Иначе зачем служить всем невысказанным нуждам человечества? Зачем еще трудиться во имя его совершенствования? Опустошив миску, Беллонда положила ложку на стол и вытерла остатки подливы кусочком хлеба. — Любовь ослабяет нас, — сказала она, но в ее голосе не было ни силы, ни убедительности. Послушница произнесла бы это так. Прямо таки цитата из Коды. Одрейд попыталась скрыть улыбку, и в качестве возражения процитировала другой «краеугольный камень» Коды: — Бойся жаргона. Обычно он скрывает под собой невежество и немного несет в себе знания. Во взгляде Беллонды появилась полная уважения настороженность. Шиана оттолкнулась вместе со стулом от стола и вытерла рот салфеткой. Тамалан сделала то же самое. Ее подвижное кресло трансформировалось, так как она откинулась на спинку. «Тамалан знает! Хитрая старая ведьма знает меня как никто другой. Но Шиана… к какую игру она играет? Я была бы почти уверена, что она надеется отвлечь меня, чтобы я перенесла внимание на что-нибудь, кроме нее самой. Это она хорошо умеет, моя ведь ученица. Ну… в эту игру могут ведь играть и двое. Я нажму на Беллонду, но буду и наблюдать за моим маленьким эльфом с Дюны». — Чего стоит респектабельность, Белл? — вслух спросила Одрейд. Беллонда встретила этот выпад полным молчанием. В жаргоне Бене Джессерит скрывалось определение респектабельности, и все они его знали. — Не стоит ли почтить память леди Джессики за ее человечность? — спросила Одрейд. «Шиана удивлена». — Джессика подвергла Общину опасности! «Беллонда обвиняет». — Ради своих собственных Сестер будь верна, — пробормотала Тамалан. — Наше древнее определение респектабельности помогает нам оставаться людьми, — сказала Одрейд. «Слушай меня хорошенько, Шиана». — Если мы потеряем это, мы потеряем все, — чуть слышно прошептала Шиана. «Так вот оно что!» Одрейд подавила вздох. Шиана встретилась с ней глазами: — Ты конечно, учишь нас. — Сумеречные мысли, — пробормотала Беллонда. — Лучше избегать их. — Тараза звала нас «Бене Джессерит последних дней», — сказала Шиана. Настроение Одрейд стало меняться в сторону самообвинений. «Проклятие нашего теперешнего существования. Воображение Сестер способно уничтожить нас». Как легко воображить себе будущее, которое смотрело на них во взгляде оранжевых глаз потреявших разум Чтимых Матр. Страхи из многих прошедших жизней сжимались в комок внутри Одрейд, в моменты затаенного дыхания, концентрации на когтях, сопутствующих обычно подобным глазам. Одрейд заставила себя вернуться к насущным проблемам: — Кто отправится со мной на Узловую? Они знали о тех терзаниях, что выпали на долю Дортуйлы, и молва о них уже разнеслась по всему Дому Ордена. «Кто бы ни отправился с Великой Матерью, она, возможно, станет обедом для Футаров». — Там, — сказал Одрейд. — Ты и Дортуйла. «И это может быть смертным приговором. Следующий шаг очевиден». — Шиана, — продолжала Одрейд, — ты Разделишь с Там. Дортуйла и я Разделим с Белл. И также перед отправлением я Разделю с тобой. Беллонда была ошломлена: — Великая Мать! Я не подхожу для того, чтобы занять твое место. Одрейд наблюдала за Шианой. — Такого не предлагается. Я просто сделаю тебя хранилищем моих жизней. На лице Шианы читался неподдельный страх, но она не осмеливалась отказаться исполнить непосредственный приказ. Одрейд кивнула Тамалан: — Я Разделю позднее. А вы с Шианой сделаете это сейчас. Тамейлан наклонилась к Шиане. Тяжесть прожитых лет и надвигающаяся смерть делали это желанным для нее, но Шиана непроизвольно отпрянула. — Теперь же! — сказзала Одрйд. Путь Там судит то, что бы ты там ни прятала. Спасенья не было. Шиана склонила голову к Тамалан, пока они наконец не соприкоснулись лбами. Вспышка обмена пронзила столовую электрическим разрядом, и все присутствующие почувствовали это. Разгово-ры смолкли, все взгляды обратились к столу у окна. Когда Шиана выпрямилась, в глазах у нее стояли слезы. Тамалан улыбнулась и нежным, успокаивающим жестом провела руками по щекам молодой женщины. — Все в порядке, моя милая. У всех у нас бывают такие страхи и все мы бывает делаем глупости из-за них. Но мне приятно звать тебя Сестрой. Скажи нам. Там! Сейчас! Но Тамалан решила этого не делать. Повернувшись лицом к Одрейд, она произнесла: — Мы любой ценой должны держаться за то человеческое, что есть в нас. Твой урок хорошо усвоен, и ты хорошо учила Шиану. — Когда Шиана Разделит с тобой. Дар, — начала Беллонда, — ты не могла бы уменьшить ее влияние на Айдахо? — Я не стану ослаблять возможную Великую Мать, — ответила Одрейд. — Спасибо, Там. Мне думается, мы совершим наше путешествие на Узловую без излишнего багажа. А теперь! К вечеру мне нужен отчет о том, как идут дела у Тега. Его «пиявка» была вдали от него слишком долго. — Он узнает, что теперь у него их две? — спросила Шиана. «Какая радость в ее голосе!» Одрейд встала. «Если ее принимает Там, должна принять ее и я. Там никогда не предала бы Общину. А Шиана — изо всех нас, в Шпане больше всего проявляются естественные следы наших человеческих корней. И все лее… мне бы хотелось, чтобы она никогда не создавала ту статую, которую она называет „Пустота“.» ~ ~ ~ К религии надо относиться как к источнику энергии. Ею можно управлять в наших целях, но только в пределах, продиктованных опытом. В этом и есть тайный смысл Свободной Воли. Миссионариа Протектива. Первичное Наставление Этим утром Центральную накрыло толстое облачное покрывало, и рабочий кабинет Одрад наполнился серым безмолвием, которое, по ее ощущению, отвечало ее внутреннему спокойствию, такому, словно она не осмеливалась шевелиться, чтобы не потревожить опасные силы.