Поработать. Эвфемизм Чтимых Матр: Ну а почему нет? Она «работала над» множеством мужчин, прежде чем натолкнулась на меня. Но он реагировал на это, как древние мужи. И не только поэтому… Скитейл? Проклятый Тлейлаксу? — Великая Мать? — Он хотел увериться. — Она и только она, — душа ее почти парила, лишенная груза. — Какова твоя реакция? — Она сказала, что это — твоя идея. — Моя… Да никогда! Я предлагал вытащить из него нужные сведения, но… — Она сказала, что это — обыденная вещь для Бене Джессерит, как и для Чтимых Матр. Забеременей от этого. Соблазни того. Весь день в заботах. — Я спросил о твоей реакции. — Возмущение. — Почему? — Я знаю подтекст. — Я же тебя люблю, Дункан… и мое тело, оно… оно приносит удовольствие тебе… как и твое… — Мы — старая женатая пара, а ведьмы хотят разлучить нас. Его слова родили в нем ясное видение леди Джессики, любовницы давно умершего графа и матери Муаддиба. Я любил ее. Она меня не любила, но… Взгляд Мурбеллы напоминал ему взгляд, которым Джессика глядела на графа: слепая, самозабвенная любовь. Бене Джессерит не доверяли этому чувству. Джессика была мягче Мурбеллы. Но тверже внутренне. А Одрейд… она была тверда и внешне. Сплошная пласталь. А как же те времена, когда он искал в ней человеческие чувства? Как она говорила о Башаре, когда они узнали, что старик погиб на Дюне. «Он был моим отцом, ты знаешь». Мурбелла вывела его из задумчивости: — Можешь разделять их мечты, какими бы они не были, но… — Растите, люди! — Что? — Вот их мечта. Чтобы люди вели себя по-взрослому, а не как злые дети на школьном дворе. — Мама знает лучше? — Да… Я уверен в этом. — Так ты именно так видишь их? Хоть и называешь ведьмами. — Это хорошее слово. Ведьмы ведают загадочные вещи. — И ты не веришь, что это просто долгое жесткое обучение плюс спайс и Агония? — Что вера может с этим поделать. Неизвестность порождает собственную мистику. — Но ты не считаешь, что они дурачат людей, заставляя их исполнять чужую волю? — Наверняка это так. — Слова — оружие. Голос. Штамповка… — Никто так не красив, как ты. — Что такое красота, Дункан? — Есть, конечно, красота в различных стилях. — Она именно так и сказала: «Стили основываются на воспроизводящих корнях, лежащих настолько глубоко в нашем расовом псише, что мы не осмеливаемся убрать их». Так что они собирались сунуться и сюда, Дункан. — Может, их что-то испугало? — Она сказала: «Мы не ввергнем наших потомков в то, что считаем бесчеловечным». Они судят, они и осуждают. Он подумал о чужих фигурах видения. О Лицевых Танцорах. И спросил: — Как аморальные тлейлаксианцы? Аморальные — значит не человечные. — Я почти различаю тиканье вертящихся в голове Одрейд шестеренок. Она и ее Сестры: они смотрят, они слушают, они готовят любую реакцию, вычисляют все. Ты этого хотел, дорогой? Он попал в ловушку. Она была права и ошибалась. Цель оправдывает средства? Но как он мог оправдать потерю Мурбеллы? — Ты считаешь их аморальными? — спросил он. Но она будто и не слышала: — Всегда спрашивают себя, что теперь надо сказать, чтобы добиться желаемой реакции. — Какой реакции? — Может она услышать его боль? — Ты не узнаешь, пока не будет слишком поздно, — Она повернулась, взглянув на него — совсем как Чтимые Матры, — Знаешь, как они поймали меня? Он не мог подавить осознания того, насколько жадно Сторожевые Псы набросятся на ее последующие слова. — Меня подобрали на улице после чистки Чтимых Матр. Кажется, вся эта чистка затевалась лишь из-за меня. Моя мать была крайне красива, но для них слишком стара. — Чистка? — Сторожевые Псы захотят, чтобы я спросил. — Они проходили по местности, и там исчезали люди. Ни тел, ничего. Пропадали целые семьи. Объяснялось это наказанием за подготовку покушений на них. — Сколько тебе было? — Три… ну, четыре. Я играла с подружками на поляне под деревьями. И внезапно послышался громкий шум и крики. Мы спрятались в расселине за камнями. Он был захвачен видением той драмы. — Затряслась земля, — она ушла в воспоминания, — Взрывы. Потом стало тихо, и мы вылезли. Весь край, на котором стоял мой дом, превратился в воронку. — И ты осиротела? — Я помню своих родителей. Он был большим, крепким мужиком. А моя мать, видимо, работала где-то служанкой. Они носили форму на работе, и я помню ее в этой форме. — Почему ты так уверена в смерти родителей? — Наверняка я знаю, что была чистка, но она везде и всегда одинакова. Крик, бегущие люди. Мы были перепуганы. — Почему ты думаешь, что причина чистки заключалась в тебе? — Это на них похоже. Их. Какую победу наблюдатели увидят в одном единственном слове. Мурбелла все еще была захлестнута воспоминаниями: — Думаю, мой отец отказался уступить Чтимой Матре. Это всегда считалось опасным. Большой, красивый мужчина… сильный. — И ты ненавидишь их? — Почему? — Удивление его вопросом, — Если бы не это, я бы никогда не стала Чтимой Матрой. Ее бессердечность ошеломила его. — Значит, это стоит чего угодно! — Любовь моя, тебя возмущает причина моего нахождения на твоей стороне? Туше! — А тебе не хотелось бы, чтобы все произошло какнибудь иначе? — Все уже произошло. Столь крайний фатализм. Он не подозревал его в ней. Может, он был обусловлен общением с Чтимыми Матрами или чем-то из арсенала Бене Джессерит?