— Как это по-детски, — насмешливо бросила Одрейд. В такие минуты она была ему крайне неприятна. Однажды он упрекнул ее в том, как Преподобные Матери устраняются от «общего потока человеческих эмоций», и в ответ получил ту же самую фразу. По-детски! — От чего, вероятно, нет лекарства, — откликнулся он. — Постыдный недостаток моего характера. — Так ты собираешься спорить со мной о морали? В этом ответе, как ему показалось, прозвучал гнев. — Не собираюсь спорить даже об этике. Мы живем по разным правилам. — Правила зачастую используют как предлог, чтобы игнорировать сочувствие. — Так я слышу слабое эхо совести в Преподобной Матери? — Прискорбно. Мои Сестры приговорили бы меня к изгнанию, узнай они, что мной руководит совесть. — Вас можно прозондировать, едва ли вами можно руководить. — Прекрасно, Дункан! Как открытый Ментат, ты нравишься мне гораздо больше. — Вот этому-то я и не доверяю. — Как это похоже на Белл! — громко рассмеялась она. Айдахо тупо уставился на нее, внезапный смех Великой Матери натолкнул его на догадку о том, как спастись от своих тюремщиков, избежать постоянных манипуляций Дочерей Джессера и начать жить собственной жизнью. Путь на свободу заключался не в механизмах, а в недостатках самой Общины Сестер. Абсолюты, которыми они, по их мнению, окружили и держат его — они-то и есть путь на волю. И Шиана это знает! Вот какова приманка, которой она помахивает перед моим носом. Заметив, что Айдахо не проронил ни слова, Одрейд повторила просьбу: — Расскажи о тех, других жизнях. — Не правильно. Я воспринимаю их как непрерывную жизнь. — И никаких смертей? Его сознание беззвучно складывало образы, превращало их в слова. Серии воспоминаний, где смерти несут с собой столько же информации, сколько и жизни. Столько раз убит самим Лито! — Смерти не прерывают моих воспоминаний. — Странный вид бессмертия, — сказала Одрейд. — Ты ведь знаешь, что Мастера Тлейлаксу воссоздают себя? Но ты, чего они надеялись достичь, смешивая различные голы в одной плоти? — Спросите Скитейла. — Белл была уверена, что ты Ментат. Она будет так рада. — Сомневаюсь. — Я позабочусь о том, чтобы она была рада. О! У меня столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать. Несколько минут, взявшись левой рукой за подбородок, она изучала его молча. Вопросы? Через разум Айдахо хлынул поток потребностей Ментата. Он предоставил вопросам, которые столько раз задавал себе самому, двигаться самим по себе, складываясь в определенный порядок. Чего добивались во мне Тлейлаксу? Они не могли в эту инкарнацию вложить клетки из всех предыдущих его гола. И все же… у него есть все воспоминания. Какое космическое сцепление аккумулировало все эти жизни в одном существе? Может, в этом ключ к видениям, осаждающим его в Большом Зале. В его мозгу складывались полувоспоминания: его тело в теплой жидкости, питаемой подведенными трубками, массажируемое машинами, зондируемое, допрашиваемое наблюдателями Тлейлаксу. Он слышал ответное бормотание равно доминантных эго. В словах не было никакого смысла. Как будто бы он вслушивался в слова неизвестного языка, слетающие с его губ, хотя и знал, что это обыкновенная галака. Размах того, что он угадывал за действиями Тлейлаксу, наводил на него благоговейный ужас. Они изучали космос, коснуться которого, за исключением Бене Джессерит, не решался более никто. То, что Бене Тлейлаксу делали это исключительно из эгоистических соображений, ничем не умаляло их труда. Бесконечные возрождения Мастеров Тлейлаксу — награда, стоящая подобной дерзости. Чего стоят одни только их слуги, эти Танцующие Лица, созданные, чтобы копировать любую жизнь, любой разум. Размах мечты Тлейлаксу внушал такое же благоговение, как и достижения Бене Джессерит. — Скитейл признается, что помнит времена Муаддиба, — сказала Одрейд. — Когда-нибудь вы сравните данные. — Этот вид бессмертия еще одна ставка в сделке, — предостерег Айдахо. — Мог бы он продать это Чтимым Матрам? — Может. Идем. Давай вернемся к тебе. В его рабочей комнате она знаком предложила ему устроиться в кресле у консоли, что заставило его вновь задуматься, не охотится ли она все еще за его секретами. Нагнувшись через его плечо, она пробежала пальцами по клавишам контроля. Проектор над головой высветил изображение пустыни с перекатывающимися до горизонта дюнами. — Дом Ордена? Широкая полоса вдоль нашего экватора. — Вы говорили, песчаная форель, — его охватило возбуждение. — Но появились ли уже новые черви? — Шиана ожидание их со дня на день. — Однако в качестве катализатора им требуется значительный объем спайса. — Мы насобирали достаточно меланжа. Ведь это Лито рассказывал тебе о катализаторе, так? Что еще ты о нем помнишь? — Он столько раз меня убивал, что вспоминать о нем просто больно. У нее были отчеты Дар-эс-Балата с Дюны, которые подтверждали его слова. — Убивал тебя собственными руками, я знаю. А было когда-нибудь так, что, использовав до конца, он просто выбрасывал тебя? — Иногда я отвечал ожиданиям, и мне дозволялась естественная смерть. — Его Золотая Тропа стоила того? — Мы не понимаем не его Золотой Тропы, ни ферментации, что ее создали. Вот так и говорю я. — Интересный выбор слов. Ментат говорит об зонах Тирана как о ферментации. — Это вылилось в Рассеивание. — Под воздействием Голодных Времен. — Вы думаете, он не предвидел голода? Одрейд промолчала, подавленная его видением Ментата. Золотая Тропа: человечество, выливающееся во Вселенную… чтобы забыть о заточении на какой бы то ни было отдельной планете и подвластности какой бы то ни было единой судьбе. Нет необходимости рисковать всем. — Лито думал о человечестве как об едином организме, — прервал молчание Айдахо. — Да, но он возложил на нас свою мечту против нашей воли. — Вы, Атридесы, всегда так и поступали. Вы Атридесы! — Так значит ты оплатил свой долг нам? — Я этого не сказал. — Ты понимаешь, Ментат, перед какой я в настоящий момент оказалась дилеммой? — Сколько времени уже трудятся форели? — Более семи стандартных лет. — Как быстро растет наша пустыня? Наша пустыня! Жестом Одрейд указала на проекцию: — Она в три раза больше, чем была до появления песчаных форелей. — Так быстро! — Шиана ожидает на днях увидеть маленьких червей. — Они обычно не появляются на поверхности, пока не достигнут приблизительно двух метров. — Так она и говорит. — И каждый с жемчужиной сознания Лито в своем «бесконечном сне», — раздумчиво сказал Айдахо.