Помнишь те времена, когда Белла… Но это будет потом. Сейчас просто было облегчением узнать, что с ней все в порядке. Глава 9 Катриона Фишер налила себе большую порцию «Джек Дэниэлса» и взяла тумблер с собой на диван. Из всех зданий, что она спроектировала, это, определенно, было ее любимым. Вид на Темзу из огромного панорамного окна пентхауса был впечатляющим, особенно в это время дня, когда солнце садилось. Расцвеченная золотым и оранжевым река словно была в огне. Ландшафт размечали знакомые ориентиры, как старые друзья. Небоскреб The Shard, Лондонский глаз, купол Собора Святого Павла… Пейзаж производил впечатление даже в виде созданной ей 3D модели, но это был тот случай, когда реальность давала фору воображению. Стоя здесь в самый первый раз, она уже знала, что это место должно принадлежать ей. Тогда оно было лишь стройкой, даже окна еще не вставили, были только огромные дыры для них. Но это ничего не меняло. Это была любовь с первого взгляда. Она открыла крышку ноутбука и зашла в «Скайп». Алекс Мюррей ответил почти мгновенно. Она едва успела разглядеть висевший за ним шутливый постер с Эйнштейном: «Безумие — делать одно и то же, и каждый раз ожидать иного результата». Ей приятно было воображать, что он сидел там и ждал ее звонка, но он не ждал. Этот человек был трудоголиком. Он отрывался от компьютера, только чтобы поспать. Ему было сорок четыре, но десятилетия сверхурочной работы брали свое: выглядел он старше своего возраста. Волосы тронула седина, а кожа приобрела желтоватый оттенок, характерный для людей, редко бывающих на солнце. Переизбыток кофеина в крови сделал его движения отрывистыми, а его поведение — резким, как у наркомана в ожидании следующей дозы. В его глазах, однако, читалось иное. Они горели энтузиазмом ребенка, который все видит впервые. Катриона заметила, что это было отличительной чертой всех творческих людей. Им могло быть уже за шестьдесят или даже за семьдесят, но у них все равно были глаза ребенка. — Что такое? — Алекс был родом из Глазго, и даже самая безобидная фраза вроде «сколько времени?» из его уст могла звучать как угроза. — Возникла проблема с одной из ванных комнат. Уборщица оказалась запертой внутри. — Да, такое порой случается. Катриона почувствовала раздражение. То, чего она ждала, — все, чего она ждала, — это простого заверения, что ничего подобного никогда больше не случится. Неужели она просила слишком многого? — Что ж, я бы предпочла, чтобы подобного больше не случалось. Если у тебя нет возражений, пусть так и будет. — Иисусе, давай ты просто расслабишься. Катриона сладко улыбнулась в камеру: — Учитывая то, что в проект вложены мои деньги и это я рискую потерять все, думаю, я достаточно расслаблена. — Это лишь временная проблема, какие всегда возникают на начальном этапе, не более того. Тут ничего серьезного. Да и потом, я ведь сразу предупреждал тебя, что нечто подобное может случиться. Алекс замолчал. Катриона поняла, что он дуется. «Спаси меня Боже от чокнутых гениев», — подумала она. Но ничего не ответила, просто ждала, когда он снова заговорит. Долго ждать ей не пришлось. — Разве я не говорил тебе, что мне нужно больше времени? — И я дала тебе больше времени, Алекс. — Да, но мне нужно было еще. Катриона вздохнула. — Сколько бы времени я тебе ни дала, его никогда не было бы достаточно. Мы оба это знаем. Была б твоя воля, ты бы возился с Элис еще лет десять. — Конечно, я бы этого не сделал. Это же смешно. Катриона ничего не сказала. — Еще пара недель. Это все, что мне было нужно. — И у тебя эти пара недель все еще есть. Ты ведь можешь работать удаленно, верно? Короче, мы отошли от темы. Все, что я от тебя хочу, это чтобы ты объяснил, что случилось, и убедился, что это не произойдет снова. — Этого не произойдет снова, — проговорил Алекс, все еще дуясь. — О’кей, со второй частью разобрались. Что насчет первой? — Я проверил все системы Элис, и все работает нормально. — Если все так, то почему уборщицу закрыло в ванной? — Это, наверное, был какой-то глюк. — Глюк? Таким образом ты пытаешься мне сказать, что не знаешь, что это было? Это звучит не очень успокаивающе. — Сожалею, что ты так это воспринимаешь, — в его голосе не было ни капельки сожаления. — Слушай, тебе нужно запомнить одно: программа Элис постоянно адаптируется к происходящему вокруг. Время от времени что-то неожиданное будет происходить. — Все еще не убедил, Алекс. — О’кей, давай попробую объяснить популярно. Ты ведь пользуешься виндой? Так что ты знаешь, какая это головная боль, когда «Майкрософт» заставляет тебя сделать очередное обновление. Несколько дней после этого неизбежно следуют проблемы. В основном, программа адаптирована, но учесть все нюансы и случайности, имея дело с миллиардами разных компьютерных систем, просто невозможно. Важно то, что ни одна из этих проблем, в сущности, не имеет большого значения, она не влияет принципиально ни на что. Через пару дней все приходит в норму, и ты об этом больше не вспоминаешь до следующего обновления. Что касается Элис, обновления идут безостановочно, поэтому время от времени что-нибудь слегка глючит, но терять сон из-за этого не стоит. — То есть, тебя это не тревожит? — Ни капли. Давай взглянем на это трезво, Катриона. Мы говорим о том, что дверь заело. Это ведь действительно мелочь. — И этого не случится снова? — Я прослежу, чтобы не случилось. — Это все, что я хотела услышать. Катриона вышла из «Скайпа» не прощаясь. Она взяла свой стакан с виски, осушила его в один глоток и снова наполнила. С Алексом бывало тяжело. Будь кроме него, еще кто-то, кто мог бы делать то, что делает он, она бы уже его уволила. Но таких больше не было. К сожалению, в своем деле он был лучшим, поэтому ей и приходилось мириться со всеми его выкрутасами. Она поставила ноутбук к себе на колени и перешла обратно на рабочий стол. Нужная ей иконка была в левом верхнем углу. Она дважды кликнула на нее, и на экране появились главные ворота дома «17» по Чёрч-роу. Все записи с камер были собраны в колонку слева. Их было десятки, слишком много, чтобы уместиться на одном экране. Она пролистала вниз, ища признаки жизни. Первые она обнаружила в комнате Беллы. Девочка была в постели. Уже становилось поздно, но она еще не спала. Вместо этого она играла на своем планшете, свет от дисплея подсвечивал ее лицо, придавая ему призрачное сияние. Единственным другим источником света был ночник на прикроватном столике. Он был в форме диплодока и рассеивал вокруг себя мягкое свечение с оттенком фиолетового. Коробки были сложены возле одной из стен, но их уже было меньше. Роудсы, определенно, ставили в приоритет распаковку в этой комнате, и это имело смысл. Они хотели, чтобы Белла привыкла к новому месту как можно скорее. Катриона стала листать список камер дальше, ища другие признаки жизни. В спальне хозяев она обнаружила Итана, изучавшего свое отражение в зеркале. На нем были только трусы-боксеры, и он вертелся так и этак, рассматривая себя со всех сторон. Он был в неплохой форме, но небольшой жирок, характерный для людей среднего возраста, был заметен. Никки вышла из ванной, увидела, чем он занят, и хохотнула. Она тоже была в одном нижнем белье и в значительно лучшей форме. Когда семейство Роудс осматривало дом, Никки особенно обрадовалась гимнастическому залу. Очевидно, что для нее тренировки не были простой показухой. Никки выскользнула из белья и надела через голову ночную сорочку, которая выглядела скорее удобной, чем сексуальной. Впрочем, этого, наверное, следовало ожидать после десяти лет в браке. Правда, не сказать, чтобы Катриона имела какой-то опыт замужней жизни. Она уже давно пришла к выводу, что она по своему складу была не семейным человеком. Ей было всего пять, когда мама ушла от них. Сегодня она была рядом, а на другой день испарилась, и Катриона никогда больше ее не видела. Когда она спрашивала у отца, почему так вышло, он каждый раз пытался замять эту тему, и постепенно она перестала задавать вопросы. Видя, как случившееся повлияло на него — и на нее саму тоже, — она решила, что брак не стоит таких страданий. Да и в любом случае, если ты повенчан с работой, откуда у тебя возьмется время на мужа? Роудсы забрались в постель, и свет погас. Некоторое время они копались в телефонах, потом выключили их тоже, и комната погрузилась во мрак. Катриона уже собиралась выключить компьютер и лечь спать сама, когда Никки хихикнула. Что-то в этом хихиканье остановило Катриону. А теперь Никки говорила Итану, что слишком устала, но звучало это не очень убедительно. Катриона поставила ноутбук на стол и взяла свой напиток. Она сделала глоток и стала всматриваться в пустой экран, силясь различить темные формы, двигавшиеся в полумраке. — Элис, — сказала она тихо, — можно как-то сделать изображение четче? — Конечно, мисс Фишер. Экран вспыхнул, темно-серые тона стали достаточно светлыми, чтобы можно было разглядеть кровать и силуэты Итана с Никки под одеялом. Теперь было достаточно ясно видно, что Итан был наверху, он склонился над Никки, чтобы поцеловать жену в шею. — И звук сделай погромче. Никки тихо застонала, потом опять. Катриона поставила стакан и, откинувшись на спинку дивана, стала смотреть и слушать. В какой-то момент ее рука оказалась в трусиках, и она сама тихо выдохнула. Глава 10 Звуки пения прервали сон Никки, спровоцировав выброс адреналина, который все в ней встряхнул и выкинул ее обратно в сознание. Ее глаза распахнулись, и пение прекратилось. В первую минуту она могла лишь лежать пластом, уставившись в темноту, ускоренно дыша и желая, чтобы сердцебиение пришло в норму. Это было не просто пение, это пела Грейс. Она закрыла глаза, и песня вернулась, более отдаленная, но все еще различимая. На этот раз она была на сто процентов убеждена, что это Грейс, потому что узнала песенку: «Хочешь слепить снеговика» из «Холодного сердца». Да и как было не узнать? Девочки с ума сходили по мультфильму почти полгода, пересматривали его снова и снова. Они знали каждую песню наизусть — черт, да Никки и сама знала их все наизусть после пары недель «на репите». Они при первой же возможности начинали петь, Грейс вела своим ангельским голосом, Белла вторила голосом не менее прекрасным, но чуть менее уверенным. Это песня всегда была у Грейс любимой. Она поначалу перепутала слова и пела «мы были неразлучные подушки» вместо «неразлучные подружки». Никки никогда ее не поправляла, потому что это было слишком мило. И даже когда Грейс сообразила, что напутала, она все равно продолжала петь «неразлучные подушки», потому что это смешило Беллу. Но Грейс умерла. Никки открыла глаза, и пение оборвалось. Как бы сильно ей ни хотелось верить в обратное, но Грейс ушла, и все ее песни ушли вместе с ней. Пусть так, но на долю секунды Никки удалось убедить себя, что все было иначе. Она закрыла глаза, пытаясь снова найти Грейс — желая найти ее сильнее, чем чего бы то ни было, — но она ушла навсегда. Никки сдержала всхлипывание, затем вытерла глаза и открыла их. Сон превратился в кошмар. С другой стороны, так многое в ее жизни теперь было подобно кошмару наяву. Такое происходит, когда умирает твой ребенок. Становится почти невозможно найти радость в чем-либо, потому что любой новый опыт омрачается воспоминанием о трагедии. Она скучала по Грейс каждый миг каждого дня, но бывали такие моменты, как сейчас, когда чувство утраты наносило удар с такой силой, что просто не хватало слез. Никки повернулась к Итану, чтобы проверить, спит ли он. Она не видела его в темноте, но слышала его тихое дыхание. Как бы там ни было, а смарт-стекло работало исправно. Темнота была чернее дегтя, как если бы они застряли в самой глубокой шахте. Может, дело было в том, что это их первая ночь здесь, может, в ее сне, но какова бы ни была причина, темнота сейчас давила на Никки так же, как в детстве. Она достала из-под подушки телефон и засунула его под покрывало прежде, чем включить, чтобы не разбудить Итана. Был уже почти час ночи, а она никогда не чувствовала себя более проснувшейся. Она выключила телефон, выбралась из-под покрывала и некоторое время просто лежала, глядя в темноту, слушая, как Итан мягко дышит рядом. Помимо его дыхания в комнате не было ни звука: тройной стеклопакет не впускал шум города. В их старом доме было иначе. Двойной стеклопакет отрезал большую часть звуков извне, однако отдаленный рокот машин и низкое жужжание пролетающих над домом самолетов все равно были слышны. Теперь ей не хватало этих старых привычных звуков, не хватало старого дома, не хватало той жизни, которой они жили вчетвером… Не хватало Грейс. Никки закрыла глаза, но сон был от нее далек как никогда. Она выждала еще пару минут, прежде чем признать свое поражение, потом тихо выбралась из-под одеяла. На один миг кратный замиранию сердца ритм дыхания Итана изменился, и она была уверена, что разбудила его. Она застыла на месте, а он тем временем перевернулся на другой бок, устраиваясь поудобнее. Даже после того, как он улегся, Никки оставалась неподвижна на несколько лишних секунд, чтобы убедиться, что он спит. Дверь бесшумно отъехала, когда Никки подошла к ней на цыпочках, и потом снова закрылась за ней. На краткий момент ее окутала темнота, потом включился свет. Он был тусклее, чем обычно, но его хватало, чтобы отыскать путь в комнату Беллы. Дверь была закрыта, когда она подошла к ней. Дверь осталась закрытой, когда Никки остановилась перед ней. — Открой дверь, — прошептала она. Дверь не сдвинулась ни на миллиметр.